Мы начали встречаться, я была на каникулах, в марте уехала в Китай, училась в университете в Цицикаре. Во время учёбы переписывались, а встречались на моих каникулах…
Потом Николай решил восстановиться в армии, долго не получалось, с началом войны на Украине, когда остро понадобились офицеры, восстановился. Случилось это летом двадцать второго. Его военная часть стояла в Хабаровском крае. Документы отвёз, приехал в Омск за вещами и позвонил мне, предложил встретиться, сказал, что едет в командировку на Украину. Сам напросился, чтобы отправили туда. Был командиром штурмовой группы.
Так вышло, до этого мы больше года не встречались, не переписывались, тут назначил свидание, это произошло в сентябре двадцать второго года. С волнением ехала на встречу, и он признался – не мог дождаться нужного часа, ничего не мог делать, подгонял время – скорее бы. Оба сожалели: вот дураки, столько времени потеряли – из-за ерунды дулись друг на друга. Вскоре он отбыл на Украину и получил тяжёлое ранение. Его группа штурмом взяла небольшое село, выбила «немцев», так Николай называл вэсэушников, те не успокоились, дождались подкрепления и пошли в ответную атаку. Николай запросил подмогу, передал координаты для артиллерии. Как говорил: арта нас проигнорировала, в то же время последовал приказ держаться до последнего.
Штурмовики оказались в тяжёлой ситуации, Николай решил отходить. Говорил: ежу было понятно, всех положат, немцев намного больше. Дал приказ отходить, сам с двумя бойцами остался прикрывать отход. Засели в здании почты, на полу валялись марки, конверты, журналы… Отстреливались из окон, вдруг поблизости от здания лёг снаряд. Николай говорит товарищам: сейчас будет ещё один пристрелочный, а третий наш – уходим. Не успели они уйти из здания, снова разрыв, одного бойца выбросило в окно, у второго перелом лодыжки, до сих пор восстанавливается. Кусок стены упал на ногу. Николаю больше всего досталось, сразу после взрыва потерял сознание и очнулся только в больнице. Между этими событиями ничего не помнит, бойцы нарисовали ему картину действий командира. Через минуту после прилёта пришёл в себя и начал отдавать команды: ты делаешь то, а ты – это. Командовал, будучи в автоматическом режиме, ничего из того не помнит. Бойцы его вывели из опасной зоны, стали оказывать первую помощь, не дал поставить себе обезболивающее, когда ребята начали разрезать форму, стал громко возмущаться: чё форму режете, дайте автомат, надо идти вперёд! У него осколками посекло руки, правое колено серьёзно зацепило. Все руки и ноги были в шрамах.
В больнице того хуже. Приходит в себя, открывает глаза, и его охватывает ужас: на стенах плакаты на украинском языке. В голове перемкнуло: в плен взяли! Оценил ситуацию – в палате один. Решил: надо подрываться. В окно выбрался и дёру. Больница на окраине посёлка, догнали только в поле. Летит, а в спину кричат: да стой ты, мы свои, не немцы! Он ещё быстрее: так я вам и поверил. Догнали, повалили. Обратно Николай идти не смог, адреналин кончился, нога отстёгивается – боль в колене невыносимая. Понесли беглеца на носилках.
Кроме колена, было повреждение головы, сломана височная кость. Я грешным делом не один раз думала: лучше бы не срослась, поставили бы пластину и комиссовали. Он радовался – быстро срослась. Колено подлечили и направили в психиатрическое отделение, ведь ранение в голову. Начинал лечиться на Донбассе, потом переправили во Владикавказ.
Рассказывал: «Два дня лежу в психиатрическом, никакого лечения, но не отпускают. Всех врачей-психиатров прошёл, признают адекватным, но держат. Из лекарств одни витамины. Прошу главврача: «Отпустите, всё одно никакого лечения, а витаминки дома попью». У главврача свой взгляд на ситуацию: «Да не могу отпустить. Полежи чуток». Николай: «Чуток – это сколько?» Главврач начал темнить, мол, дескать, вот так с ходу не определить, нужно подождать, а время покажет. Тогда Николай спрашивает: «У тебя были случаи побега больных?» «Нет, конечно, – главврач удивился. – Никогда». Николай успокоил: «Значит, будут! Жди!»
Главврач видит – пациент своеобразный, чтобы не учудил, решил дать послабление: «Никого в город не отпускаю, тебе разрешаю, главное не убегай, иди, когда тебе нужно, но возвращайся в положенное время».
В отделении такие же раненые, он набирал заказы, кому что купить, погуляет по городу, по магазинам пройдётся. Но и эта свобода не в радость, устал от безделья, бесцельного шатания по улицам, в конце концов уболтал главврача – выписал.
В командировке, пока находился на территории России, писал мне в ВКонтакте, перебравшись на Украину, перешёл на Телеграм. Напропалую врал. Нарисует курортную картину: барашка в деревне купили, зажарили, концерты сами себе устраивают – гитара по кругу, песни поют, байки рассказывают. Ни разу не написал, что идут на операцию или что-то в этом роде: всё, дескать, хорошо, всё нормально, прохлаждаемся пока, ты не переживай. Ну, не переживай, так не переживай.
К хорошему быстро привыкаешь, каждый день пишет, но 26 сентября как обрезало, ни слова, ни полслова. И пропал на несколько дней. Дай, думаю, сама напишу. В ответ 29 сентября присылает фото, вся голова перебинтована, худющий. Сам по себе худой, а тут скелет, но улыбается счастливо. Только 2 ноября приехал в Омск, дали отпуск по ранению. Тогда-то и поведал, на каком курорте прохлаждался.
Каждый день встречаемся, наговориться не можем. Одиннадцатого ноября пишет эсэмэску в Ватсапе, предлагает вечером поесть китайской еды в ресторане «Ни Хао». Знает, люблю китайскую кухню. Была пятница. К концу недели я сильно устала, а следующий день суббота, самый тяжёлый – ученики с утра до вечера, уроки один за другим. Короче, отказала. Он звонит: я к тебе приеду, больше двадцати минут не займу. Тут до меня начинает доходить, что-то тут не то, не просто поесть приглашал. Приезжает, у меня урок, и он минут двадцать маялся в коридоре. Дверь стеклянная, ученика слушаю, а сама на Николая поглядываю. То сядет на диванчик, какие-то секунды посидит, встанет. Ученик распрощался и дверь не успел за собой закрыть, Николай заглянул: можно? Сел на стул, на котором вы сидите. Интересно наблюдать за волнующимся мужчиной, на шесть лет меня старше, взрослый дядька, всего повидавший, а сидит растерянный, пальцы подрагивают. Несколько фраз, ничего не значащих, произнёс потом: «Маша, я себя школьником чувствую, не знаю с чего начать». И достаёт из кармана маленькую малинового цвета коробочку, говорит: «Хочу, чтобы стала моей женой на всю оставшуюся жизнь! Это тебе!» Передо мной на стол кладёт коробочку, продолжает: «Подумай, Маша, с ответом не тороплю. Потом скажешь по телефону, что решила. Я тебя, Маша, очень люблю».
Мы общались на протяжении пяти лет, я приезжала, уезжала в Китай. Больше года не виделись. В двадцатом он позвонил, предложил кофе попить, у меня не было настроения, сказала: не хочу. Больше не звонил. Двадцать первый год прошёл без встреч, жизнь заново свела перед его отъездом на войну.
Честно скажу, думала о будущем с ним рядом, но решиться сразу не могла. Открываю коробочку, в ней серёжки с камнем и его фотография. Камень, как его глаза, голубые-голубые. Ещё в коробочке маленькая, как на документы, фотография в военной форме. Я посмеялась: «Если скажу «нет», то останется фото на память, если соглашусь – буду в кошелёчке носить». Заулыбался: «Правильно мыслишь, однако».
Два дня я думала и согласилась. Это было тринадцатое ноября.
Звоню:
– Я согласна.
– Я так соскучился, – захлёбываясь, заговорил в трубку, – так хочу обнять тебя! Когда ты, Машенька, улыбаешься, мне ничего в жизни не надо. Ни-че-го!
Встретились, первым делом выпалил:
– Ты что так долго думала? Извёлся, каждую секунду ждал звонка. Ночью просыпался и сразу за телефон, вдруг пропустил.
– Это ведь не предложение кофе попить, – кокетничаю. – Шесть лет ждал, что уж два дня не потерпеть сильному мужчине.
– У меня аппетит пропал, ничего в горло не лезло. Одно в голове: согласится или откажет.
– Если бы отказала? – спрашиваю.
– Не хотел думать об этом.
Сколько у нас было счастливых моментов. Он получил компенсацию за ранение, купил квартиру. Пусть не новую, но хороший дом, район. Мне объявил по факту – купил. До этого ни слова. Повёз показать, посреди комнаты письменный стол и два стула – всё. На кухне гарнитур от прежних владельцев.
– Какой ты молодец! – похвалила. – Какой классный! Правильно распорядился деньгами! Никакая не ипотека! Надувной матрац покупай да живи.
Сижу на стуле, восторгаюсь, он перебивает:
– А чё сидишь, поехали за матрацем!
Купили матрац, шампанское. Такая у нас была первая ночь в той квартире. Вернувшись после ранения, совсем перестал пить. Не скажу, сильно увлекался до этого, но если было настроение, мог выпить. После ранения в какую бы компанию не приезжали, категорично отказывался: перенес тяжёлое ранение, нельзя. Мне говорил: мало ли что может произойти, вдруг какую-нибудь белку словлю после выпитого, что тогда будешь со мной делать? Переживал и опасался. В тот первый вечер в его квартире бокал шампанского выпил. Да какой бокал? Пластиковые стаканчики, а на закуску мармеладки купили в магазине.
Сам взялся за ремонт. «Зачем буду нанимать? Не мужик, что ли» Поменял линолеум на кухне, поклеил кафельную плитку, обои. До комнаты руки не дошли, переживал, уезжает, не завершив ремонт, хотел полностью закончить.
Ещё был момент до свадьбы. Новый год отпраздновали. Дня через два поехали в Красноярку. У нас в семье традиция после Нового года выезжать за город в ту же Красноярку или Чернолучье на горках кататься, на коньках. И мороз нас не остановил, градусов двадцать пять было. Я поехала в короткой шубке, но штаны лыжные, на синтепоне. Николаю показалось, замерзну в таком наряде. Уйдя из армии, работал на севере на вахтах, с тех времён осталась тёплая куртка, штаны. Он приносит куртку из машины:
– Надевай.
– Да ты чё, – весело завозмущалась, – как я её надену такую здоровенную, пугало и пугало буду!