ем разгружается-перегружается на машины. Все понимали, ошибки быть не должно. Украинская сторона действовала с точно такой же установкой.
Взрывы Тайсон и Спартак услышали, подъезжая к месту встречи на разгрузку бюллетеней. Подъехали, вышли из машины… Ночь безлунная, фонарей нет, осторожно идут и вдруг понимают – стоят на краю воронки. Обдало холодом: где парни? Они должны были встретиться с ними на этой площадке, а на её месте воронка. Где?
Парни элементарно опоздали. Сначала двигатель баржи не заводился, потом высматривали в темноте место, где причалить, не сразу определились.
«Байрактары» вылетели без опоздания, точно прибыли в нужную точку в соответствии с графиком движения ценного груза, сбросили свой взрывчатый груз на две тонны бюллетеней и головы парней. Но ни парней, ни бюллетеней не оказалось в тот момент в точке встречи.
– А мы торопились, – смеялся Мамай, – нервничали. Сбросили обороты, подходя к берегу, не можем понять, куда причаливать. В это время «байрактары» вышли на ударную позицию. Их операторы лучше нас знали, когда и где мы будем с бюллетенями. Площадь, где нам перегружаться, просто вынесло. У «байрактара» размах крыльев двенадцать метров, под сто килограммов полезной нагрузки…
Что тут сказать – Бог был на стороне референдума…
Ненависть
Возвращаясь памятью в командировку, Игрок вспоминал среди прочего Семёна из ДНР. Есть сравнение «кулаки с голову ребёнка», вот у Семёна такие. И весь он при среднем росте был налит силой, бугрился мышцами. Обнажённые по пояс, они стояли утром в умывальной комнате пустующего дома отдыха, куда группа спецподразделения прибыла ночью. С шипением вода вырывалась из кранов, парни, фыркая, крякая, снова и снова набирали её пригоршнями, лили на себя. Прохладная вода радовала тело, день, как и предыдущий, обещал быть жарким, когда ещё удастся вот так в удовольствие помыться.
– Качаешься? – в шутку спросил Игрок. Он закрыл кран, снял с крючка полотенце, начал вытирать голову, тело.
– Шахта накачала, – ответил, улыбаясь, Семён, – десять лет как один день оттрубил, а теперь девятый год воюю…
Через час они снова столкнутся, Игрок со своей группой сидел в ожидании телефонного звонка, Семён со своими парнями ждал машину. Игрок с Семёном в тени под деревьями разговорились.
– У меня дед был фронтовик, – сказал Семён, – от него не один раз слышал: воевать и вам достанется. Думал, чудит дед – с кем воевать, все войны закончились. Я служил в ракетной части под Красноярском. Демобилизовался, к деду приехал, сели за стол. По отцу он казацких кровей. Никогда не матерился, самым страшным ругательством, если бабушка достанет его или ещё что, было: «Сердчишше, городишше, за конишше, Одессу в спину, Дарданеллу мать!» Это он от своего отца воспринял, тот с Первой мировой георгиевским кавалером пришёл. А дед мой воевал на Великой Отечественной. Сели за стол, выпили, он давай расспрашивать про армию. Я – бравый солдат, в элитных частях служил, ракетчик. «Дед, – говорю, – ты будь спок, на страже страны офигенные ракеты, полмира махом снесём, если кто рыпнется! Они в готовности номер один в земле, в шахтах, на самолётах в небе, на кораблях на воде и под водой в подводных лодках!» Он мне: «И с ракетами твоими всё равно рыпнутся. Они же сердчишше, городишше, законишше, Одессу в спину, Дарданеллу мать, спят и видят подмять Рассеюшку под себя, мы им всю жизнь костью в горле. Я воевал с немцами, отец мой с германцами в Первую мировую, дед и прадед с турками, прапрадед с французами… Не дай Бог, конечно, да вам тоже надо быть готовыми. Не успокоятся они…» Деда в сорок первом в июне призвали, в сорок четвёртом после тяжёлого ранения вернулся домой. Я воюю в три раза больше. И когда закончу, не знаю…
В тот августовский вечер Семён ехал на автобусе домой, жена позвонила, попросила молока купить и дочери мороженого. Семён в шутку спросил: «Она заслужила?» И услышал голос дочери, рядом с матерью стояла: «Заслужила, папочка, заслужила! Обязательно заслужила…» В этот момент разговор прервался. Семён сколько ни пытался соединиться вновь, не получалось… Подумал, со связью что-то. В магазин не стал заходить, побежал домой, а дома нет…
– Жена, дочь и сын, – сказал Семён, – выдали мне их останки, похоронил и взял автомат. Нациков в плен не беру. Они знают. У меня друг пошёл в разведку, нарвались на засаду, трое погибли, его без сознания взяли в плен. Пытали, распяли… Не поленились к дереву прибить перекладину и распяли, глаза выкололи. Свои люди везде есть, мы узнали, чьих рук дело. Ночью пошли. В живых не оставили ни одного… Нелюдям на земле не место…
Для Игрока примером той ненависти, что распинает наших пленных воинов, стал случай под Новой Каховкой. Среди задач спецподразделения было патрулирование на дорогах, выставляли посты, проверяли машины. Остановили «тойоту королла» проверить документы. Дело было к вечеру, дорога пустая. Степное солнце скатилось за горизонт. Тёмно-вишнёвый автомобиль, за рулём мужчина, ещё один рядом на пассажирском сиденье, сзади женщина с ребёнком. Открылась не водительская дверь, а задняя, где сидела женщина. Надо понимать, посчитала, успеют оторваться в возникшей после взрыва суматохе. Женщина распахивает дверь, подаётся чуть вперёд, будто собираясь выйти, и бросает гранату. Левой рукой толкает от себя дверь, на лице презрение, ненависть… Правой рукой бросает гранату. Всё произошло мгновенно… Что помешало – перехлёст эмоций или ещё что – но граната ударилась в дверь, срикошетила и вернулась в салон… Гранатомётчица одним движением руки приговорила себя, ребёнка, сидевших на переднем сиденье – всех. Несколько осколков вылетели наружу, лёгкое ранение получил боец, стоявший на блокпосте…
За гранью
Это не вмещалось в сознание, не хотелось верить, но информатор говорил убедительно. Группа Игрока поехала проверять адрес. В частном секторе, в брошенном хозяевами доме обосновался подозрительный тип – соседи доложили. Группа зашла во двор, навстречу из окна – очередь из автомата. Стрелок был один, гостей не ждал, входную дверь не запер. Открыли ответный огонь, в момент, когда информатор перезаряжался, заскочили, скрутили.
Возрастом под сорок, мужик оказался из тех, кому промыли мозги за последние годы, кому из русских сделали врагов. На допросе юлил.
– Я законопослушный гражданин своей страны, – говорил оперативнику, – вы пришли на нашу землю. А если я бы пришёл к вам с автоматом?
– Ты овечкой не прикидывайся, хорошо, никого не затрёхсотил из наших, тем более не убил! Лучше давай по-хорошему.
Служил в украинской армии, с началом военных действий призвали содействовать СБУ, пообещали хорошие заработки, забросили в Херсон информатором.
– Жить-то надо, – мямлил на допросе, – двое детей у меня.
Героя из себя строить не стал, всё рассказал, потом добавил: в Николаеве есть кафе, его любят националисты и наёмники. В меню – «мясо русского».
– Чешешь, поди? – не поверил Игрок. – Может, просто блюдо так называется. Слышал, есть у вас тушенка «Мясо колорада», «Сепар донецкий томлёный»…
– Натуральная человечина! Фронт рядом, привозят убитых для кухни. Съешь врага – станешь сильнее…
«Живёт неподалёку от кафе, – рассказывал мне Игрок, – в котором постоянно по вечерам тусуются наёмники, едят, пьют. В центре города. Кафе и кафе, считал информатор, как нам говорил, у самого челюсть отпала, когда узнал про блюда с человечиной. И ведь не только свежие трупы, раненых могли привозить на убой. Ведь были же «чёрные трансплантологи». Получается, чёрные мясники тоже… Без того мы злые были на нациков за удары по мирняку. Ну, ты воюй на поле боя. Не будь мясником, при чём здесь дети, женщины… Онконцентр сложили. Поступила команда: срочно эвакуировать. Мы помчались и не успели, приезжаем, такая злость накатила… Трупы, фрагменты тел… Без того люди зачастую обречены в такой клинике. Бандеровское звериное нутро – не жалеть никого, уничтожать под корень, кто за Россию. Таких же кровожадных наёмников притянули к себе. Это ведь дикая Африка: съешь врага – станешь сильнее. Мы открыли карту, попросили показать кафе. Информатор быстро нашёл свой дом, потом указал на кафе. Хотели передать военным координаты, чтоб жахнули, но кафе не высвечивалось, дом информатора отбивался на карте, кафе – нет, глушилки, что ли, поставлены…»
– Сам-то был в этом кафе? – спросил Игрок информатора.
– Я не по этому делу, – возмутился пленный.
– Как не поэтому, если служишь людоедам?
Информатора увели.
– Не первый раз слышу про каннибализм, – сказал оперативник, собирая бумаги со стола.
Игрок с Тайсоном вышли на крыльцо. Небо закрывали чёрные тучи, собирался дождь… Николаев был в пятидесяти километрах. Час езды и… каннибализм…
Военная тайна
После эвакуации из Херсона стояли в Новой Каховке, зоной ответственности подразделения были также Алешки, Голая пристань. В то утро объезжали Новую Каховку. Ночью были прилёты, задача стояла осмотреть места поражений. Ехали на гражданской машине «Лада XRAY», и вдруг засвистели мины. Стреляли с противоположного берега, работал стодвадцатимиллиметровый миномёт. Первая линия наших окопов тянулась вдоль левого берега, была она пристрелянная, но мины ложились ближе к дороге, на дорогу. За рулём сидел Мамай, он давил на газ, выжимал из машины всю мощь. На заднем сиденье Игрок и Спартак. Вдруг впереди на обочине показалась женщина. Она стояла, будто ловила попутку в мирное время, не думая ни о каком обстреле.
– Да ложись ты! – крикнул Игрок.
Бабулька, будто услышала, упала.
– Тормози! – скомандовал Игрок.
Она лежала у линии асфальта. Кровь на щеке, на лбу. Возрастом за шестьдесят. Синяя с белым ветровка была посечена, будто конторским ножом её посекли на лоскуты. Осколки стодвадцатимиллиметрового миномета толстенные ветви деревьев косят, как траву, что им ветровка.
Игрок выскочил из машины, бросил взгляд в сторону окопов. Они были совсем рядом. Оттуда махали наши вояки – уезжайте. Как бы говоря: вы что, дураки? Сейчас накроет! Уматывайте! Игрок показал на потерпевшую, мол, не дураки, бабулю спасаем. Мина разорвалась метрах в ста с другой стороны дороги, над головой полетели осколки. Игрок схватил бабульку, с помощью Спартака втащил в салон: