– Я ищу Костаса, – пояснила она. – Костаса Константинидиса.
В этот момент дверь в квартиру Агати приоткрылась. Манолис всей душой надеялся, что его хозяйка не отважится противостоять жене своего любовника. Поскольку в противном случае даже он – при всем его обаянии – вряд ли сможет разрядить этот конфликт.
Но вместо Агати в проеме двери появилась Элли, хрупкая и тоненькая в своей длинной ночной рубашке. Вид этой святой невинности немедленно разрядил накалившуюся было обстановку в коридоре пансиона.
– Что случилось, кирие Манолис? – прощебетала она.
Вломившаяся в их жилище женщина безвольно опустила руку, сжимавшую пистолет.
– Чем мы можем вам помочь? – спросила Элли у этой сумасшедшей таким спокойным тоном, как будто та пришла к ней снять комнату на ночь.
Женщина снова разразилась гневными тирадами.
– Это не она! – вскричала незваная гостья. – Он бы ни за что не связался с этим тощим ребенком. Это та старая певичка, я знаю! Я слышала о ней от многих людей – в том числе от официанта той бузукии, где она выступает. Это не она!
Пока внимание скандалистки было сосредоточено на Элли, Манолис воспользовался случаем и завладел пистолетом. Сделать это оказалось не так уж сложно.
– Возвращайся в постель, Элли, – твердо сказал Манолис. Теперь он полностью контролировал ситуацию. – Я сам провожу эту даму. – Подхватив женщину под руки, он решительно повел ее к входной двери. – Вы ошиблись адресом, – отрезал Манолис на прощание. – И если вздумаете беспокоить нас еще раз, то горько об этом пожалеете. А теперь выметайтесь отсюда! – (Тем временем нарушительница спокойствия вырывалась из цепкой хватки своего провожатого с яростью, придававшей ей сил, так что ее попытки почти увенчались успехом.) – Кто бы что ни говорил, здесь нет никакого Костаса Константинидиса. – С этими словами, в которых была лишь доля правды, Манолис захлопнул дверь и запер задвижку.
Он обернулся и увидел Агати и Ставроса. Они все слышали.
Остальные постояльцы, разинув рот, наблюдали за этой сценой с верхнего этажа, поэтому Агати, Ставрос, Элли и Манолис без лишних разговоров прошли в квартиру и закрыли за собой дверь.
Манолис видел, что хозяйка впервые на его памяти не знала, что сказать. Она плюхнулась в кресло, бледная как полотно, и уставилась куда-то перед собой. Ставрос сел за стол и закурил.
Элли юркнула в спальню.
«Рано или поздно кому-то из них придется нарушить молчание», – здраво рассудил Манолис и, пока оба его друга молчали, принес им по стакану воды. Ему не хотелось оставлять их одних.
Агати заговорила первой.
– Это была твоя жена? – еле слышно прошептала она. – Эта безумная женщина – твоя жена?
Ее голос звучал относительно спокойно, но каким выразительным тоном она произнесла слово «жена»!
Ставрос, похоже, был слишком напуган, чтобы выдавить хоть что-нибудь членораздельное.
– И это ты додумался послать к ней мою племянницу в качестве отвлекающего маневра?
И вновь он промолчал в ответ.
Манолису очень не хотелось становиться участником еще одной перебранки. Было около пяти утра, начинало светать, и он предложил сделать то, что на данный момент представлялось ему максимально разумным:
– Думаю, нам всем не помешает немного поспать. Пусть Ставрос останется у меня, потом поговорите.
Мужчины покинули квартиру Агати. Оказавшись наверху, в своей комнате, Манолис бросил одеяло на небольшой диван рядом со своей кроватью, давая Ставросу понять, что он может спать здесь. У Манолиса не было никакого желания устраивать товарищу допрос. Пусть этим занимается Агати. Самому же Манолису хотелось вздремнуть хотя бы пару часов.
Он проснулся в десятом часу. К тому времени Ставрос уже ушел.
Манолис вскочил с кровати. Мысль о том, что с Агати стряслась беда, пронзила его с такой силой, как будто это случилось с ним самим. Манолису очень хотелось защитить эту женщину, чье счастье было разрушено в одночасье. Ведь она заменила ему мать! Он чувствовал ответственность перед ней. В конце концов, именно он познакомил Агати со Ставросом.
Манолис умылся, оделся, а затем осторожно спустился по лестнице. На полу в коридоре он заметил осыпавшуюся штукатурку. Манолис посмотрел вверх и увидел на потолке дырку от пули. Только тогда он вспомнил, что оставил пистолет в квартире Агати – положил его на полку, когда наливал ей и Ставросу воду. Манолис слегка забеспокоился. Прижавшись ухом к двери, он услышал за ней тихие голоса. Мешать разговору он не хотел, а потому быстро покинул пансион и направился в сторону набережной, где располагалось его любимое кафе с видом на воду, – он частенько приходил туда по воскресеньям. И хотя прежде он старался не привлекать к себе внимания, со временем все же нашел пару любимых мест, где теперь к нему обращались по имени, – как и любому другому человеку, Манолису это нравилось.
Шел первый месяц лета. Солнечные лучи пока не обжигали кожу, а лишь мягко ее ласкали. Легкий ветерок нежно волновал морскую гладь, не заставляя ее яростно вздыматься. Сладость мая постепенно уходила, и к августу от нее не оставалось и следа. Манолис вспомнил, как три года назад он был счастлив с Анной – до того как она накрутила себя из-за возвращения Марии со Спиналонги и почти утратила самообладание. Если бы только она сохранила трезвость ума, веру в Манолиса и не была такой безрассудной. Если бы…
Манолис надеялся, что Агати не станет вести себя столь же отчаянно. Возможно, утренним событиям найдется хоть какое-то разумное объяснение.
Он взял в руки свежий номер «Катимерини». Главной новостью был государственный переворот в Турции. События в Анкаре неизменно отражались на политике Афин, но пока мировые события не оказывали непосредственного влияния на судоходство, Манолиса они не интересовали.
Выпив две чашки кофе и выкурив сигарету, Манолис расплатился и ушел. Он решил, что теперь можно вернуться в пансион.
Манолис осторожно постучал в дверь квартиры Агати. Ему открыла Элли.
– Они ушли, – сказала она, – на прогулку.
– Ты не знаешь, куда именно?
– Нет, – коротко ответила девушка.
– Они пошли прогуляться вместе?
– Да. – Элли кивнула. – Они ушли, держась за руки.
Последние слова успокоили Манолиса.
– Ну и славно, – только и сказал он. Манолис слегка переживал за своих друзей, а теперь был рад, что у них все наладилось.
Манолис тоже решил прогуляться и вернулся в пансион лишь к вечеру. Проходя мимо квартиры своей хозяйки, он вновь услышал голоса. Манолис постучал, и на этот раз ему открыла сама Агати. Она вся светилась от счастья. В одной руке у женщины был стакан, а в другой – бутылка.
– Заходи, заходи! – воскликнула она с таким энтузиазмом, будто он опоздал на вечеринку, где его давно ждали.
Внезапно за спиной Агати вырос Ставрос. В руке у него тоже был стакан.
– Манолис, прошу, выпей с нами!
В бутылке оказалось дешевое шампанское – вероятно, именно из-за него друзья Манолиса были в приподнятом настроении.
– Стин ийя мас! Наше здоровье! – Агати подняла свой стакан.
Манолис не спешил радоваться, хотя и Агати, и Ставрос, казалось, были абсолютно счастливы.
– По какому поводу праздник? – осторожно спросил он.
– Любовь! – ответила Агати. – Разве это не повод?
– Разумеется, это прекрасный повод.
– Мы нашли друг друга, Манолис. Теперь мы связаны любовью.
– И… – начал было Манолис, которому данного объяснения, учитывая все обстоятельства, было недостаточно.
– Почему бы всем нам не присесть? – перебила его Агати. – Ставрос хотел бы объясниться. Он мне все рассказал.
Все сели за стол. После небольшой паузы Ставрос, который не привык быть в центре внимания, начал рассказывать:
– Та женщина сегодня утром… Она была… то есть она и есть… В общем, она моя жена. А меня на самом деле зовут Костас.
После этого он замолчал. Манолис не очень понимал, зачем Агати понадобилось знать нечто большее, чем те голые факты, которые только что озвучил Ставрос. И тем не менее его хозяйка сидела перед ним, прижимаясь всем телом к Ставросу, и даже взяла его руку в свою ладонь. Ведь она слышала все это во второй раз. Ставрос продолжил свой рассказ, явно желая облегчить душу перед Манолисом.
– Мне уже стукнуло сорок пять, а я все еще был холост и жил с родителями в деревне – там, на севере. Ты наверняка представляешь себе, Манолис, как оно бывает. Меня обзывали по-всякому: и пидором, и извращенцем, и всякими другими обидными словами. Даже родителям доставалось: «С Костасом что-то не так?», «Ваш сын гомосексуалист?», «Ваш мальчик немного того?» – и все в таком духе. А не женился я на самом деле по одной простой причине. Я так и не встретил ту самую. Так зачем мне было жениться?
Манолис кивнул. Он прекрасно понимал своего друга.
– Устав от насмешек, мы перебрались из нашей деревни в Салоники. В городе людей больше заботят собственные проблемы, чем чужие, им не до сплетен. Мои родители наконец-то вздохнули спокойно, хотя для этого им и пришлось покинуть родные места. Этажом ниже жили супруги, у которых было четверо детей, уже взрослых. Трое из них давно съехали от родителей, но старшая дочь недавно овдовела и вернулась к ним. Она была на десять лет моложе меня. Но похоже, это никого не волновало, когда мои родители сблизились с соседями и у них возникла одна идея…
От длинного монолога у Ставроса пересохло в горле. Он встал, налил себе воды и вновь сел за стол. Вечер выдался теплым, и в квартире стало душно. Агати пришлось открыть окно.
– В ту же секунду, как мы вышли из церкви, я понял, что совершил ошибку. Понимаешь, я даже не успел толком ее узнать. Мы переехали в квартиру на другом конце города, поближе к докам. Тут все и началось. Когда мы оставались наедине, она превращалась в совершенно другого человека. При своих родителях или при моих она так себя не вела. Она начала кидаться на меня с кулаками, обливать кипятком, а однажды даже бросилась на меня с ножом. Но кому я мог об этом рассказать? Да и кто бы мне поверил? Когда моя мать спросила, откуда на моем теле свежие синяки и ожоги, а я ответил, что схлопотал их от жены, она мне не поверила. Мать решила, что я подрался с кем-то по пьяни. Так я протянул два года, хотя мне показалось, что прошли все двадцать. За все это время я и пальцем не тронул свою жену.