Надо сказать, когда Ваню провожали на войну, крест на него надели. Мать заставила, я своё слово сказала, согласился.
Получилось так, что в укрытии командира взвода или отделения не было. Так бы Ваня к командиру обратился – надо уходить. Безоговорочно поверил прозвучавшему в нём «уходи». Кроме него, сидело четыре человека, все, как он, рядовые бойцы.
– В голове у меня пульсирует: уходите! – рассказывал Ваня. – Я поднимаюсь и говорю: парни, поверьте, срочно надо уходить, оставаться опасно. Кто со мной – пошли. Двое выскочили следом, двое остались. Рядом был окоп, туда мы перебежали. И остались живы, – Ваня посмотрел мне в глаза, – а те оба двести. Мина.
Ох, как меня подмывало съязвить в ответ на многолетнюю обиду: ты меня дурой, лоб расшибающей в церкви, обзывал, а видишь, как оно бывает, Бог тебя, неверующего, спас. Почему? Потому что честно воюешь за правое дело. С трудом сдержалась, чтобы не влепить ему перца в отместку за прошлые смешки, ухмылки, только и сказала:
– И хорошо, что послушался, Ваня, голоса Бога.
Мы подъезжаем к университету инженеров железнодорожного транспорта. Расстаёмся с Ольгой Анатольевной.
– На сто процентов уверена, – говорит на прощание, – женщины вам напели: Ольга Анатольевна главный организатор, мотор, наша палочка-выручалочка. Это не совсем так, совсем не так. Я отдел материального снабжения, завхоз. Не будь в Азово вот таких самоотверженных тружениц, болеющих за страну, жизнестойких, повторяющих, «чужих детей не бывает», – ничего бы не вышло. Они мне пример, моё вдохновение. Сильные женщины. Я и сама не слабая, но у них есть чему поучиться.
Расстаёмся, иду на остановку, сажусь в автобус. День получился насыщенным, останется в памяти яркой страницей. Так бывает, когда встречаюсь с воинами, хлебнувшими войны. Мастерицы, вышивающие иконы, каждый стежок сопровождают молитвой. И плетуньи так изготавливают сети. Они сердцем на передовой. И не верьте, кто скажет – сердцем не считается. Ещё как считается. Без молитвы матерей победы сыновей не бывает.
Под богородичным
С Игорем договорились о встрече по телефону и сошлись в середине летнего дня в кафе, пили чай, разговаривали. Кафе наполовину стекляшка, две прозрачные стены выходят на одну из центральных улиц города. Неслышно проезжают маршрутки, автобусы, легковые машины, проходят мимо нас по тротуару озабоченные пешеходы. Город живёт будничной жизнью, а там, откуда четыре дня назад прилетел мой собеседник, война. Игорь профессиональный строитель и по сегодняшним меркам профессиональный воин. Не военный строитель, по отдельности воин и строитель. В сорок лет в 2014 году поехал на Донбасс защищать Русский мир, потом был «Вагнер», Сирия – освобождал Алеппо, Пальмиру. В двадцать втором году подписал первый «украинский» контракт, три месяца воевал на Донбассе, в начале лета двадцать третьего подписал новый контракт. В Омск приехал в краткосрочный отпуск по семейным обстоятельствам. Высокий, сильный, на шее крестик. В бронежилете должен смотреться богатырём. Речь размеренная, в суждениях категоричен, в меру откровенен. Если мой вопрос касался информации, которую можно отнести к ДСП (документам служебного пользования), к примеру количественный состав военного подразделения, отвечал уклончиво. Хотя эти данные легко отыскать в Интернете, не озвучивал, предоставлял возможность самому отыскать интересующее.
В данной книге часто даю высказаться герою от первого лица. Делаю это и на этот раз, веду рассказ от Игоря.
В пацанах мечтал стать военным. Рос умненьким, участвовал в математических олимпиадах, много читал. Кстати, на войне на отдыхе с некоторых пор понравилось читать. Попадётся хорошая книга, обязательно проглочу. Крайнюю нашёл в разбитом доме, Фейхтвангер «Безобразная герцогиня Маргарита Маульташ». Мина снесла угол дома, валяются на земле кирпичи, битое стекло, и книжка лежит. Исторический роман. С удовольствием прочитал. После школы хотел в военное училище поступать, мне старший друг говорит: не торопись, сходи сначала срочку отслужи, посмотри на армию изнутри. Шёл 1988 год. Посмотрел на армейскую систему, она отучала думать. Не думая, следуй уставу, и точка, это не по мне. Демобилизовался и пошёл в Омский автодорожный институт на инженера-строителя.
Когда началась первая чеченская, была мысль поехать в Чечню, остановило – воевать внутри страны. В четырнадцатом сразу поехал на Донбасс. Под Изварино мы окружили вэсэушные бригады, надо было добивать их, дальше идти, да начались непонятки – делёж власти, активов, в наших частях внутренние разборки пошли. Себя я во всём этом не увидел. Стало неинтересно. Был порыв у парней идти на Киев, это мы в Омске не знали, что за зверьё нацики-западенцы, на Украине местные прекрасно понимали, ничего хорошего нельзя ждать от выродков. Донбасс железно был за нас, но нас притормозили. Пополнение было, оружие было, но наступление остановили. В прошлом году под Изюмом воевал, было много ребят, кто поднимал в Харькове восстание в четырнадцатом. Они рассказывали, город был во многом за них, полицейские им ничего не делали, а потом нагнали ментов-западенцев с Волыни. Те начали жестко вязать восставших, разоружать, хотя оружие мало у кого было. Под Изюмом воевал вместе с ребятами из Одессы, говорили: настоящие одесситы ждут наших и ненавидят бандеровцев. Конечно, за восемь лет, прошедших с четырнадцатого, многим мозги задурили. Даже на Донбассе молодёжь обработали. На освобождённых в двадцать втором территориях пятьдесят на пятьдесят отношение к войне. И всё же Донбасс никогда не ляжет под Украину.
Когда в четырнадцатом начались непонятки, я засобирался домой и в разговоре с одним офицером бросил, что воевать надо или за идею, или за деньги, а не в угоду какому-то дяде, чтобы он мошну набивал… Мне в ответ: можно и за деньги. Вот тогда и узнал о ЧВК «Вагнер», вагнеровцы тоже воевали на Донбассе. Давай, говорю, явки, пароли, телефоны. Этот разговор привёл к тому, что в 2016-м я поехал в Сирию. Вот где приобрёл настоящий опыт, работал с офицерами-профессионалами, бойцами. Долбали игиловцев под Алеппо, освобождали Пальмиру.
Началась СВО, решил для себя: понадобится – поеду. Быстро пришло понимание – скоро война не закончится. Поговорил со знакомыми вагнеровцами, воюющими на Украине, как и в четырнадцатом, были мутности: этот объект арта может накрывать, а вот тот не моги, хотя там укропы военную технику прячут…
В мае двадцать второго заключил контракт с Министерством обороны на три месяца. В «Вагнере» привык к знающим офицерам, настоящим воякам, тут замкомбат достался ни в дугу… Не могу сказать доподлинно, что им двигало, хотя догадываюсь – политические очки набирал. Когда-то окончил институт с военной кафедрой, стал офицером, но пулемёт РПК от ПКМ отличить не мог. Считал – один и тот же. Про остальное и говорить нечего. В «Вагнер» такого офицера на порог бы не пустили. Хорошо, в основном мы были под управлением спецназовцев 16-й бригады. Те, слава богу, профессионалы.
Богородичное взяли, я замкомбату честно влепил: от тебя вреда больше, чем пользы, из-за тебя гибнут люди. Если сам, говорю, не соображаешь, советуйся. А если кто из моего взвода из-за тебя погибнет, я тебя завалю. Не напрямую влепил, тактично выразился: навредишь моему взводу – обнулим за вредоносность. Был из Москвы, в мирной жизни какой-то там менеджер и суетился по политической части, на выборах партийной шишке помогал. Покрутился в армии месяцев пять и слинял в Москву, это уже без меня. Но «Мужика» – орден Мужества – получил. Моему взводу хоть бы одному «За отвагу» дали. Это при том, что за операцию по освобождению Богородичного многих батальонных наградили, взвод был не из последних, наоборот. Замкомбата отомстил мне. Ну да ладно, зато мои живы все.
С офицерским составом плохо обстояло, мне, рядовому, роту предлагали. Понятно, у меня реальный военный опыт. Да одно взводом, отделением командовать, рота совсем другое – такое количество людей на смерть вести.
Замкомбата в отместку за мою угрозу нивелировать его взял и засунул мой взвод даже не на передовую линию, на пятьсот метров дальше. Поставил задачу организовать скрытый наблюдательный пункт. В серой зоне стояла отличная животноводческая ферма. Брошенка. Хозяин – молодец мужик, всё из кирпича: три добротных коровника, кошарник, зернодробилка, два ангара с зерном, под навесом комбайны, отдельно домик, мы его называли офисом. Коровы, овцы. Обстрел начнётся, овцы суматошно начинают бегать… Собака с шестью щенками жила. В отличие от овец сообразила, где устроить бомбоубежище для себя и потомства. На ферме сливные лотки, на них металлические крышки, арта начинает работать, собака со своим выводком юрк в лотки под эти крышки…
На пустующую ферму мы в восьмером просочились по темноте, проползли, чтобы никто знать не знал о нашем присутствии. Под наблюдательный пункт я выбрал один из коровников. В кирпичной стене понаделали отверстий. До противника по прямой через чистое поле пятьсот метров. Слева лес, тоже серая зона, через него ходил в деревню в штаб батарейки к рации менять.
Круглые сутки следили за передвижением противника. Засекли координаты всех опорников, отслеживали появление танков, броников и отправляли донесения в штаб. Укры в конце концов заподозрили наличие под боком у них наводчика, не успела техника появиться у опорников, наша арта накрывает. Ферма попала под подозрение. Начали долбить из миномётов, танков. Коровники целёхонькие стояли, в них дырок понаделали, землю воронками перерыли. Такой поворот событий я предполагал. Как пришли на ферму, в первый день разобрали в коровнике в одном месте бетонный пол, сделали окоп в рост человека, накрыли его досками пятидесяткой, сверху мешки с землёй. Как артналёт – туда.
Неделя прошла, в очередной раз укры миномётами накрыли, сидим в окопе, парни говорят:
– Ворон, не пора ли нам сваливать отсюда, пока целы? Чем дольше сидим, тем больше мин сыплется. У нас до конца контракта меньше месяца, лучше бы досидеть по-тихому в другом месте. Здесь слишком жарко стало!