Воздух в захваченном тишиной зале суда вдруг стал словно наэлектризованным. Судья собирался вынести смертный приговор. Иначе зачем ему было упоминать о могиле? Для присутствующих слова судьи стали настоящим потрясением. Большинство полагало, что Андреаса оправдают или ему будет вынесен формальный приговор.
– Защита чести и достоинства, безусловно, важна, – тем временем продолжал судья, – но она не может служить оправданием столь ужасного преступления. – Судья зачитал показания тех свидетелей, которые описывали обвиняемого как человека несдержанного и вспыльчивого. Слова Антониса показались судье наиболее убедительными. – Андреас Вандулакис, вы признаетесь виновным в убийстве несчастной женщины. Данное преступление заслуживает смертной казни.
У кого-то из толпы вырвалось: «Нет!» – и тревожный шепоток пронесся по залу суда. Даже Мария затаила дыхание. Жизнь за жизнь. В этом было что-то пугающее. Такой приговор нередко выносился в подобных случаях, однако Мария понимала, что он не вернет ей сестру. Не вернет счастье ни ей, ни ее отцу.
Судья подождал, пока в зале вновь стало тихо.
– Однако в данном случае я не приговариваю вас к смертной казни. Вместо этого я приговариваю вас к пожизненному заключению. Думаю, подобный приговор послужит хорошим примером для всех мужчин, проявляющих несдержанность в отношении своих жен.
И опять по толпе пробежал вздох удивления, ведь большинство зрителей пребывали в уверенности, что Андреас Вандулакис покинет зал суда свободным человеком. Конечно, в случившемся была виновна Анна, а не ее супруг! Сына такого богатого землевладельца сажают в тюрьму? На всю оставшуюся жизнь?
Возмущение и протесты толпы вызвали у Марии чувство омерзения. Многих мужчин, находящихся в зале, явно оскорбил оглашенный вердикт, ведь поднять руку на свою жену на Крите было обычным делом. Судья же в данной ситуации вставал на защиту женщин, и далеко не всем это понравилось.
Через несколько секунд Мария покинула зал суда, решив дождаться отца на улице. Когда Гиоргос наконец появился, девушка взяла отца под руку, и они молча направились к автобусной остановке – оба хотели как можно скорее покинуть это место.
Всю дорогу Мария смотрела на свое отражение в забрызганном дождем окне и видела перед собой измученную женщину с растрепавшимися волосами. Ей казалось, что она только что присутствовала на процессе над своей сестрой, а не над Андреасом. Мария ощущала, что за последние три дня она постарела на десять лет.
Вернувшись домой, и отец, и дочь наконец дали волю слезам. И хотя они были раздавлены смертью Анны, оба понимали, что казнь Андреаса не облегчила бы их страданий.
Процесс широко освещался в местной прессе, но в национальных газетах о нем не говорилось ни слова.
Благодаря Антонису Манолис знал дату начала процесса и тщетно искал информацию о ходе разбирательств в национальной газете «Катимерини». Увы, в издании написали лишь об окончании процесса. Заголовок гласил: «ПОЖИЗНЕННЫЙ СРОК ЗА УБИЙСТВО ЖЕНЫ». Статья была совсем небольшой и размещалась на пятой полосе газеты. В ней были изложены лишь голые факты.
Манолис отнесся к приговору неоднозначно, однако, как и Мария с Гиоргосом, был уверен, что смерть брата не облегчила бы его страданий.
Несколько недель спустя, придя домой, Манолис обнаружил, что к его двери прислонен большой коричневый конверт. Агати, по-видимому, решила, что под дверь он не пролезет, и оставила так. На этот раз фамилия адресата была написана чуть более разборчивым почерком. Вандулакис. Агати эта критская фамилия показалась очень красивой. Ван-ду-ла-кис. У нее был очень приятный ритм.
Манолис вскрыл конверт и обнаружил в нем несколько десятков газетных листов и письмо от Антониса. И хотя Антонис был довольно разговорчив, излагать свои мысли на бумаге он не любил еще со школы, а потому его послание вновь было очень коротким.
Дорогой Манолис!
Надеюсь, у тебя там в Пирее все хорошо. Я больше не работаю на Вандулакисов. Думаю, давно пора. Сейчас я занят на стройке. В Айос-Николаосе возводят много новых домов.
Эти заметки о суде я сохранил специально для тебя.
Журналист записал все в точности как оно было на самом деле. Надеюсь, его отчет положит конец этой ужасной истории для нас обоих.
С наилучшими пожеланиями,
Антонис не стал говорить другу о том, что его имя не раз всплывало во время процесса. Он сам поймет это по газетным вырезкам.
Манолис дважды перечитал письмо. Слова «для нас обоих» привели его в некоторое замешательство – он не понимал, что Антонис имеет в виду. Манолис знал, что Ангелопулосы были очень дружны с Петракисами, и все же эта ремарка показалась ему странной.
Он сел на кровать, разложил вырезки в хронологическом порядке и принялся их изучать. Антонис был прав насчет журналиста – тот действительно описывал процесс очень подробно. Репортер отмечал каждое покашливание или вздох; всякий раз, когда Андреас Вандулакис ерзал на стуле, журналист заносил это в свои заметки; даже неодобрительный гул толпы – по-видимому, посмотреть на процесс пришло огромное количество зрителей – был запечатлен дотошным репортером. Когда дело дошло до вынесения приговора, Манолису показалось, что он присутствовал на процессе все три дня.
Манолис был настолько поглощен чтением, что не услышал настойчивого стука в дверь. Стучала Элли, племянница Агати. Девушка хотела угостить Манолиса пахлавой, но была вынуждена оставить коробочку со сластями снаружи под дверью. Когда он наконец открыл дверь и увидел перед ней гостинец, то, недолго думая, открыл коробочку – и вскоре она опустела. Изучение судебного процесса отняло у Манолиса много сил, и пахлава пришлась как нельзя кстати.
Вечером Манолис решил прогуляться. Ему хотелось выпить – одному, без собеседников. Он мечтал остановить поток мыслей в своей голове, стереть память о процессе и эмоции, которые тот вызывал, прогнать образы, возникающие перед мысленным взором.
Однако это оказалось невозможным. Мысли Манолиса постоянно возвращались к человеку, столь похожему на него самого, что люди принимали их за близнецов. Андреас теперь сидел в тюремной камере, и, как это иногда случается у настоящих близнецов, Манолис невольно ощущал связь со своим братом. В глазах закона дело было закрыто, но для Вандулакисов и Петракисов приговор не ставил точки в этой печальной истории.
В ту ночь Манолис нашел себе место в баре напротив самой оживленной части гавани. Он пытался притупить свои мысли алкоголем, лениво наблюдая за кораблями, покидающими порт, и представляя себе, как они бороздят морские просторы. Корабли плыли на Ближний Восток, в Индию, Китай – в любую точку мира. Возможно, ему стоит устроиться матросом на один из них и просто исчезнуть. Некоторое время он обдумывал эту идею, но в конце концов отверг ее. Его нынешняя жизнь, возможно, не так уж плоха. Ему нравились люди, с которыми он работал, и хозяйка, у которой он снимал комнату.
В этой же части гавани швартовались паромы из Ираклиона. Только что прибыл вечерний рейс, и Манолис наблюдал, как пассажиры сходят на берег. Двое из них показались ему знакомыми – кажется, эти люди жили в Плаке. Манолис на всякий случай вздернул воротник своей куртки и уткнулся в него, чтобы его не заметили и не узнали.
Агати обычно убирала комнату Манолиса, пока он работал. На следующее утро после того, как на его имя доставили большой коричневый конверт, женщина решила, что пора бы уже сменить простыни жильца. Найти конверт не составило труда. Он был спрятан под рубашками в нижнем ящике комода. Агати раздвинула занавески, чтобы впустить в комнату немного света, уселась на кровать и принялась за чтение.
Первое, что ей бросилось в глаза, – имя обвиняемого и его жертвы. Андреас Вандулакис и его супруга Анна. Агати перепроверила имя на конверте. Сняв туфли, она забралась на кровать и устроилась поудобнее: под спину подложила подушку и прислонилась к деревянному изголовью. Агати читала медленно, пробегая глазами каждую строчку, абзац за абзацем, страницу за страницей. Торопиться было некуда: женщина успела хорошо изучить распорядок дня Манолиса и твердо знала, что он вернется не скоро. На то, чтобы внимательно прочесть все заметки о ходе процесса, ей потребовалось не меньше часа.
Закончив читать, она на мгновение прижала газетные вырезки к своей груди и ощутила, как бешено колотится сердце. После этого встала с кровати и начала рыться в ящиках комода в поисках уже знакомой ей фотографии.
Только теперь она поняла, кто из мужчин, изображенных на ней, был ее квартирантом. Прежде она ошибалась. Мужчина с обручальным кольцом на пальце не Манолис, а его двоюродный брат Андреас.
Ей все стало ясно. Серьга. Кошмары. Бедный Манолис. Бедный, несчастный Манолис потерял женщину, которую так любил. Как же это, должно быть, ужасно! Агати была потрясена. За что так жестоко обошлась с ним злодейка-судьба? Казалось, он лишился всего.
Агати могла предложить Манолису лишь свою доброту. И женщина решила проявить к своему постояльцу еще больше тепла и сочувствия, чем прежде. Как-то в разговоре со своей племянницей она мимоходом упомянула, что сердце Манолиса разбито. После этого Элли прониклась к нему еще большей симпатией и стала чаще угощать его сластями, надеясь, что это хоть чуть-чуть поднимет несчастному настроение.
В тот день Манолис, вернувшись в свою комнату, сразу понял, что хозяйка сменила его постельное белье: сладкий запах хозяйственного мыла напоминал ему об Анне. На следующий день, выходя из комнаты, он чуть не споткнулся об обед, который Агати оставила у него под дверью. Еда была довольно скромной: банка риса со стручковой фасолью и ломоть свежего хлеба, завернутый в салфетку. Должно быть, Агати пришлось встать очень рано, чтобы приготовить все это. Не заметив подобного угощения под остальными дверьми, Манолис понял, что чем-то заслужил особое расположение домовладелицы.