Честно скажу, волновался. Благо, Донской рядом. Первое, что упустил – свечи не зажёг, потом и того хлеще обмишурился, в нужный момент крестик на шею Антона не надел. Антон не спонтанно пришёл к мысли о Боге, интересовался духовной литературой, читал Евангелие. Спросил меня о покаянии. Объяснил – внутренне изменять себя. Не внешне, крестик надел и ждёшь благодати. Постепенно поворачивай себя к свету. Матерился – перестань. Курил двадцать сигарет в день, сократи до пятнадцати, десяти, потом и вовсе прекрати. Грешил с винопитием, проси каждый день да не по разу: «Подай, Господи, воздержание в вине». Он услышит. Покаяние – это труд во спасение души длиною в жизнь. Не получится, протараторил молитву: «Господи, прости меня многогрешного» – и дело с концом. Симеон Афонский учил, что умереть за веру – это самое простое для спасения души. Тебе ткнули автоматом в грудь: отрекайся от Христа. Ты говоришь: «Нет!» – получаешь пулю в сердце и отправляешься в рай мучеником за веру. Одномоментно. А здесь подвиг длиною в жизнь.
Приступил к крещению, молитвы от «Трисвятое» по «Отче наш» прочитал. Потом сказал Антону: буду читать покаянный 50-й псалом, а ты про себя проси у Бога прощение за свои грехи. Обижал, осуждал, блудил, воровал… Вслух читаю, Антон стоит напротив, лицо напряжено, Донской наготове сбоку от меня, в руке бутылка со святой водой. После покаянного псалма прочитали на пару с Антоном «Символ веры». Я по строчке зачитываю, Антон повторяет… Наконец приступил к крещению. Выглядело так, я сложил руки ковшиком, Донской из бутылки налил в «ковшик» святой воды, я начал возглашать: «Крещается раб Божий Антоний во имя Отца, – лью святую воду на голову Антона, – аминь». Донской второй раз наполняет «ковшик», поднимаю его над головой Антона со словами:…Сына, – новая порция святой воды бежит по голове, лицу крещаемого, – аминь». Поворачиваюсь к Донскому с «ковшиком», снова он полный, обращаюсь лицом к Антону: «…Святаго Духа, – Антон стоит, не шелохнётся, рубаха на плечах, груди мокрая, третий раз лью святую воду на голову, – аминь».
– Антоний, – говорю, – можешь руками вытереть лицо. Начинаю читать «Достойно есть», Донской останавливает:
– Погоди-погоди, крест надень.
Спохватываюсь, да что я, такой-то, про крест забыл. Беру крест, надеваю на шею Антона, говорю:
– Крест – это паспорт гражданина Царствия Небесного. Не снимай. С русских крест снимают только с головой. Запомнил?
– Запомнил.
Прочитал «Достойно есть». Потом помолились за здравие всех живых, упокоение душ убиенных.
Обнял Антона, поздравил:
– Один Господь! Одна вера! Одно крещение!
Подарил ему Евангелие, свой молитвослов, а ещё чётки с руки снял и шеврон свой отдал с надписью: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя…»
Донской пожал руку Антону, обнял. Антон счастливый, улыбается:
– Спасибо, командир!
Ему польстило, что офицер специально приехал к нему на крещение.
Распрощались и поехали в Луганск. И так хорошо было на душе, так светло и восторженно, будто на литургии помолился и причастился. Донской тоже на подъёме, такое дело свершили. Третьим с нами был Аркан, и он проникся нашим настроением. Объяснил им, после крещения возможны искушения, бесы обозлились на нас, душу Антония уводим от них. Главное при искушениях, не похулить Бога, а благое обязательно зачтётся. Бонусы не исключены.
Так и получилось, Аркан получил повышения по службе, а Донскому для его подразделения омский предприниматель передал новенький пикап «Мицубиси L200». И мне бонус отломился. Через день собираю рюкзак в располаге, на душе тоскливо, ещё бы остаться на недельку, но Донскому не до меня, скомандовал: домой. И тут он заходит, увидел мою кислую физиономию. «Не грусти, братан! – запел. – Есть работа для спецназа!»
У него всё поменялось, комбат отправил в Омск за «мицубиси». Пусть не удалось мне продлить командировку, зато с Донским домой. С ним не только интересно – везде зелёная улица.
Молитва жены
Иногда концовка рассказа выстреливает в процессе работы, ты далёк от завершения повествования, а уже знаешь, как ладно закруглить его. В случае рассказа о волонтёре Михаиле решение концовки долго не приходило, уже вчерне всё сделал, но что произойдет перед последней точкой – не знаю. Миша будто почувствовал, прислал видеоролик из второй своей поездки на Донбасс. В нём бойцы Донского приехали в безлюдное место новые коллиматоры опробовать. Майский день с бесконечным небом. Синева будто только-только народилась, пятна редких облаков белизной подчёркивают новенькую синь щедрого на краски мая, и земля в сочном изумруде, скоро степное солнце иссушит траву до соломенного блеска, а пока всё яркое, броское, поёт весной.
И воины Донского новенькие – броники, автоматы с пламегасителями, коллиматорами, как только что из магазина. Бои, штурмы, где каждый получит ранение, это потом, это завтра-послезавтра. А пока вот они герои! Рядом с Севастийцем Доза в очках, с бородой. Хлебнул за что-то лагерей, но это в прошлом, сейчас он здесь. За ним Кино – рослый, крепкий парняга, главный айтишник роты, оператор БПЛА. На голове кепка с надписью «Jumbo», джамбо – международное приветствие бойцов ЧВК, а ещё одно приветствие – рука, сжатая в кулак на уровне груди с оттопыренными мизинцем и большим пальцем. Чуть дальше в кадре машина, дверца багажника поднята, Каскад присел на его край, автомат держит так, чтобы скрыть отсутствие кисти левой руки. Рядом стоят Донской и Юган. Все парни без шлемов, ещё не на передовой.
На переднем плане Севастиец, бафф защитного цвета закрывает нижнюю часть лица, тёмные очки, броник, разгрузка. Произносит в камеру простые и трогающие душу слова. Начинает всепобедным возгласом «Христос Воскресе!». Затем обращается с благодарностью к нам, кто в тылу, говорит сердечное спасибо за помощь и главное, на этом делает акцент, – молитвенную. Она чувствуется не менее, а то и более гуманитарной. «Основная победа, – говорит русский витязь, – куётся вами в миру покаянием и исправлением. Мы держим границу, чтобы дьявол не обрушился на нашу землю. Молитесь, поститесь, делайте добрые дела. Это нам помогает». Не священник с крестом на груди говорит о молитве и посте, штурмовик с АК-74 в руках, которому завтра в бой.
С самим Севастийцем произойдёт маленькое чудо. Да какое маленькое! Снаряд разорвётся в двух шагах, а ему хоть бы что.
– Севастиец, – закричат братья по оружию, – тебя разве не зацепило?
Думали, в горячке не почувствовал. Такое случается.
– Нет.
– Не может быть, рядом ведь!
Стали смотреть, в бронике осколок, фляжка пробита, пулемёт зацепило, аптечку посекло… Везде осколки, и ни один – в живое. Ни царапины, ни кровинки!
– Жена молится, – только и скажет Севастиец и перекрестится. – Слава Богу за все.
Никто, кроме нас
Случилось это в ночь на Старый Новый год. Татьяна с Валентином встретили 2023-й, отпраздновали Рождество Христово, а там и Старый Новый год, неофициальный, но неизменно почитаемый праздник. Татьяна поднялась ночью, зашла в ванную и остолбенела – по зеркалу змеилась трещина. Она косо рассекала отражение лица, делила его на две половины. Заделанное в стену зеркало служило верой и правдой добрых два десятка лет. Татьяна с ходу обвинила мужа. Вечером, такой-сякой, разбил и побоялся сказать, отложил невесёлую инфу на утро. Сама не стала откладывать, вернувшись в спальню, толкнула Валентина в бок:
– Ты как умудрился зеркало разбить? И молчишь, как партизан. Муж оторвал голову, хриплым со сна голосом удивился:
– Какое?
– Ещё спрашивает! В ванной!
– Чё бы я разбивал. Ни сном, ни духом…
– Трещина от края до края…
Валентин встал, своими глазами убедился в случившемся.
– Откуда я знаю? – сказал жене, укладываясь в кровать. – Пришло время треснуть… В ванной повышенная влажность…
– Двадцать лет висело, ни трещинки, – проворчала Татьяна, – тут влажность, видите ли.
– Невелики деньги, – поставил точку в инциденте Валентин, – новое повесим.
– Жалко. Нравилось мне, – свою точку поставила Татьяна.
Днём случилась ещё одна напасть. Следует сказать, много лет тому назад, получив эту квартиру, первую зиму они мёрзли. Сколько ни жаловались в домоуправление – сын маленький, холодно – ничего не помогало. Трёхлетнему непоседливому Серёге на полу поиграть хочется, а чуть посидит, начинает носом швыркать. Валентин кардинально решил проблему температурного режима, взял и поставил чугунную батарею от стены до стены. Со временем дело с отоплением наладилось, поэтому зимой окно в комнате не закрывалось. Особенность квартиры разнюхали голуби, в холода усаживались на слив окна, грелись в тёплом воздушном потоке, который щедро лился из квартиры. Валентин не знал, как отвадить назойливых птах, ладно бы грелись, тут не жалко, они под это дело ещё и туалет устраивали, приходилось чистить слив от многочисленных меток. Птицы не обижались на негостеприимного хозяина квартиры, разлетались от его грозных окриков, но всякий раз снова возвращались – холод, как и голод, не тётка.
На следующий день после того, как Татьяна обнаружила треснутое зеркало, в квартиру залетел голубь. Как он ухитрился проникнуть в комнату, неизвестно – окно стояло на проветривании, щель совсем небольшая. Голубь сидел на подоконнике за тюлевой занавеской, когда зашла Татьяна. Она всполошилась, вдруг с птичьим гриппом непрошенный гость. Отдёрнула занавеску, распахнула окно, голубь в зиму заоконную не захотел, залетел на шкаф. Так и сидел на верхотуре, пока не пришёл Валентин и не шуганул лыжной палкой крылатого визитёра. После чего закрыл окно, задёрнул штору.
– Что-то с Серёжей! – положила правую руку на горло Татьяна, так делала разволновавшись. – У меня сердце второй день не на месте.
– Не каркай! – грубо одёрнул жену Валентин.
– Надо звонить…
Сергей был десантником, механиком-водителем БМП. Мальчишкой рос отнюдь не паинькой. Даже ухитрился условный срок получить. Случилось досадное событие через два дня после школьного выпускного вечера. Вчерашние десятиклассники на берегу Иртыша устроили пикник с костерком, вином, гитарой. Вина не хватило, бросили жребий, кому идти, выпало Сергею. Возвращался с бутылкой емкостью «ноль семь» и услышал из прибрежных кустов ивняка крик девчонки. Сунулся на крик, а на полянке трое парней к девчонке пристают. Костерок горит, бутылки с пивом, и парни грубо с девчонкой обращаются. На суде будут говорить, мол, дурачились, ничего такого в намерениях не было, она сама с ними пришла.