– Я до сих пор не понимаю, как ты можешь испытывать жалость к этому человеку, – прямо сказала Фотини. – Он ведь убил твою сестру.
– Фотини!
– Мария, но ведь это правда.
– Да, но правда – это еще не все. Ты не знаешь, как меняется выражение его лица, когда он видит меня. В его глазах я вижу нечто большее, чем простую благодарность, Фотини. Он смотрит на меня так, будто я спасла ему жизнь!
– Отец мог бы его навещать вместо тебя…
– Не думаю, что это хорошая идея. Он такой старенький и немощный…
– Ну, на меня не рассчитывай, Мария. Я уж точно не поеду в эту тюрьму, – резко перебила подругу Фотини.
Мария тяжело вздохнула:
– Я обещала Никосу, что пока отложу свои визиты к Андреасу. Но однажды я вновь к нему поеду. А пока буду надеяться, что он прочтет мою записку.
Глава 13
Только следующей весной Мария вновь заговорила с мужем о том, чтобы поехать в тюрьму к Андреасу Вандулакису. Она была вполне здорова для такого путешествия и отметила дату предстоящей поездки в дневнике мужа, чтобы он не забыл в этот день отвести Софию в школу.
За два дня до назначенного срока Николаос вернулся с работы и положил на стол перед Марией газету.
– Взгляни-ка на это, – сказал он, указывая на заголовок: «ПРОТЕСТЫ ЗАКЛЮЧЕННЫХ. ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕЛОВЕК ОБЪЯВИЛИ ГОЛОДОВКУ. ЧЕТВЕРО УМЕРЛИ».
Мария взяла газету в руки и быстро прочла всю статью. Николаос тоже успел ознакомиться с ней, встав за спиной у жены и заглядывая в газету из-за ее плеча. События не оставили равнодушными их обоих. В результате насильственных действий несколько человек скончались, еще несколько десятков преступников объявили голодовку, тогда как часть заключенных выбрались на крышу тюрьмы и засели там. Завязалась перестрелка. Мария очень боялась встретить в статье знакомое ей имя, но, к счастью, оно там не упоминалось.
В последующие дни столкновения между заключенными и охранниками участились. Одного надзирателя зарезали кинжалом, который удалось пронести кому-то из посетителей. Администрация тюрьмы ответила насилием на насилие. Пятьдесят полицейских были доставлены из Ираклиона для помощи в усмирении восставших. Жители Неаполи сообщали, что слышали выстрелы.
– Думаю, что ехать к Андреасу сейчас – не самая лучшая идея, – сказал Николаос.
Каждый день Мария с ужасом следила за развитием событий. Она надеялась, что Андреас был к ним непричастен, однако создавалось впечатление, будто против тюремного начальства взбунтовались все заключенные разом. Восставшие требовали принять меры по улучшению их содержания.
– Условия там просто ужасные, – сетовала Мария. – Бесчеловечные. Понятно, почему они восстали, – что им терять?
– Ты им сочувствуешь? – В голосе Николаоса явственно слышалось возмущение.
– Это место – настоящий ад на земле, – твердо сказала Мария. – Ты ведь там никогда не был.
Ей хотелось, чтобы муж хоть иногда смотрел на вещи с ее точки зрения.
– Сомневаюсь, что условия там хуже, чем в любой другой греческой тюрьме, – заметил он.
– Может быть. Но разве правильно помещать шестерых заключенных в камеру, рассчитанную на троих?
Николаосу нечего было на это возразить.
Беспорядки в тюрьме Неаполи продолжались еще несколько месяцев. Когда они наконец прекратились, власти объявили, что вводят запрет на свидания с заключенными. Подобная мера служила одновременно наказанием для восставших и способом перекрыть канал контрабанды.
Порядок в тюрьме был восстановлен лишь к началу следующего года. Только тогда Мария смогла наконец поехать туда, чтобы навестить Андреаса.
Выйдя в тот день из автобуса, Мария ощутила легкое беспокойство. Ее опасения все возрастали по мере приближения к тюремным воротам. В конце концов ее сильно затошнило от волнения, и она с отвращением вспомнила похожие ощущения, испытанные во время жуткого досмотра в будке надзирателя.
Казалось, за прошедшее время в тюрьме ничего не поменялось: у ворот ее встретил все тот же охранник, да и полный надзиратель тоже никуда не делся.
– Давненько не виделись, – приветствовал он Марию с сарказмом, делая пометку о посещении в досье Андреаса.
Мария не нашлась что ответить, поэтому просто промолчала. Надзиратель повернулся к ней спиной и принялся рыться в своей картотеке, тихонько напевая что-то себе под нос. Марии показалось, что со времени ее последнего визита он успел набрать пару лишних килограммов.
– Ваг… Вал… Ван… Вандулакис… Где же ты, Вандулакис? – пробормотал он. – Мм, Вандулакис. Вандулакис… Вандулакис… Вандулакис…
Чем дольше надзиратель искал нужную папку, тем в более веселое расположение духа он приходил и тем сильнее раздражалась Мария. Как можно было потерять заключенного? Со своего места Мария прекрасно видела, в каком беспорядке содержалась картотека. Ей не терпелось подняться и самой продолжить поиски.
К раздражению Марии прибавилась тревога. А если досье Андреаса выбросили? Вдруг он погиб во время беспорядков? В конце концов она решила, что именно это с ним и произошло. Он был убит в ходе восстания заключенных, и его имя просто не попало в списки погибших.
Но как только она собралась высказать свое предположение вслух, надзиратель внезапно прекратил поиски и захлопнул ящик с папками.
– Я понял! – воскликнул он с воодушевлением. – Я знаю, в чем дело!
Он повернулся и наклонился к Марии, приблизив к ней лицо почти вплотную. Женщина вздрогнула, когда ей в нос ударил запах табака.
– Я только сейчас вспомнил! Его же перевели.
Мужчина выпрямился и не спеша двинулся к шкафу, стоявшему в другом углу. Мария почувствовала такое облегчение, что на какое-то время утратила дар речи. Ее злила медлительность надзирателя – ведь с каждой минутой ей оставалось все меньше времени для разговора с Андреасом. Мария вспомнила обо всех тех женщинах, что ждали снаружи. Из-за халатности этого офицера они могли вообще не увидеться сегодня со своими близкими.
В конце концов надзиратель нашел досье Андреаса.
– Вот ты где. – С этими словами он выудил из шкафа нужную папку. – В другом крыле.
Мария и не подозревала о существовании «другого крыла», но обрадовалась, что Андреаса не перевели в другую тюрьму.
– Гамма десять, – сказал надзиратель молодому охраннику, ждавшему у двери. – Отведи эту прокаженную в гамму десять.
Слова больно ужалили Марию. Ей потребовалась вся ее воля, чтобы никак не отреагировать на них, и, к счастью, удалось не уронить своего достоинства. Она ненавидела надзирателя всей душой – такого сильного отвращения в ней не вызывал больше ни один человек.
Мария встала и поспешно покинула помещение вслед за охранником. Она старалась не отставать от своего проводника – куда бы Андреаса ни перевели, это место располагалось значительно дальше от комнаты для свиданий, чем его прежняя камера. Женщина старалась не смотреть на жалкие постройки, мимо которых лежал ее путь, и все же заметила несколько лиц, выглядывающих из зарешеченных окон. На этих лицах она успела прочесть выражение гнева, печали и любопытства.
Наконец они подошли к зданию, которое выглядело новее остальных. В его коридорах витал запах свежей краски. Охранник открывал одну дверь за другой. Марии все они показались одинаковыми, и она поразилась его способности выбирать из связки ключей подходящий, почти не задумываясь, – у этих дверей не было абсолютно никаких опознавательных знаков.
Они прошли почти до самого конца коридора. С каждой стороны насчитывалось по тридцать дверей. Мария решила, что все это – камеры заключенных. Но сколько мужчин находилось в каждой из них, она могла лишь гадать. Однако хорошо было уже то, что повсеместная вонь экскрементов в этом новом корпусе перебивалась запахом эмульсионной краски.
Охранник остановился у предпоследней камеры и открыл маленькое окошко в двери, чтобы заглянуть внутрь.
– Вот тот, кто тебе нужен, – сказал он. – У вас пять минут, а затем я вернусь. Вроде бы он больше незаразен.
Охранник захлопнул окошко и вновь безошибочно вытащил из связки нужный ключ.
Дверь распахнулась. Мария, вся трепеща, вошла в камеру, и ключ повернулся в замке у нее за спиной.
В камере стояла кровать, на ее краю сидел Андреас. Голова его была обрита, а рубашка на нем сияла такой же белизной, как свежеокрашенные стены.
Марию потряс не столько внешний вид ее зятя, сколько тот факт, что она оказалась с ним наедине в комнате размером три на четыре метра. Она попала в камеру одиночного заключения? Андреас был за что-то наказан?
– Мария! – Андреас встретил ее взглядом, полным изумления, который женщина помнила еще с самого первого своего визита в тюрьму.
– Мне так жаль… – тут же извинилась она. – Мне так жаль, что я не смогла приехать раньше.
Мария почувствовала некоторую неловкость, извиняясь перед убийцей сестры, однако ее слова были искренними. Она сильно сожалела о столь долгом перерыве в их встречах.
– Я получил твою записку, – сказал Андреас. – Ужасно, что ты болела так сильно и так долго. Просто ужасно. Я очень надеюсь, что ты подхватила эту заразу не здесь. В этом месте полно микробов.
– Уверена, что болезнь никак не связана с моими визитами к тебе, – солгала Мария. – Но я рада, что ты получил мою записку. Запрет на свидания с заключенными долго не снимали…
– Да. Я подумал, что его могут никогда не снять, – сказал Андреас, предлагая Марии сесть.
Помимо кровати, в камере имелся небольшой столик и стул, аккуратно задвинутый под него.
На полу, выложенном плиткой, не было ни пятнышка, постельное белье выглядело чистым, а в самой камере едва уловимо пахло каким-то дезинфицирующим средством. Мария подумала, что такие условия одобрил бы даже ее муж.
– Итак… – Она не знала, с чего начать.
Впервые им с Андреасом дали возможность нормально поговорить. Все предыдущие их беседы сводились к нескольким коротким вопросам и ответам, которые приходилось выкрикивать, чтобы перекрыть шум, стоявший в комнате свиданий. И вот теперь они оказались лицом к лицу в полной тишине.