Он учил отца Дионисия, с кем сотрудничать по организации духовной жизни в учебном центре, решать те или иные вопросы. Поведал историю из своей практики, произошла, когда был настоятелем главного храма ВДВ, коим является Благовещенская церковь в Сокольниках.
– День был обычный, – начал рассказ, – отслужил литургию и вдруг звонок от знакомого комбата. Он просил, как можно быстрее приехать на аэродром. Ситуация возникла из ряда вон. Срочников привезли на прыжки. У бойца не раскрылся основной парашют, парень не растерялся, задействовал запасной, без проблем приземлился. Но остальных взял мандраж. Как один отказались прыгать. Позор – десантники отказываются прыгать. Комбат не знал, что делать. Понимал, ситуацию надо переломить именно сейчас, ни в коем случае нельзя откладывать на потом, парни должны прыгнуть…
Отец Михаил сел в машину и на аэродром. Захватил кропило, святую воду. Прочёл бойцам молитву, благословил иконой Пресвятой Богородицы «Благодатное небо», где Пречистая с Богомладенцем на руках стоит на облаке в небесном просторе. Затем попросил парашют, надел и пошёл с бойцами в самолёт.
– Я прыгнул первым, они за мной! Мы с тобой десантники, – говорил отец Михаил, – только не с автоматом, а с крестом. В Чечне учил солдат: духи идут в атаку с криком «Аллах Акбар!», а вы на них с «Христос Воскресе!». Самое интересное, отступали духи. В Беслане подросток крикнул духу в лицо: «Христос Воскресе!», когда тот ткнул в крестик на груди мальчишки дулом автомата и потребовал снять. А мальчишка, окрылённый вырвавшимся у него из груди «Христос Воскресе», прыгнул в окно. Следом ещё без малого сотня малышей, минуту назад запуганные, трясущиеся от страха, вдруг стали один за другим прыгать. И спаслись. С нами Бог!
Позже, когда командир учебного центра спросит отца Дионисия: не желает он пройти курс молодого бойца, батюшка с ходу согласится. Три месяца жил в казарме, освоил стрелковое оружие, сделал несколько прыжков с парашютом. После первого прыжка позвонил отцу Михаилу, доложил о курсах, о прыжке.
– Вот это правильно! – похвалил тот. – Будешь настоящим де́сантом! Ты же знаешь наш девиз: делай, как я. Тогда как «делай, как я сказал» – это не полезно для нас. Покажи сам, как надо.
Они и до войны встречались довольно часто. Всякий раз, когда отец Михаил приглашал в Москву на сборы военного духовенства или решать какие-то вопросы, батюшка Дионисий ехал с радостью.
– С ним всегда было интересно, – вспоминает он, – говорил так, что хотелось запомнить каждое слово. Яркий, умный, знающий, ироничный и высокодуховный. Всё, что я знаю, всё, что умею, это благодаря ему. Постоянно интересовался ходом строительства нашего храма, помогал в благоукрашении. Звонит: «Батюшка, паникадило надо?» В одном из храмов Москвы меняли паникадило. Я без раздумий согласился. Во вкусе отца Михаила был уверен. Сегодня просто замечательное паникадило в память о нём украшает наш храм. Благодаря ему нам передали лепнину для иконостаса – колонны, ангелы, декоративные элементы.
Когда началась военная операция, отец Михаил позвонил отцу Дионисию, предупредил:
– Готовься к командировке, мы парням сейчас нужны как никогда!
Неоднократно вместе ездили за «ленточку», исповедовали, причащали, служили молебны. Случалось, жили в одном блиндаже. Утром разъезжались по подразделениям, вечером собирались, а то и по окопам вместе ходили. Могли оказаться рядом и в тот роковой день осенью двадцать второго года в Херсонской области. Правый берег Днепра ещё не покинули наши части, не отступили на левый, ВСУ шли в наступление, активно работала украинская арта.
Разминулись батюшки в несколько дней. Командировка отца Дионисия закончилась, предложили продлить, он бы согласился в другое время, но пятого ноября дочери Мелании исполнялось четырнадцать лет. На просьбу, а это была просьба, продлить командировку ответил: «Что хотите делайте, но пятого ноября буду поздравлять дочь с днём рождения».
Шестого ноября отец Михаил объезжал позиции десантников вместе с иереем Александром Цыгановым из Пскова, тот окормлял 76-ю десантно-штурмовую псковскую дивизию ВДВ. Ехали отцы на бронированном автомобиле, украинский БПЛА выследил его. Машина остановилась, отец Михаил спрыгнул на землю, сделал два шага, тут же в каких-то метрах разорвался снаряд «хаймерса», начинённый шариками. Отец Михаил погиб мгновенно. Отец Александр не успел спешиться, умер через десять дней в госпитале. Не исключено, охотились именно за «батюшкой ВДВ», тратить дорогостоящий (под миллион долларов) залп «хаймерса» на двух-трёх бойцов нерационально. Противник прекрасно знал, что за личность протоиерей Михаил, какую роль играет в войсках и на передовой.
Синодик отца Дионисия по убиенным воинам стал длиннее на два имени.
Командировки на войну стали обычным делом для него. Раз в два-три месяца приходит телеграмма, «тревожный чемоданчик» (у батюшки это рюкзак) всегда готов, подхватывает и в аэропорт. В начале военной операции на Украине причину отлучки следовало держать в тайне. Прихожане, конечно, догадывались, куда девался их полковой батюшка, если вдруг вместо него начинал служить в храме другой священник. Большая часть паствы отца Дионисия так или иначе связана с учебным центром ВДВ. Как и в других храмах, прихожане Свято-Вознесенского в большей своей части женского пола. Да только у кого-то супруг в прошлом или настоящем офицер, а кто-то из женщин является военнослужащей. Так что прекрасно понимали, где находится их батюшка, и усиленно молились за него, пока окормлял воинов на передовой. С некоторых пор командование перестало напускать таинственность на поездки священников за «ленточку», уезжая, батюшка открыто просит молитв у своей паствы.
У прихожан просит, у родителей нет. И когда секретно было, и с отменой тайны не сообщает о поездках на войну. Был случай, не сдержался, позвонил в Новосибирск, открылся отцу. Потом сожалел и сделал вывод: так поступать нельзя. В тот раз ехал в самое пекло. Штурмовые отряды десантников с переменным успехом наступали, враг активно оборонялся, снарядного голода не испытывал, украинская арта работала день и ночь, обрушивая тонны металла на наши позиции. Это было ещё до гибели отца Михаила. Он знал о командировке отца Дионисия, сам устанавливал очерёдность отправки полковых священников ВДВ на фронт, позвонил в Омск, предупредил о серьёзности поездки.
Отец Дионисий прибыл в Москву, оттуда предстояло на самолёте лететь в Ростов-на-Дону, там его встретят десантники и повезут за «ленточку». Одет был по-военному, без подрясника. В московском аэропорту на него вдруг навалилась тоска. Страшно неуютно сделалось на душе, что показалось дурным предчувствием. Достал телефон, немного поколебавшись, позвонил отцу:
– Папа, ты меня прости за всё. – Набежали слёзы.
– Папа, я в аэропорту в Москве, лечу в командировку. Прости меня, дорогой, за всё прости.
– Куда в командировку?
– Ты же знаешь, папа, кто моя паства.
– Сын, мы будем за тебя с мамой молиться. Бог не оставит, он милостивый. Храни тебя Господь, дорогой! В любой ситуации Бога не забывай!
Закончив разговор, батюшка поспешно вытер глаза. Аэропорт жил привычной жизнью, диктор громко объявлял регистрации и посадки на рейсы, мимо шли люди с чемоданами, сумками, молодая мамочка вела за руку девочку в яркой малиновой курточке, дочь канючила: «Мама, купи…» Всё было мирно, обыденно, и он в военной форме со слезами на глазах, с растерянной душой. Через два кресла сидела женщина, она вдруг поднялась, подсела:
– Вы успокойтесь, мужчина, всё будет хорошо. Только берегите себя.
Услышала разговор и догадалась, куда летит военный.
– Простите, – сказал батюшка. – Простите ради Бога.
В ту командировку он несколько раз попадал под обстрел. Но, слава Богу, ни разу не задело. С тех пор, отправляясь на войну, родителей не ставил в известность.
– Может, в тот раз мне нужна была их молитва, сильнее родительской молитвы нет ничего, – рассуждает батюшка, вспоминая ту минуту слабости. – Я срочников нашего центра наставляю: ни в коем случае не писать родителям в упадническом тоне, не звонить: мама, папа, у меня всё плохо – кормят плохо, офицеры гоняют с утра до ночи… Во-первых, – говорю им, – кормят нормально, не мамины, само собой, пирожки да шанежки, но пища калорийная, вместе с вами частенько ем. Понятное дело, нагрузки, но ведь вы де́санты! Попал в ВДВ – гордись, не попал – радуйся. Вы попали! Значит, терпите и помните – дембель неизбежен. Живые и здоровые вернётесь домой, а вот когда свершится эта неизбежность, тогда и рассказывайте, что в голову взбредёт, хотите правду, хотите фантазии разводите, как вы тут героически вели себя. Но пока в войсках, не жалуйтесь маме-папе: ой плохо, ой трудно, ой умираю. Каждое ваше «плохо» – это седая прядь у родителей. Представляете: вы возвращаетесь домой, а ваши родители абсолютно седые. Их учу, а сам тогда в аэропорту рассиропился. У мамы сердце слабое, папе тоже седьмой десяток идёт.
Мы сидим с батюшкой в нижнем приделе храма, он в честь Александра Невского. Здесь в 2006 году начиналась литургическая жизнь в Светлом. Верхний придел вовсю строился, а в нижнем шли богослужения. Владыка Феодосий, отправляя иерея строить храм, выдал антиминс с благословением: «Служи литургию». Стены в нижнем приделе были оштукатурены, нормального пола не имелось, но службы шли. В холода батюшка приходил рано-рано утром, растапливал железную печь. Храм наполнялся дымом быстрее, чем теплом. Сизые клубы собирались под потолком, заполняли помещение. Батюшка подбрасывал дрова, стараясь пораньше нагнать температуру до сносной, чтобы к приходу паствы открыть дверь и разогнать дым. После литургии можно было услышать: «Батюшка, внук спрашивает: бабушка, почему от тебя костерком пахнет».
– А уж как от меня дымом несло, – смеётся отец Дионисий.
И вспоминает случай из крайней командировки, с огнём и костерком связанный.
– По-разному живём за «ленточкой», бывает в полях-лесах, иногда в посёлках базируемся, в заброшках – заброшенных домах, бывает, в землянках. В посёлках чем хорошо, какие-то торговые точки имеются. Кормёжка в ВДВ нормальная, но солдатская надоедает, хочется иногда разнообразить. В тот раз были у де́сантов вдвоём с батюшкой Алексеем, жили в полях-лесах. Он говорит: «А давай чипсы заделаем! Картошки нарезать тоненько, в масле пожарить, в сто раз лучше магазинных».