– Мы в окопах, – начнёт возмущаться, – а эти крысятничают на гуманитарке! Я бы, доведись, сволоте рога пообломал, мозги прочистил!
Крысятничество на гуманитарке расцветало. Не останавливало подлые душонки, что крадут у тех, кто жизнью рискует. Первое время до нас доходили только салфетки и лоперамид. Потом более-менее упорядочилось.
– Боксёр, – говорю, – ты меня в мыслители записал, давай на пару пофилософствуем: крысятничество – основа капиталистического общества, в котором мы с тобой проживаем. Капитализм на чём стоит – жить за чужой счёт. У меня сосед-голубятник говорит про своих птах: живут по принципу – клюнь ближнего, нагадь на нижнего. Так при капитализме. Вспомни своё славное прошлое: ты ведь отжимал у людей деньги, машины? Особо не задумывался о справедливости.
– Да-к это на гражданке.
Боксёр в прошлом из спортсменов, подавшихся в бандитскую братву ради лёгкой жизни. Пришёл в разведроту разбитным парнем, весь на шарнирах. Но блатничок быстро с него слетел. Если в одном блиндаже живёшь, из одного котелка ешь, постоянно в ситуации, когда тебя пытаются убить двадцать четыре на семь, хочешь не хочешь, поменяешься. Нормальные человеческие отношения заставят вести себя по-человечески, если ты не конченный раздолбай. Раздолбаев учат по-другому…
Боксёр воевал полгода, получил тяжёлое ранение и демобилизовался подчистую. Резко упало зрение, боли в глазах, головные боли. В боксе стучали по голове, плюс тяжёлая контузия. У меня тоже зрение подсело после двух контузий, у Боксёра вообще караул – смартфон к носу подносит, сообщение прочитать. Я после госпиталя с первым ранением приезжал в бригаду на Алтай. Боксёру позвонил, он в Алейске живёт, подъехал ко мне. Встретились как братья.
– Андрюха, – говорит, – я от прошлой жизни ушёл. От алкоголя отхожу. Правильно ты меня учил, алкоголь от нашей слабости. И матерюсь меньше.
Маты – особый случай. Когда собирался на войну, были и такие знакомые, кто говорил: Андрюха, не ходи, сопьёшься, курить обратно начнёшь. Приводили примеры тех, кто Афган прошёл и спился после него, на наркотики подсел. Я, было время, свою бочку водки выпил, потом завязал. С куревом тоже. На войне дал себе установку искоренить у себя маты. Ротный говорил: «Андрюха, без матов на войне невозможно, как ты будешь командовать без них». Я решил провести эксперимент. Оказывается, можно. Маты – наша слабость и языковая лень.
Боксёр собрался жениться, женщину нашёл. Как-то в окопе сидели, заговорили о семье, я сказал, что нормальный человек без семьи и детей неполноценный. Боксёр заершился:
– Сдались мне эти короеды-дристуны, визг-писк, памперсы, горшки! Я человек свободный!
С началом СВО Боксёр не смог усидеть на месте. Как и у меня, у него дед воевал в Великую Отечественную. Сыграло роль и то, что близкий друг, позывной Садык, подписал контракт, тоже спортсмен, тоже из братвы. Садык, шкаф два метра ростом, придя в роту, в отличие от Боксёра не выказывал своё бандюганское прошлое, скромнее себя повёл, семья у него, двое детей. Боксёр попросился к нам в роту и всего две недели воевал вместе с Садыком. На той операции не был с нами, мы с Садыком разместились в одном окопе, плюс ещё Лис. Втроём копали. Меня бы тоже накрыло, по графику должен был отдыхать, моя смена на НП в ночь, но попросили сходить не в свой черёд. В наш окоп прилетела мина. Садыка и Лиса задвухсотило.
– Боксёр, это война, – успокаивал я Боксёра. Он сильно переживал. Объяснял ему, никто не исключение: – И меня, и тебя могут убить. Мы надеемся на лучшее, но это война! А душа бессмертна…
Боксёр молодец, не забухал, планку не сорвало. Предлагал взять бутылку, помянуть Садыка, я отказался. Он поколебался и решил:
– Тогда и я не буду.
Виагра
Когда в детский сад на Камчатке к ребятишкам приходил, воспитательница спросила: какой самый тяжелый день на войне? Отговорился, каждый по-своему нелёгкий. На деле самым тяжёлым был штурм, прошедший без единого выстрела. Перед нашим взводом в пятнадцать человек стояла задача – взять опорник, закрепиться и передать пехоте. Погода была жуткая, холод, дождь, потом ещё и снег. Пехота раньше нас выдвинулась, встала в лесополосе, не доходя до линии боевого соприкосновения, её задача – ждать, когда хохлов выбьем, и заменить нас в опорнике. Проходим мимо пехоты, и страшно смотреть. Выкопали себе лунки, только ноги поставить, сидят обречённо, в глазах безнадёга – убьют, так убьют. Это были всё те же неподготовленные мобилизованные. Кое-как нашли старшего. Мужик лет пятидесяти.
– Ты старший?
– Вроде я.
– Почему «вроде»?
– У нас так, радиостанция у кого дольше, тот и старший.
Человек двадцать, ни одного профессионального военного. И вот таким воякам нам передавать позиции. Так и получилось, мы просидели четыре дня в ожидании, пока пехота наберёт достаточное количество замены нам. В пехоте поначалу был бардак в ротах, вплоть до того, что ему взбредёт в голову пойти в деревню, самовольно уходит из ПВД, ещё и компанию соберёт.
От пехоты мы двинулись к передовой. В небе птички появились, артиллерия заработала. В плане коптеров хохлы изначально лучше были заряжены, да и сейчас у них этого добра навалом. Раньше выискивали групповую цель, чтобы сбросить снаряд, потом и на одного солдата не жалели. Но нас хохлы испугались, на наше счастье трусливые попались. Мы шли не толпой, передвигались грамотно, в продвинутых бронежилетах, хохлы увидели с «птички» – их забил мандраж, сдёрнулись без боя. Мы подойти не успели, метнулись в тыл, да так резво, что побросали личные вещи. Будто до последнего решали, принять бой или бежать, а потом сорвались без задних ног, бросили рюкзаки, спальные мешки. Удрали, после чего арта хохляцкая по нам заработала, начала забрасывать свои-наши окопы. И здесь нам повезло, без потерь обошлось. Опорник добрый, хорошо оборудован. Закрепились, рассчитывая, одну ночь как-нибудь перекантуемся, утром, максимум днём, пехота сменит.
Еды на сутки взяли из соображения, лучше больше БК с собой. Благо, в окопах нашли хохляцкие пайки. И вкусные, надо отдать должное, в мягких упаковках. Либо настолько оголодал в дождь и холод, а ещё и мороз ударил на вторую ночь. Нисколько не преувеличиваю, по-домашнему вкусные. Украинские, не натовские. Натовские были аптечки, касок много, укладки, жгуты. Турникеты были (кровоостанавливающие жгуты на липучках) европейского производства – для самопомощи отличное средство.
Никогда в жизни так не мёрз. Короче, голод, холод, ещё и обстрелы. Просыпаешься утром, в окопе вода, ты мокрый, зуб на зуб не попадает. И безысходность, непонятно, когда ротация. Сначала ротный говорил по связи – на сутки и смена, потом попросил ещё сутки продержаться, мол, на вторые под вечер железно заменим. Вечер подходит, песня продолжается, ещё ночь надо пробыть, утром смена. Элементарно не могли набрать достаточное количество пехоты… В пехоте мобики, горе-бойцы, да и контрактники, кто из-за денег подался на СВО, не лучше…
И у нас никакого энтузиазма. Пайки из украинских рюкзаков подчистили, сознание от холода оцепенело, пальцы скрючены. Пойди противник в атаку, не знаю, отбились бы. Я гранату приготовил для себя. В телеграм-каналах встречал, что хохлы издеваются над пленными, творят бесчинства, насилуют. Не особо верил, считал, больше для красного словца, попугать. Думал, такое зверьё нацистское в местах содержания пленных, глубоко в тылу. И нахожу в одном из рюкзаков, что бросили хохлы, смываясь от нас, упаковку виагры. Первая реакция, что за дичь, зачем в окопе. Потом дошло. На каждый выход у меня граната для себя. Тут пальцы настолько окоченели, боялся, смогу ли быстро чеку выдернуть.
Это были самые тяжёлые дни на войне, но зато когда после этого морозильника вернулись в ПВД, помылись с тёплой водой, переночевали возле тёплой печки, нереально сказочно было.
Я на этот штурм приготовился в плане одежды, был на гражданке опыт зимних походов, поэтому упаковался – термобелье, термоноски, спальник добрый. Ничего не спасало. Вот где я вспомнил деда. У меня была туристическая термокружка, и когда Дровосек на четвёртый день утром достал две таблетки сухого горючего, снега в свою кружку набил, всю ночь свеженький шёл, кипяток сделал. Обычная стальная кружка. Я взял обжигающий металл скрюченными пальцами, и так хорошо стало, в пальцы тепло пошло-пошло. Вот когда понял, что такое на войне алюминиевая кружка, из которой дед потом всю жизнь чай швыркал. Пацаном однажды сказал ему:
– Дед, ты чай с огня пьёшь, а кружка у тебя металлическая, возьми бокал, обжигает ведь.
– Баловство ваши бокалы, – проворчал, – ты, Андрюха, повоюй с моё, тогда и поговорим, что лучше.
Теперь могу сказать: кружка деда суперная для войны.
Бог – факт очевидный
Если спрашивают, говорю так: в Бога не верю. Как можно верить в очевидный факт – Бог есть. Реально чувствовал Его поддержку и помощь Ангелов-хранителей. Крайнее ранение было богатое на осколки, в меня залетевшие, один целил прошить правую руку, да помешали иконки. В кармашке на рукаве хранил три пластиковые иконки – Георгий Победоносец, ангел-хранитель, Андрей Первозванный. Осколок пробил две первые, третью только вдавил и застыл. Что такое осколку разрезать пластик, а не смог.
Это случилось, когда мы отделением разведчиков усилили пехоту на позиции. Круглосуточно ходили на наблюдательный пункт. Моя смена ночью, самую трудную выбрал, в тот поздний вечер должен был отдыхать перед ней, но взводный выдернул:
– Андрюха, сходи не в очередь. У Длинного живот скрутило! Сам понимаешь, дристунам не место на НП.
Я уже рассказывал про этот эпизод, сейчас поподробнее. Окопчик на троих – я, Садык и Лис. Когда я ушёл на НП, парнишка из соседнего окопа в гости заглянул к парням, Садыку и Лису понравилась идея чаю попить, загоношились. Гость вспомнил про конфеты и плюшки, что были в его рюкзаке, сорвался за ними. Метров пятнадцать отбежал, и мина прямиком в наш окоп.