— Как в сумасшедшем доме, — ответил Деметриос, но по всему было видно, что он с теплотой вспоминает те времена. — Мы росли дикими, необузданными. Съезжали с крыш на велосипедах. Падали с деревьев. Лазили по стенам общественных зданий. Мать часто говорила, что мы закончим тюрьмой или покалечимся насмерть.
Затем, для контраста, Анни рассказала ему о своем детстве, о том, что значит быть членом монаршей семьи. Никаких драк. Никаких визитов в отделение экстренной медицинской помощи. Разве только однажды, и то по поводу вросшего ногтя на пальце ноги. Чего было полно, так это ожиданий. От нее все чего-то ожидали.
— Обязанности, — перечисляла Анни. — Ответственность. Не то чтобы я считала это чем-то неправильным, — быстро добавила она, — но быть докторантом намного легче. Надежды государства никак не зависят от моей диссертации.
— Но они зависят от тебя, когда ты выступаешь в качестве принцессы.
Она обхватила колени руками:
— Это так сложно — выбрать, что будет правильным для тебя и твоего государства. Нужно научиться балансировать на очень тонкой грани. Я до сих пор учусь. Вот ты сам выбирал, чем тебе заниматься. Ты всегда хотел стать режиссером? О чем ты мечтал?
— Ты хочешь сказать, помимо того, что я хотел стать пожарным или ковбоем? — Ей показалось, что он не собирается отвечать, такая длинная зависла пауза. Но Деметриос наконец вздохнул и выдавил из себя: — Не знаю. Думал, что все будет так, как у деда и отца. Ну, ты понимаешь, сначала вырасту, потом женюсь, потом появятся дети. — Тон его голоса изменился, стал жестче, а взгляд вдруг стал безрадостным. — Ничего особенного, — мрачно закончил он.
Ничего особенного. За исключением того, что все эти мечты рассыпались в прах со смертью Лиссы… Инстинктивно Анни протянула руку, чтобы коснуться его руки. Но Деметриос поднялся прежде, чем она успела дотронуться до него.
— Вкусная рыба. Если ты закончила, пойду помою посуду.
Анни тоже поднялась.
— Сейчас моя очередь, — запротестовала она. — Ты ведь готовил.
Деметриос пожал плечами:
— Как хочешь.
Сидя на палубе и уставившись в темноту, Деметриос слышал звон тарелок внизу, и ему опять захотелось быть безразличным ко всему. Он не желал думать о том, какое удовольствие получает лишь от одного присутствия Анни. Отказывался испытывать терзающее его желание узнать еще что-нибудь о ней, о ее жизни и — черт побери! — о ее теперешних надеждах и мечтах.
Когда в камбузе стихли все звуки и погас свет, Деметриос облегченно вздохнул, благодаря Небеса за то, что Анни решила лечь спать пораньше.
— Что ты знаешь о звездах?
Он резко повернулся и увидел силуэт Анни, которая поднималась по трапу. Она протянула ему бокал и налила им обоим вина, прежде чем повторить свой вопрос:
— Что ты знаешь о звездах?
— Большинство из них ужасные зануды.
Анни засмеялась:
— Я говорю о других звездах. Которые на небе.
Деметриос пришел в замешательство:
— Ничего. Почти ничего. Несколько созвездий и Полярную звезду, по которым я еще в детстве научился ориентироваться в море, как это делали греческие рыбаки. А что?
Анни села напротив него. Ее силуэт освещался россыпью мерцающих огоньков маленькой прибрежной деревушки. Она отпила немного вина, откинулась назад и направила свой взор в темноту неба.
— Когда я была маленькой, — поделилась она, — я загадывала желания, глядя на звезды.
— Многие маленькие дети делали то же самое, — ответил он, осознавая, что его замечание прозвучало грубовато. Деметриос поставил свой бокал. Сегодня он не собирается задурманивать свои мозги вином.
— А ты, — весело спросила она, — загадывал желания?
— Нет. Я был трудным ребенком, а такие дети не занимаются девчачьими глупостями.
Она засмеялась:
— Ты прав. Ты был очень агрессивным.
— Да. Приходилось.
— Охотно верю, — тихо сказала она, опустив голову. Она больше не смотрела на звезды. Было такое впечатление, что она смотрит на него, как будто оценивая.
Деметриос прислонился к стене кубрика и тоже уставился на нее, хотя в такой темноте невозможно было различить черты ее лица.
— Почему ты спрашиваешь об этом?
— Просто хочу узнать тебя получше.
Ему не очень понравились эти слова.
— С чего бы это?
— Я думала, что знала тебя раньше. Но вижу, что ошибалась. Теперь пытаюсь наверстать упущенное.
— Не утруждай себя.
— Просто я подумала, если ты загадывал желания, глядя на звезды, ты мог бы рассказать о своих мечтах. А я рассказала бы тебе о своих мечтах. Ну, ты знаешь, это как вступительные фразы для ведения разговора. В швейцарском пансионе благородных девиц, где я пробыла определенное время, нас учили, как познакомиться с кем-нибудь поближе, — оживленно заметила она.
Деметриос сжал челюсти и стиснул кулаки. Он не собирается говорить о своих мечтах, хотя не против выслушать ее.
— И о чем же ты мечтала? — наконец спросил он мрачно.
— О брате. Я ненавидела быть единственным ребенком в семье.
— Можешь взять кого-нибудь из моих, — быстро сказал он.
Она тихо засмеялась:
— Спасибо, но я больше не мечтаю о братьях. Они у меня уже есть.
— И как, довольна? — спросил он, потому что хотеть брата или сестру, когда тебе пять или восемь лет, все-таки не то же самое, как получить их, когда тебе почти двадцать.
Но она лишь сказала:
— Это просто чудесно!
— Значит, ты обожаешь этих чудных деток?
— Я люблю их, — сдержанно ответила Анни. — Надеюсь, у меня когда-нибудь будут такие же. — Она подняла глаза к небу и после паузы добавила: — Я очень хочу детей.
Деметриос почувствовал приступ боли, когда представил Анни матерью чьих-то детей.
— Что ж, надеюсь, твоя мечта сбудется.
Какое-то время сидели молча. Тишину нарушал лишь шум работающего мотора лодки.
Потом Анни сухо сказала:
— Слишком много для вводных фраз. Твоя очередь.
— Но я не учился в пансионе благородных девиц в Швейцарии.
— Все, что здесь нужно, — это проявить чуточку любопытства. Разве тебе вообще ничего не интересно?
Деметриосу хотелось получить ответы на тысячи вопросов, которые он не собирался задавать. Поэтому он спросил о другом:
— С каждым днем становится все жарче. Почему ты все время носишь эти дурацкие джинсы?
— Потому что это все, что у меня есть с собой.
Он выпрямился:
— Как это?!
— Все остальное — повседневная городская одежда, то, в чем я предполагала ходить: пиджаки, льняные брюки, шелковые блузки. Это совсем не подходит для морского плавания.
— А ты не могла сказать об этом раньше?
— Я не хотела сходить на берег. Мы были слишком близко от Канн. Тебя повсюду узнают. Кто-нибудь заметил бы меня. И об этом узнал бы папа.
— По-твоему, лучше, если бы он узнал, что ты умерла от теплового удара?
— Я бы этого не допустила. Но я и предположить не могла, что тебя это так беспокоит.
— Совсем не беспокоит…
— Завтра я обрежу джинсы и сделаю из них шорты.
— Завтра ты можешь отправиться за покупками. Мы причалим к какому-нибудь местечку побольше, и ты сможешь сойти на берег без меня, — решительно заявил он.
— Я не знаю…
— Не будь идиоткой, принцесса!
Он обошел ее и направился к трапу. Через пару минут вернулся и швырнул ей футболку и шорты.
— Пока надень это. Можешь подвязать их шнурком, чтобы не свалились.
— Спасибо, — поблагодарила Анни. — Очень мило с твоей стороны.
— Ага. Я — сама любезность.
— Так и есть. Ты…
— Очень устал и хочу спать, — грубо оборвал ее он. — Так что, если у тебя нет вводных фраз, которые не могут подождать, буду очень благодарен, если ты освободишь место моего ночного отдыха.
Повисла небольшая пауза, и он подумал, что она обиделась. Но Анни просто поднялась и сказала:
— Да, конечно.
Она взяла бокалы и бутылку, завернула их в футболку и шорты, которые он дал, и направилась к трапу. Едва он успел вздохнуть с облегчением, как Анни остановилась прямо перед ним, поднялась на носочки и запечатлела на его губах легкий поцелуй:
— Спокойной ночи, Деметриос. Приятных снов.
Глава 8
Когда Анни проснулась, вовсю светило солнце. На минуту ей показалось, что она в своей комнате в замке Мончемион.
Но затем постель под ней задрожала, и Анни села, удивленно хлопая глазами.
Неужели она крепко спит, когда Деметриос заводил мотор, отчаливая от пристани?
Этот звук обычно заставлял ее быстро натянуть джинсы, футболку, пройтись щеткой по волосам и быстро подняться на палубу, чтобы помочь, когда он будет готов поднять паруса.
Она озадаченно огляделась. Затем сложила простыню, надела шорты, которые ей вчера дал Деметриос, и быстро поднялась на палубу. Ее встретила мертвая тишина гавани, в которой они стали на якорь. Оглянувшись, она увидела Деметриоса Саваса, растянувшегося на одной из лавочек.
Она застыла на ступеньках, очарованная этим зрелищем.
Он лежал на боку, одетый в одни шорты. Одна рука вытянута, другая прижимала футболку к обнаженной груди.
Анни, едва дыша, осторожно приблизилась к Деметриосу и с нежностью посмотрела на него. Она была с ним в кровати, но никогда не засыпала с ним. Никогда не видела его таким безоружным…
От него невозможно было оторвать взгляд. Анни просто стояла и любовалась. Глазами она провела по линии его почти совершенного носа. Нос ему перебил брат Джордж, когда Деметриосу было двенадцать лет. А пушистые ресницы Деметриоса, которые на глазах какого-нибудь другого мужчины казались бы пустым расточительством природы, немного смягчали резкие мужские скулы, небритый подбородок и тяжелый рот.
Прекрасным было не только его лицо. Деметриос обладал великолепной фигурой: широкие плечи, бедра без грамма лишнего жира, мощная грудная клетка и мускулистые ноги. Она изучала его неспешно, вспоминая, что чувствовала, когда прикасалась к нему, и какие ощущения дарили ей его прикосновения…