Отец Алексей на десять лет старше батюшки Дионисия, но энергии не занимать, позиционировал себя опытным кулинаром. Поставил напарника на чистку картошки, сам занялся костром. Под чипсы раздобыл большой казан. «Ух, знатный казанчик! – нахваливал посудину. – Мяска раздобыть, так и плов сварганим. По-узбекски сделаю, ты, друг мой, в жизни такого не пробовал». Отец Алексей ополоснул казан, протёр его, подсолнечного масла щедро налил, на огонь поставил, крышкой накрыл и исчез, наказав отцу Дионисию:
– За костром смотри, масло пусть хорошо разогреется, я через пяток минут вернусь, картошку загрузим.
В отличие от батюшки Алексея отец Дионисий никогда плов ни узбекский, ни туркменский, ни таджикский не делал, с казаном дел не имел. Полностью доверился шеф-повару. К его уходу исходный материал под чипсы, тонко нарезанную картошку, приготовил, получилась большая миска с верхом. Накрыл её тарелкой и занялся костром, пошевелил угли длинной палкой, подбросил дров, и вдруг благодушное настроение разом слетело с души и сделалось не по себе – дымок заструился из казана, следом из-под крышки вырвались жадные жаркие языки пламени.
Происходило кулинарное действо, перешедшее в пожарное ЧП, в полевом лагере одного из подразделений ВДВ. По секрету откроем, это была не передовая, но и не тыл, что-то среднее. Десантники неплохо оборудовали стоянку. Даже имелся приличный душ. В полевых условиях душ – это пятилитровая бутыль, «вниз головой» притороченная к перекладине, прибитой к двум стоящим рядом деревьям, встаёшь под ёмкость, чуть откручиваешь крышку и смываешь с себя пыль и грязь войны. В нашем случае имелся передвижной душ, оборудованный в кунге. Снаружи устанавливалась внушительная пластиковая ёмкость с водой, шлангом соединялась с кунгом, в котором и происходили гигиенические процедуры. Значительно лучше, чем душ из пятилитровой бутылки над головой. Находился кунг-душ рядом с костровищем. Удобно тем, что нагреваешь на костре воду и заливаешь в ёмкость, откуда она поступает в кунг… У кострища стояли почти театральные сиденья. Намертво соединённые вместе четыре кресла с деревянными подлокотниками, откидными деревянными сиденьями, обтянутыми кожзаменителем. Скорее всего, десантники взяли это добро из пострадавшего от обстрела сельского клуба. Кресла изначально не предназначались для полевого использования, поэтому десантники их доработали для безупречной устойчивости.
Душ, кресла очерчивали уютный пятачок, который превратился неожиданно для батюшки Дионисия в царство огня, рвущегося из казана во все стороны… Подрастерялся кашевар от пламенной картины, с нотками паники в голосе крикнул офицерам, что неподалёку группкой стояли:
– Парни, что делать?
Первая реакция подбежавших офицеров:
– Казан-то с маслом зачем накрывать?
Отец Дионисий поспешно свалил вину на шеф-повара:
– Отец Алексей накрыл и ушёл, сказал в костёр подкладывать.
Один из офицеров сдёрнул крышку палкой, дал пламени свободу… Душ, стулья загорелись… Правильнее сказать – не душ загорелся, а пластиковая ёмкость под воздействием пламени стала оплавляться. Отец Дионисий статистом не стоял. Схватил кусок брезента, накрыл им казан, затем схватил шланг, идущий от ёмкости, крутнул кран и направил струю воды в костёр. Со всех сторон полетели советы.
– Батюшка, в масло не лей!
– Костёр, костёр заливай!
В итоге ёмкость душа несколько потеряла первозданную форму, но не до дырки. Довольно сильно пострадали театральные сиденья. Забегая вперёд, скажем, батюшка Дионисий отреставрировал их, профессиональный плотник, он и в рясе плотник. После чего офицеры ещё больше зауважали иерея ВДВ:
– Рукастый вы, однако, батюшка! Краше, чем раньше стали.
– А то! – сказал батюшка. – Мы не только кадилом махать!
Картошку, приготовленную под деликатес, огонь не испортил.
Батюшки решили больше не заморачиваться с чипсами, классически пожарили картошку на сковородке. Да ещё с грибами. Батюшка Алексей почему вернулся не к чипсам, а к пожарищу – грибы задержали. Десантники угостили дарами леса, ну и отвлекли разговорами, вручая подарок. А батюшка Алексей не из молчунов.
После того случая офицеры-юмористы частенько подшучивали:
«Что, батюшка Дионисий, чипсы делаем или классически картошечку пожарим?» А так как отец Дионисий – человек в ВДВ известный, случай с чипсами получил широкую огласку, с подковыркой на эту тему могли и наяву начать разговор, и в телефонной беседе повести речь даже те, кто близко не был свидетелем пожарного происшествия.
– На войне, – заключает рассказ о чипсах батюшка, – юмору тоже есть место, весёлое, бывает, случается.
Батюшка месяц назад вернулся из командировки.
– Начиналась в Крыму, – с готовностью принялся рассказывать о ней, – поэтому не лукавил, объясняя родителям, что телефонный номер изменился по причине нахождения на учениях в Крыму. Позже, будучи уже за «ленточкой», продолжал утверждать, что по-прежнему дышу морским воздухом. Разговариваю с папой, вдруг ба-бах, взрыв, не рядом, но слышно. Это, говорю, учения. Поступаю, как сам учу молодых десантов – домашних беречь. Неделю назад был у родителей в Новосибирске и чуть не проговорился. Папа спросил: «На самом деле на войне атеистов не бывает?» Я уже рот раскрыл, поведать характерный случай из крайней командировки, да вовремя скомандовал себе: стоять! Чуть не начал рассказывать, как боец, только что назвавший себя атеистом, который ни в Бога, ни в попов не верит, под артой стал креститься и молиться. Тонкость в том, что я с бойцом в тот момент рядом стоял…
Ситуация, о которой батюшка не стал рассказывать отцу, выглядела следующим образом.
Приехал батюшка на позицию исповедовать, причащать воинов. По разному это происходит, порой из-за дефицита времени приходится проводить коллективную исповедь, сам называет грехи, воины на каждый хором произносят «каюсь». В тот раз исповедовал индивидуально в ускоренном темпе, надо было объехать несколько позиций. Прочитал молебен, причастил, ответил на вопросы. Причастились все за исключением одного. Среднего роста крепыш, лет двадцати пяти, угадывалась в нём давняя дружба со спортом, возможно, боксёр, нос чуть набок. Держался обособленно. Стоял в сторонке, посматривая на товарищей, собравшихся вокруг священника. Не шагнул к ним, когда батюшка начал кропить десантников святой водой.
– А ты, родной, почему не подходишь? – спросил отец Дионисий.
– Может, некрещёный, давай, покрестим тебя прямо сейчас. Потом причастим.
Реакция была в стиле вэдэвэшной категоричности:
– Я неверующий! В попов не верю! В церковь не верю! Ни в какого Бога не верю!
Выпалив это, десантник долгим взглядом посмотрел в лицо батюшке, закрепляя сказанное своим решительным видом.
– Родной, – сказал отец Дионисий, – ты постоянно под обстрелами, каждый день твоя жизнь реально на волоске. Это война, а мы все под Богом ходим.
– Ну и что! – стоял на своём воин. – Я атеист! Неверующий!
«Неверующий» произнёс акцентированно по слогам, мол, что вы ко мне со своим Богом вяжетесь, по-русски говорю о своём отношении к церкви.
– Настанет время, – сказал батюшка, – и ты придёшь к Богу.
На что десантник усмехнулся с видом, пустая трата времени этот разговор. И тут начался обстрел. Позиция представляла из себя потрёпанную артиллерией лесополосу, окоп, землянка. Похоже, враг с беспилотника засёк движение десантников, скученность бойцов. Арта обрушилась со всей серьёзностью. Снаряды летели один за другим. Свист, пыль, запах пороха, грохот. Разрывы спереди, сзади, по сторонам. Сыпались ветки с деревьев, летели комья земли. Все бросились к ближайшей землянке. Была она с хорошим перекрытием, но небольшая, два на два метра, а набилось человек десять. Каждый подумал: только бы не прилетело. Батюшка начал читать про себя 90-й псалом. По лицам парней было видно – тоже молятся. Земля содрогалась от взрывов. Казалось, враг всё, что было из ствольной артиллерии, нацелил на десантников. Слева от батюшки спиной к стене стоял боец с грязным пластырем на щеке, глаза закрыты, губы шевелятся. Исповедуясь, он покаялся, однажды заехал кулаком отцу в лицо, тот был пьяным… И тут кто-то сзади взял батюшку за локоть, он обернулся – это был боец, который не верил ни в попов, ни в Бога:
– Батюшка, давай помолимся вместе, – сказал решительно.
– Ты же атеист! – вырвалось у отца Дионисия.
– Жить хочу.
– Давай так, – сказал батюшка, – я буду молиться, а ты стой и крестись. Умеешь креститься?
– Нет.
– Как тебя зовут?
– Олег.
Батюшка показал, как накладывать на себя крестное знамение, и начал читать вслух «Отче наш». Выбрал молитву, которую боец мог знать или хотя бы на слуху была. Олег старательно крестился. Минут через десять обстрел резко окончился, стихло. Все выбрались из землянки.
– Слава Богу, пронесло! – весело сказал батюшка. – Божией помощи вам, де́санты, а мне дальше к вашим братьям, а то у вас тут сильно горячо.
Олег последним пожал руку отцу Дионисию, при этом в поклоне наклонил голову:
– Спасибо!
Батюшке Дионисию хотелось рассказать своему отцу про «атеизм» Олега, но ещё не время. Врать, что с другим иереем случилось, язык не повернулся, а рисовать картину, как стоял с бойцами плечо к плечу в землянке под артобстрелом, как молился, прося Господа Бога отвести беду. Конечно, западёт отцу в душу пример прозревшего бойца, который пять минут назад был атеистом, но и о сыне на волосок от смерти будет думать. Вспоминает батюшка этот случай обращения к Богу на встречах в разных аудиториях, они бывают и военные, и полицейские, и школьные, и студенческие, однажды рассказал в проповеди в своём храме, но родному отцу, тем более маме говорить о нём рано. Надо дождаться победы. Маму и после победы лучше не посвящать в ту историю под артой.
На прощанье спрашиваю отца Дионисия:
– Батюшка, какое самое большое желание, когда возвращаетесь из командировки за «ленточку»?
– На простыни поспать.