Вечером, когда муж вернулся из больницы, она рассказала ему о своем визите к Андреасу. Николаоса в первую очередь заботило, чтобы Мария не подхватила в тюрьме какую-нибудь инфекцию.
– В этом заведении наверняка кишмя кишат микробы, – заявил он. – И если там, по твоим же словам, все настолько плохо с санитарией, ты подвергаешь себя риску заболеть.
– Агапе му, – с улыбкой начала Мария, – я пережила проказу. Уверена, я смогу защититься от тюремных микробов.
– Если только будешь соблюдать меры предосторожности, – мягко сказал Николаос. – Например, мыть руки по возвращении.
– Ты ведь знаешь, Никос, что я всегда именно так и делаю, – заверила его супруга. – Я мою их очень тщательно.
– А твоя одежда?
– Ее я тоже стираю. До дыр, – поддразнила мужа Мария.
Поскольку ночь выдалась теплой, супруги решили поужинать на открытом воздухе, в своем маленьком саду. На следующий день Никос уезжал на очередную медицинскую конференцию. Марии вновь предстояло остаться одной на несколько недель. Впрочем, она никогда не упрекала супруга в том, что он предан своему делу и оно для него всегда на первом месте. Да и как она могла его упрекать? Ведь он спас ей жизнь. А теперь спасал жизни других людей. Тем не менее Мария всегда очень тосковала без мужа. Не только потому, что сильно его любила, но и потому, что управляться с Софией в одиночку ей было намного сложнее.
– Каждый раз, когда ты едешь в это злачное место, я страшно за тебя переживаю, – признался Николаос. – Даже притом что понимаю, зачем ты это делаешь. – Он замолчал, и они оба подняли глаза к небу, усыпанному ослепительно-яркими звездами. – Ты не надумала рассказать о своих визитах Александросу Вандулакису? – Этот вопрос беспокоил Николаоса почти так же сильно, как опасения насчет того, что Мария подхватит в тюрьме какую-нибудь заразу. – А если он узнает о том, что ты втихомолку навещаешь в тюрьме его сына?
– Он не узнает. Никто из Вандулакисов никогда не бывал в тюрьме, где содержат Андреаса, а ему самому посылать письма запрещено. Они не общаются.
– А что, если однажды Александрос решит проведать своего сына? Тогда он узнает, что ты тоже его навещала. Только представь себе возмущение старика!
– Это маловероятно, Никос. Александрос не простоит и получаса в той жуткой очереди к воротам тюрьмы. Он совсем слаб.
– И все-таки мне кажется неправильным, когда ты после свидания с Андреасом едешь к Александросу и ничего ему не говоришь о своих визитах. Разве ты не чувствуешь за собой вины? Прошу, расскажи ему все как есть, агапе му.
Мольба в голосе Николаоса заставила Марию отступить.
– Ты прав, это нехорошо, – признала она. – При нашей следующей встрече я непременно все ему расскажу. Я найду для этого подходящий момент.
– Обещаешь?
– Обещаю.
Николаос вернулся в дом, чтобы собрать вещи в поездку, а Мария принялась убирать со стола. Она мыла посуду и размышляла о том, с чего начать разговор с Александросом о его сыне.
В следующие выходные Мария с Софией отправились в гости к Мегалос-Паппусу – Большому Дедушке, – так называла Александроса девочка. Она была еще слишком мала, чтобы интересоваться, почему ее дед не приходится отцом никому из ее родителей. Однажды Марии с Николаосом придется все объяснить Софии, однако этот день наступит еще не скоро. Гиоргоса же София прозвала Мусатос-Паппус – Бородатый Дедушка, – чтобы как-то различать двух паппусов.
Девочка всегда с нетерпением ждала визитов к Вандулакисам. Экономка кирия Хортакис пекла к ее приходу любимое печенье, а потом Софии разрешалось бегать по просторному дедушкиному дому – она это обожала. Желая порадовать внучку, Мегалос-Паппус купил ей лошадь-качалку. Она стояла в гостиной, и София могла играть там часами, качаясь на лошадке взад-вперед. Девочка назвала свою любимицу в честь коня Александра Македонского, хотя с трудом выговаривала это имя. София с удовольствием представляла, как мчится во весь опор по горам, подстегивая свою лошадку. Длинные кудрявые волосы развевались за ее спиной, из груди рвался крик: «Буцефали, вперед!» – в такие моменты София очень сильно напоминала Марии Анну.
За последние несколько лет Александрос Вандулакис успел полюбить Марию Киритсис. Он испытывал к ней гораздо более теплые чувства, чем к ее сестре, и считал более подходящей матерью для своей внучки. Имя Анны он даже отказывался произносить вслух.
Мария с Александросом пили кофе в гостиной, где София играла со своей лошадкой, и женщина поняла: вот он, подходящий момент для разговора. Николаос был прав: для Марии каждый приход в этот дом омрачался угрызениями совести с того момента, как она начала ездить в Неаполи. Она всячески оправдывала свое молчание: Александрос мог разозлиться и высказать недовольство тем, что Мария навещает его сына в тюрьме, заявить, что ее это не касается, и даже счесть себя оскорбленным, – однако теперь настала пора рассказать старику всю правду.
Мария не видела способа плавно перейти к нужной теме. Поэтому она просто собрала все свое мужество в кулак и выпалила:
– Мне нужно вам кое-что сказать, кирие Александрос.
Ее тон явно насторожил старика.
– Что-то случилось, моя дорогая? – спросил он.
– Я была у вашего сына. Я видела Андреаса.
Александрос был ошарашен этой новостью. Воцарилась пауза.
Руки Марии так дрожали, что ей пришлось поставить свой кофе на стол. Дребезжание чашки о блюдце выдавало ее с головой.
– Я х-ходила к нему в тюрьму, – продолжила она.
– К моему… сыну?
Александрос Вандулакис всегда был довольно скуп на эмоции, но на этот раз не смог их сдержать – его лицо помрачнело.
Кирия Хортакис поняла, что хозяину нужно побеседовать с гостьей наедине, и увела Софию в кухню пробовать свежеиспеченное лакомство.
Последний раз Александрос Вандулакис разговаривал со своим сыном за семейным ужином в августе, три года назад. Тогда он попросил их с Анной принять участие в празднике, намечавшемся в Плаке. Через два дня Александросу сообщили о трагедии. Они с Элефтерией как раз собирались идти спать, когда зазвонил телефон. Оба сильно удивились столь позднему звонку. Ответить на него вызвалась Элефтерия. Она вышла в коридор, и мгновение спустя Александрос услышал ее крик. Он бросился к супруге и нашел ее всю в слезах, сидящую на стуле рядом с телефонным столиком. Александрос взял трубку из рук Элефтерии и услышал на том конце провода голос Антониса Ангелопулоса, который сообщил ему, что Анна умерла, а Андреас арестован.
Роковая пуля, выпущенная сыном в грудь его жены, перевернула жизнь старых Вандулакисов.
– Ты видела Андреаса? – тихо переспросил Александрос.
Впервые после той ужасной ночи старик произнес имя своего сына вслух. Мария едва его расслышала.
– Да, – кивнула она.
Александрос Вандулакис, гордый владелец огромного поместья, человек, который привык скрывать свои эмоции, заплакал навзрыд, прикрыв лицо руками.
Несмотря на всю формальность их отношений, Мария встала и обняла старика. Хотя Александрос Вандулакис мог счесть подобный жест фамильярным, Марии было все равно. Она действовала инстинктивно. Плачущий перед ней человек явно нуждался в утешении.
Спустя какое-то время Александрос достал из кармана носовой платок и прижал к глазам. Постепенно его рыдания сошли на нет. Мария поняла, что старику нужно несколько мгновений, чтобы прийти в себя, и вновь села за стол напротив него.
В конце концов к Александросу вернулась способность говорить, и он тут же завалил Марию вопросами:
– Как он там? Как теперь выглядит? Как справляется? Каково это вообще – сидеть в тюрьме?..
Мария ощутила облегчение, которое испытал Александрос, вновь обретя возможность говорить о своем сыне. Его вопросам, казалось, не было конца. Она честно отвечала на каждый, если знала ответ.
Но вскоре она заметила, что силы покидают старика – он откинулся на спинку стула, не в состоянии больше выносить столь сильное эмоциональное напряжение. Однако он так и не спросил у нее, почему она решилась навестить Андреаса. Марии хотелось верить, что Александрос и так знал ответ на этот вопрос. По-видимому, он также не был чужд сострадания. Только тот, кто сам способен простить, не сочтет нужным спрашивать, простил ли другой.
Ровно в тот момент, когда этот вежливый допрос подошел к концу, в гостиную вбежала София и бросилась к деду. Старик, обожавший свою внучку, крепко обнял ее.
– Нам пора, София, – ласково сказала Мария.
– Мана! Мама! Я не хочу уходить, – возразила София. – Я хочу остаться здесь, с Буцефали!
– Обещаю, что буду кормить его и присматривать за ним, моро му, – дал слово дед.
София обняла его, затем уцепилась за руку Марии.
Мария почувствовала, что с ее плеч свалился огромный груз. Она ощутила легкость, которой прежде никогда не ощущала в доме Вандулакисов.
Александрос поднялся со стула и очень нежно взял ее за руку.
– Спасибо, что навестили меня, – сказал он. – Рад был тебя видеть. Буду ждать нашей следующей встречи. Надеюсь, к тому моменту у тебя будут для меня какие-нибудь новости.
Мария поняла, что имеет в виду Александрос. Отныне он будет ждать вестей об Андреасе. После смерти жены старик сильно сдал, и когда Мария коснулась его руки на прощанье, то почувствовала, насколько она дряхлая. Это заставило ее еще раз задуматься о том, какую опасность могло представлять посещение тюрьмы для Александроса. Сама Мария была достаточно сильной, чтобы противостоять микробам и болезням, однако старика они могли убить. С этого момента Мария решила быть его ушами и глазами в том адском месте.
Николаос был в отъезде, и Мария отложила поездку в Неаполи до его возвращения. Она не хотела, чтобы София пропускала школу.
Этот вынужденный перерыв сильно беспокоил Марию. Она переживала, что Андреас вновь почувствует себя брошенным, и планировала поехать к нему сразу же, как только муж вернется из командировки. Тогда он бы смог каждое утро водить дочку в школу вместо Марии.