Долго с Женей в тот самый первый раз, как вернулся с войны, разговаривали. «Я знаю, мама, ты тоже стала ходить в церковь. Рамзан Кадыров не имеет отношения к нашей церкви, но ты мысленно молись за него, я очень благодарен ему и его бойцам, если бы не они». Благодарен, что остался жив. «Дважды, – рассказывал, – мог уйти на тот свет. Нас, русских добровольцев, оберегали его парни. Идём на операцию – чередуемся: чеченец, русский, чеченец, русский». Однажды дорогу переходили, вдруг чеченец со всей силы толкнул Женьку, отшвырнул грубо в сторону, Женя в первое мгновение психанул, что за обращение. Оказывается, тот увидел опасность, в результате пули просвистели над Женькой, а так бы ему достались. Второй раз чеченец прыгнул на него, увлёк в воронку, начался артобстрел, мина разорвалась рядом. «Когда первый раз увидел их, – рассказывал, – не по себе стало. Бородатые все, показались угрюмыми. Но настоящие воины и люди». Даже пафосно сказал: «Какие у них сердца! Два раза Рамзана Кадырова видел. В восторге от него. Это счастье воевать с такими командирами и бойцами, не жалко и умереть рядом с ними».
Договорились, я прилечу в Лучегорск на осенние каникулы, уже купила билет на самолёт. Двадцатого сентября Женя звонит:
– Мама, двадцать второго отправка.
– Куда?
– Мобилизовали меня.
Думаю, не будь мобилизации, он бы все равно вернулся туда. Они многие говорят: дело не доделано. Кто в первый раз не сломался, их тянет на войну.
Мысль, что Женя не вернётся, пришла в начале февраля, когда Наташа мне сказала… Мы договорились ничего друг о друге не скрывать, но она несколько месяцев скрывала, что Жене дали в подчинение пятьдесят человек с судимостью, которые подписали контракт с ЧВК «Вагнер». Когда открыла мне это, я ей ничего не сказала. А дочке говорю:
– Женя не вернётся.
– Мамочка, что ты такое говоришь? Разве так можно?!
– Он не вернётся.
Папа мой воевал и рассказывал, что в Великую Отечественную тоже на передовую отправляли заключённых. Так и говорил: «Как пушечное мясо их бросали в самое пекло». Пронзило меня: вот и Женька мой так же. Он не сделает, совесть не позволит, что они пойдут, а он будет отсиживаться.
В школе за всех заступался. На всю жизнь запомнила. Я работала в школе, где Женя учился. Иду мимо кабинета директора, слышу голос Жени. Он в десятом классе был. Думаю, наверное, что-то натворил, раз к директору вызвали? Мы, учителя, в кабинет директора спокойно входили, Виктор Дмитриевич Галицкий чудесный был. Захожу, спрашиваю, что случилось, Виктор Дмитриевич смеётся:
– Да вот наш праведник пришёл за друга заступаться.
Химичка у них была из натур, которые не могут не опоздать. Это было у неё хроническое. Звонок на урок прозвенел, Женька с другом Витей сидят за первой партой, вытянув ноги. Парты маленькие, а они парни высокие. Ноги вытянули на весь проход. Химичка не заходила в класс, врывалась ураганом. Женщина большая, энергичная, она в тот раз минут на пять опаздывала, наконец дверь с треском распахивается, она влетает, Женька успел убрать ноги, а Витя замешкался, не среагировал вовремя. Их было четверо друзей, так по жизни и держались – Женя, Витя, Саша, Рома. Все были на похоронах, сейчас поддерживают меня… Химичка запинается за ноги Вити, со всего маху грохается на пол, в руках несла стопку тетрадей, журнал – это всё летит во все стороны, она падает. В классе немая сцена, воцарилась жуткая тишина. Кто-то бросился помогать химичке. Она в ярости вскакивает, колготки на одном колене порваны, подбегает к Вите, хватает его за грудки, рвёт рубаху, пуговицы летят на пол, и тащит такого верзилу к директору. «Это тебе даром не пройдёт! – грозится на полную громкость. – Я добьюсь исключения из школы!» Витя пытается сказать, не надо его тащить, он сам пойдёт, она ничего не слышит, не отпускает его.
Проходит пять минут, десять. Класс делегирует Женьку: узнай, что там такое? Мой сын рассказал директору, как было дело, никто учительнице подножку не собирался специально ставить, так получилось. Инцидент в конце концов был исчерпан, Витя извинился перед учительницей, та успокоилась.
Женькины однополчане Саша Олимпус, а также Кирим Протектор, из Дагестана парень, говорили, что Женька мог не идти в тот день на штурм. Но ему совесть не позволила их отправить, а самому остаться. И ещё – он первым шагнул к дому, в котором была засада, и получил очередь из автомата.
Владыка Пётр читает молитву, которая более года звучит в наших храмах за каждой литургией. В ней мы просим у Бога силою Его дать нам Победу. Просим помощи в одолении врагов, ополчившихся на нас, жаждущих в слепой извечной злобе погубить Россию: «Воины и вся защитники Отечества нашего в заповедех Твоих утверди, крепость духа им низпосли, от смерти, ран и пленения сохрани! Лишенныя крова и в изгнании сущия в домы введи, алчущия напитай, недугующия и страждущия укрепи и исцели, в смятении и печали сущим надежду благую и утешение подаждь! Всем же во дни сия убиенным и от ран и болезней скончавшимся прощение грехов даруй и блаженное упокоение сотвори!»
Меня поддерживают Женины одноклассники, их семьи. И вагнеровцы, с кем воевал Женя. Кирим приезжал в Лучегорск, навещал Наташу. Извинился, что не уберёг Женю. Вместе были в том роковом бою. Кирим дал себе слово встретиться с жёнами, матерями всех погибших товарищей. Уже объехал нескольких. Вежливый, предупредительный. Первый раз позвонил, спросил, всё ли у меня в порядке со здоровьем. Очень удивился, что я в семьдесят три года работаю. Говорю, буду работать, люблю школу, это моя жизнь. Коллектив у нас очень хороший, не тяжело работать. Единственное, проблемы со зрением, а надо у компьютера много сидеть. Онколог говорит: освобождайтесь от гаджетов, компьютеров. А как без них? В этом году уговорила директора, я учитель начальных классов, освободить от четвёртого класса, дать продлённую группу, это легче. Директор пошла навстречу.
Кирим сказал Наташе, что никак не может решиться на поездку ко мне, личную встречу. Я его пригласила, сказала – очень бы хотела поговорить с ним, он выносил Женю после боя.
Первым из Жениных однополчан ещё в апреле позвонил Саша, позывной Олимпус. Представился, сказал, что служил с Женей, хорошо его знает. Сейчас мы напуганы, кругом мошенники, могут хоть кем себя назвать, Саша в разговоре сказал такие вещи, которые может знать только тот, с кем Женя делился личным. Женьку называет братом. Все его так называют.
Олимпус хватил в жизни лиха. Детдомовец. В первом нашем разговоре сказал:
– Всю жизнь хотел кого-нибудь называть мамой, вы не будете против?
Я поначалу смутилась – ни да, ни нет. Он ровесник Женьке, сорок три года. По логике, если он говорит «мама», я должна сыном называть, но у меня один сын – Женька. Поначалу сердцем не приняла эту просьбу. Просто промолчала. Прошло время, сейчас называю его сынулей. Каждый день звонит, утром или вечером. Бывает – и утром, и вечером.
Психика расшатана. У них, у всех воевавших, посттравматический синдром. На него часто накатывает, видит во всём и во всех плохое. Пытаюсь переубедить, что хороших людей больше:
– Саша, ты не прав, не все такие.
Озлоблен. Вернулся с войны, никуда на работу не берут. Живёт в станице в Ростовской области.
– Выйду за ворота, – говорит с неприязнью, – парни наглые, пьяные болтаются без дела, там люди за них гибнут, Донбасс совсем рядом, а они молодые, сильные…
В первом нашем разговоре заявил:
– Не знаю, будете со мной разговаривать или нет, сразу скажу: у меня судимость, отбывал серьёзный срок, из зоны пошёл воевать.
– Ну и что, – говорю, – в жизни всё может случиться.
– Вы – второй человек в моей жизни, кто так отреагировал. Не удивился, что я зэк в прошлом. Женя тоже сказал: «Зато ты настоящий». Бывало, ругал меня, по делу ругал, не обижаюсь. Он был за справедливость всегда.
Саша благодарен Жене за эти слова: «Пусть сидел, зато ты настоящий!»
Тяжело ему, позавчера вечером позвонил:
– У меня желание сесть в машину, разогнаться, – у него машина, благо, сейчас в ремонте, – и уйти на тот свет к брату Жеке.
Говорю:
– Саша, это не выход. Жизнь лёгкой не бывает. Тебе досталось, как мало кому, столько испытал. Детства нормального не видел, рос без родителей, воевал. Остался живой после такой мясорубки, и теперь сесть за руль и врезаться в бетонную стену. Ты Женю зовёшь братом, меня мамой. А обо мне ты, сынок, подумал? Я потеряла Женю, ещё и тебя… Мы за полгода стали родными, ты меня очень поддерживаешь своими звонками, и опять я буду одна…
Мне кажется, он был выпивши. Хотя их порой трудно понять, почти все заикаются после контузии. Я ведь со многими общаюсь…
Это было ещё до гибели Жени – позвонили из Лучегорска, попросили навестить парня. Недалеко от моего дома госпиталь, парня туда привезли из Донбасса, оторвало взрывом руку. Несколько раз ходила к нему, деньги родители прислали, смартфон попросили купить. И меня затянуло. Его уже выписали, а я продолжала ходить, это стало потребностью. Пока с ним общалась, с другими познакомилась. Много ребят с Сахалина, Сибири, Дальнего Востока.
Каждую субботу, стало уже потребностью, иду. Суббота у меня выходной, и у них с десяти утра свободное время, рядом с госпиталем парк, выходят туда. В школе рассказала женщинам, тоже появились желающие. Не скажу – шефство. Напекла, например, одна пирогов и понесла. Они смущаются, начинают отнекиваться: нас хорошо кормят. Мы им ягоды летом носили, сначала клубнику, потом вишню. Они, как дети, радуются угощениям, нашим визитам. Для меня, конечно, они дети и внуки. Молоденькие – девятнадцать, двадцать лет. Безрукие, безногие выезжают на этих инвалидных колясках. Картина не для слабонервных. Человек сорок на колясках. Да молодые все… Начнут играть в футбол на инвалидных колясках. И азартно так, ну, дети и дети…
Кто без рук, их вывозят на прогулку.
В одно из первых моих посещений парень без ног говорит:
– Вы нас простите за наше уродство, беспомощность… Вот такие мы теперь.