– Наверное, не сложнее, чем полевые работы, – заметил Манолис.
– В каком-то смысле даже проще, потому что полдня ты будешь находиться в тени.
Двое мужчин пожали друг другу руки. Манолису не терпелось взяться за дело. Это отвлекло бы его от всепоглощающих мыслей об Анне и о той газетной статье. Он все еще был страшно зол на Ольгу Вандулакис.
– Ты нужен мне на левом борту, – оживленно произнес Яннис. – На прошлой неделе я уволил оттуда пару бездельников, и теперь мы отстаем от графика.
Попросив подождать других желающих получить работу, он повел Манолиса знакомиться с его новыми товарищами.
– Димитрис, – позвал он одного из них. – У вас новенький. Человек вроде неплохой. Введи его в курс дела.
Прежде чем уйти, Яннис вытащил что-то из кармана и протянул Манолису.
– Вот. – Это был клетчатый платок. – Тебе пригодится.
– Если не наденешь, – добавил Димитрис, – долго не протянешь!
Манолис посмотрел на огромный корпус корабля. Высоко вверху работали несколько мужчин. Каждый замотал нос и рот таким платком, чтобы защититься от пыли.
– Итак, вот твои инструменты, – бодро сказал Димитрис, протягивая скребок, большую мягкую щетку и паяльную лампу.
Манолис никогда раньше не держал в руках паяльной лампы и был удивлен тем, насколько она тяжелая. Димитрис показал, как она работает, и Манолису пришлось отступить, чтобы не попасть под пламя, вырвавшееся из горелки с угрожающей силой. Затем он сам попробовал включить паяльную лампу. После этого его научили правильно держать скребок и признали годным к работе.
Манолис засунул щетку со скребком за пояс и поднялся на платформу, которая располагалась в пятнадцати метрах над землей. При этом одной рукой он держался за лестницу, а во второй сжимал громоздкую паяльную лампу. Забравшись наверх, Манолис занял место между двумя мужчинами. Они ненадолго прервали свое занятие и кивнули в знак приветствия. Это могли быть его вчерашние знакомые, но сказать наверняка было трудно.
Понаблюдав за своими соседями, Манолис уяснил, сколько времени нужно работать паяльной лампой, как разогреть краску, не повредив при этом корпуса корабля, и как именно нужно очищать его щеткой от остатков краски.
Он повязал выданный ему хлопковый платок вокруг рта и носа и приступил к работе. Через некоторое время он нашел свой ритм: лампа, скребок, щетка. Лампа, скребок, щетка. Лампа, скребок, щетка.
Манолис окинул взглядом фронт работ. Пока была готова лишь пятая часть выделенного его команде участка. Ему не хотелось думать о сроках. И внезапно Манолис вспомнил об участке земли на плато Лассити, который дядя попросил расчистить как можно скорее. Огромную площадь в тридцать гектаров необходимо было прополоть и подготовить к посеву. Каменистая почва плохо поддавалась обработке; после целого дня, проведенного в поле, Манолис продвинулся всего на метр или два, и оставшаяся территория простиралась перед ним, словно насмехаясь. Этот корабль казался таким же устрашающим, но еще в Элунде Манолис понял: если упорно двигаться вперед, объем работ начнет потихоньку уменьшаться.
Время тянулось медленно. Постоянный шум и обмотанные вокруг ртов платки исключали любые разговоры между рабочими. Солнце пекло голову, по спине струился пот, и, орудуя скребком, Манолис представлял, что искупает вину за смерть Анны. Без него Анна могла бы стать хорошей женой. Если бы он не вернулся из своих странствий, если бы он не был так похож на Андреаса, если бы, если бы… Возможно, именно он повинен в смерти Анны, и его следует отдать под суд.
День становился все жарче, а чувство вины – все тяжелее. Руки Манолиса были заняты работой, а голова – бесконечными размышлениями. Наверное, стоило поменьше думать… Поля Элунды испытывали его на выносливость, но темное пространство корабельного корпуса требовало еще больше усилий и было более твердым и немилосердным, чем сухая критская земля.
– Манолис! Эй, ты! Манолис!
Он не знал, как долго Димитрис пытался до него докричаться. Оглянувшись, Манолис увидел, что остальные рабочие уже спустились по лестнице, оставив паяльные лампы наверху, и стояли теперь внизу. Видно, под ритмичный стук скребка Манолис с головой ушел в собственные мысли, ничего не слыша и не видя вокруг.
Засунув инструменты за пояс, он быстро спустился по лестнице.
– Хорошая работа, ребята, – похвалил Димитрис свою команду. – Увидимся через час.
Мужчины ушли, и Манолис остался один. Есть ему не хотелось, а потому он не пошел вместе со всеми. Его мучила жажда. Он купил с лотка бутылку холодной газировки и пристроился в тени грузовых контейнеров. Кто-то бросил тут тюк с мягкими тряпками, Манолис прислонился к нему спиной и сам не заметил, как заснул, свесив голову на грудь. Во сне к нему вновь, покачивая бедрами, пришла Анна с распущенными волосами, и ее темные кудри струились по спине…
Ровно в час дня вся команда вернулась к работе. Манолиса разбудил Димитрис, легонько пнув его ботинок.
– Ну и как тебе? – спросил Димитрис, когда Манолис открыл глаза и сощурился от яркого солнечного света.
– Неплохо, вполне неплохо, – ответил он, не придумав ничего другого.
Работа продолжалась, и к концу дня Манолис очистил достаточно, чтобы оправдать оказанное ему доверие. Мужчины трудились на подвесных мостках, поэтому всей команде нужно было закончить очистку выделенного им участка одновременно, чтобы переместить конструкцию. И хотя задача требовала усилий от каждого, все же это была командная работа. И оставалось сделать по-прежнему очень и очень много.
Неделя пролетела незаметно. Каждый день был похож на предыдущий, однако Манолис обнаружил, что к концу недели совершенно вымотался.
Закончив работу в субботу днем, Манолис отправился домой, только сейчас начиная понимать, с каким нетерпением он ждал выходного дня. Воздух все еще был по-летнему теплым, но с моря уже дул по-осеннему прохладный ветерок. Манолис заметил Янниса, идущего впереди, и поспешил догнать своего товарища. Разговорившись, мужчины выяснили, что живут совсем рядом: Яннис поселился у своей тети, а ее дом и пансион Агати находились на соседних улицах.
– Не хочешь послушать концерт сегодня вечером? – предложил Яннис. – Одна из легенд ребетики[9] должна выступать в соседней таверне.
– Тогда увидимся позже, – кивнул Манолис.
Они дошли до конца улицы и расстались.
Манолис отсчитал из жалованья плату за недельное проживание и сунул деньги Агати под дверь. Затем отправился под душ. Его волосы были настолько грязными, что стояли торчком. И чтобы смыть с них пыль и грязь, Манолис стоял под потоком воды более двадцати минут, как он делал каждый вечер в течение рабочей недели. Он безучастно следил за тем, как грязь с его волос и тела медленно стекает в сливное отверстие. После этого он поднял голову и подставил свои глаза и нос под струи воды. Только так можно было избавиться от скопившихся в них мельчайших частиц краски. Вымывшись с мылом несколько раз, Манолис вытерся и вышел из ванной.
Теперь надо было побриться. В ванной имелось только маленькое треснувшее зеркало над раковиной. Поскольку в комнате царил полумрак, Манолис не сразу заметил, что порезался. Кровавый след тянулся по его подбородку и шее прямо к сердцу. Это зрелище всколыхнуло в памяти образ той, кого он никак не мог забыть. Анна… Он старался не думать о ее ране, предпочитая помнить лишь совершенную красоту любимой, но порой гадал, куда именно попала пуля. Перед тем как пойти на концерт, Манолису удалось немного поспать.
Пареа Янниса состояла в основном из приезжих, нашедших работу в Пирее. Манолис уже был знаком с Димитрисом, Арисом, Михалисом, Петросом, Тасосом, Ставросом и Мильтосом – они работали вместе, но впервые он смог хорошенько рассмотреть их лица. Несомненно, каждому из них было что рассказать, но Манолис не стал их ни о чем расспрашивать, потому что не хотел, чтобы они расспрашивали его.
Мужчины ели, пили и подпевали неутомимым музыкантам, слаженно игравшим на своих бузуки. В таверне было очень шумно, а потому разговор особо не клеился. Дело шло к ночи, и гвалт лишь усиливался по мере того, как один певец сменял другого.
На другом конце зала за столиком сидела компания девушек. Иногда какая-нибудь из них подходила к мужчинам, и товарищи Манолиса перекидывались с ней парой фраз. Женщины в Пирее сильно отличались от критянок: они одевались более ярко и вызывающе, стриглись коротко, красили ногти в алый цвет и носили броскую бижутерию. Они предпочитали короткие платья без рукава, с глубоким декольте, туфли на шпильке.
И хотя Ираклион и Пирей разделяло немногим более трехсот километров, консервативный Крит казался теперь Манолису таким же далеким, как Луна. Женщины в Пирее напоминали жительниц Парижа или Мадрида, причем по сравнению с последними местные красотки были еще более свободными и раскрепощенными. Однако, если кто-то из них пытался завязать беседу, Манолис слегка кивал, что значило «нет», и девушка тут же оставляла попытки вовлечь его в разговор. Ни одна из них Манолиса не привлекала. Он сейчас вообще не искал женской компании. Мысли Манолиса занимала только одна женщина. Анна.
Под конец вечера, как это часто бывало в Пирее, Манолис внезапно уловил вступительные аккорды зейбекико и почувствовал, как внутри его что-то шевельнулось. Эта песня, казалось, была написана специально для него и заставляла сердце биться чаще. Словно зачарованный музыкой, Манолис поднялся со своего места.
Мужчины немедленно убрали заставленные стаканами столы с его пути, чтобы освободить место для танца. После нескольких графинов узо горе по-прежнему висело тяжелым камнем на груди Манолиса. Расставив руки в стороны, словно птица, он начал медленно двигаться в такт музыке. По традиции, известной каждому, все движения в этом танце были очень личными. Этот т