– Хороший прыжок, – на всякий случай поспешил высказаться Таниэль: вдруг она боится, что они не одобрят ее шалости[16].
– Зачем вы это слепили? – спросила Шесть. Она во все глаза смотрела на снеговика.
– Ну как же… это забава такая, лепить человека из снега.
Неужели он и правда никогда не лепил с ней снеговиков?
– Ага, – согласилась она. – Только это никакой не человек.
Таниэль оглянулся.
И увидел, что Шесть права. Это был совсем не человек. А нечто такое, чего он никогда не видел. Над ними склонялся гигантский паук чудовищного обличья, какого он никогда не смог бы представить, но тем не менее узнавал его той частью сознания, какая поведала ему песню смотрительницы.
Таниэль понимал, что он не робкого десятка. Но никогда прежде ему не приходилось видеть нечто настолько непостижимое для его разума. Ужас, сильнее какого он доселе не испытывал, сковал его члены, как удав кольцами, и сжал с невиданной ему прежде силой.
Неуловимым движением руки Мори рассек ближайшую к нему паучью ногу, и та обрушилась. Однако непострадавшие части все еще сохраняли жуткий силуэт. Укладываясь наземь, снег, точно живой, издавал мерзкое хихиканье и прицокивал.
Шесть потащила их с Мори в дом.
Таниэль отыскал в кабинете брошюрку с расписанием поездов, но в этих краях проезжал всего один поезд в день, и отбыл он в девять утра. Он ни за какие коврижки не остался бы в этом доме еще на одну ночь и потому принялся искать на карте местности ближайшее жилье. Что там говорил Мори насчет территории, на какую распространяется эффект подобных мест? Кажется, речь шла всего о нескольких квадратных милях, а значит, чтобы выбраться отсюда, идти придется не так уж далеко.
Он нашел значок деревушки, совсем близко от попавшейся им рыбачьей пристани, но и деревушка, и пристань находились внутри этих нескольких квадратных миль.
Единственное на всю округу жилье, судя по всему, совсем крохотное, располагалось среди болот, наверное, это был охотничий домик или лачужка углежога. Идти до него предстояло шесть миль, причем по глубокому снегу, и ни тропинок, ни ориентиров не наблюдалось. К тому же на карте не были помечены болотные омуты. Должно быть, они были не настолько постоянны, чтобы указывать их точное местоположение.
Поглощенный изучением карты Таниэль не сразу расслышал, что кто-то мурлычет себе под нос, и только потом до него дошло, что это он сам. Это опять была песня о превратившейся в угря девушке. Он знал, какое слово на диковинном языке обозначает угря, а какое – лес, хотя, до того как они приехали сюда, он никогда не слышал этого языка. Он даже знал, что это за язык. Английский, но старинный, на каком говорили в эпоху викингов[17].
Таниэль понес карту вниз на кухню и застал Мори и Шесть у открытой духовки.
– Думаю, нам надо попробовать, – сказал он, показав им домик на карте. – Далековато, конечно, но еще светло.
Мори помотал головой.
– По снегу, через топи и без тропы? Как мы его будем искать, этот домишко? Я не вспомню, как к нему добраться, пока мы не отойдем отсюда на порядочное расстояние.
– Но здесь погано. По-настоящему погано.
– Согласен. Хотя ничто здесь не причинило нам вреда. Но если мы пойдем и даже если не заблудимся, идти шесть миль по такой погоде тоже рискованно. Не знаю, сколько сможет пройти Шесть. А вдруг мы промахнемся мимо домика… в четыре вечера уже темнеет. А сейчас час пополудни. Думаю, нам безопаснее провести эту ночь в доме, а завтра рано утром отправиться в путь. Так у нас в распоряжении будет больше светлых часов. – Мори взглянул на Таниэля. – Если только ты не считаешь…
Таниэль рухнул на стул.
– Нет, – с некоторым усилием выговорил он. – Ты прав. Ничто здесь не причинило нам вреда.
Этой ночью они собрались в одной комнате и допоздна играли в карты при зажженных лампах и огне в камине, устроившись на кровати Таниэля. Шесть для пущего тепла завернулась в одеяло. Она от души наслаждалась игрой; при нормальных обстоятельствах с Мори невозможно было играть в карты, он всегда знал, какая кому придет масть, и оттого смертельно скучал. Таниэль тоже увлекся и чувствовал, что у него полегчало на сердце. Прав был Мори: ничего угрожающего не происходило, и, несмотря на его ночные прогулки, песню о девушке-угре и паука-снеговика, Таниэль все равно радовался, глядя, как Мори смеется и проигрывает торжествующей Шесть.
Таниэль засыпал, держа за руку Мори. Ночь проходила спокойно, и все трое завели будильники на своих часах на семь утра. Пока он погружался в сон, еще бодрствовавшая частица сознания требовательно вопрошала, почему он не позаботился привязать руку к изголовью кровати или к чему-нибудь еще, чтобы не дать себе ходить во сне. Но причудливая логика сна в конце концов взяла верх, и он позабыл, чем его так тревожили ночные прогулки.
Он проснулся оттого, что по самые плечи барахтался в затянутом льдом озере.
Вода была такой ледяной, что жгла кожу, воздух над водой казался горячим, как в сауне, и все клетки до последней его существа закоченели от ужаса. Озеро покрывал слой льда толщиной в дюйм, а сам он стоял в проруби с неровными, зазубренными краями. Схватившись за выступающие края льда, он подтянулся и кое-как выбрался на поверхность, что оказалось намного труднее, чем он думал, потому что сила ушла из его рук. Пришлось даже немного полежать на льду, чтобы отдышаться. Лед под ним почему-то отдавал теплом. Когда ему удалось подняться на четвереньки, сердце бухало как кузнечный молот.
Злобное нечто пыталось утопить его. Чем бы оно ни было, дело свое оно знало: еще дюймов шесть, и он бы с головой ушел под воду.
Он поднялся на ноги, заковылял было назад, но тут же остановился, потому что лед у него под ногами угрожающе затрещал. Он очень долго добирался до берега и еще дольше – в полной темноте до дома. Мокрая одежда начала промерзать, складки на локтях и коленях совсем задеревенели.
Входная дверь была приоткрыта.
Таниэль бросился в дом и чуть не врезался в Мори, но тот, молниеносный в движениях даже в отсутствие своего дара, успел отскочить в сторону. Фонарь закачался в его руке.
– Таниэль! А мы уже собрались идти искать тебя, – ошарашенно проговорил Мори. – Боже, да ты весь промок… Что…
– Озеро, я проснулся в этом проклятом… Здравствуйте, – добавил Таниэль деревянным голосом, увидев, что из кухни выходит смотрительница домика с фонарем в руке.
– Она зашла проверить, все ли у нас в порядке, – пояснил Мори. – Как нельзя вовремя.
– Как, прямо посреди ночи? – произнес Таниэль почти беззвучно, слыша, как его собственный голос обращается в пар.
– Так самое же времечко, когда снохождение может вас чуток обуять, – вкрадчиво произнесла она. – Мне бы вчера зайти, да из головы вон… Вам надо согреться.
Таниэль присоединился к остальным, как только вымылся и сменил одежду. Его все еще трясло от холода, но узнать, что еще расскажет женщина, он хотел больше, чем согреться. Правда, Мори заранее развесил возле духовки одеяло и передал его Таниэлю, когда тот уселся на свободный стул у стола.
– Так оно завсегда бывает, – спокойно сказала смотрительница, будто совсем не беспокоилась из-за происшествия. В руках она сжимала чашку чая. Другую, только что налитую, Мори вручил Таниэлю. – Это местечко на многих действует странно. Надо было мне оставить вам записочку, да не хотелось вас пугать. В общем, и беспокоиться-то не о чем. Что-то такое в здешней воде, знаете ли.
Таниэль опустил взгляд в свою чашку.
– Это не просто сомнамбулизм, – сказал он, – мы… м-м-м… – и посмотрел на Мори, не будучи уверен, как продолжить.
– Мы, кажется, многое позабываем здесь, – пришел тот ему на помощь.
– Ну да. Разве не за этим вы сюда явились? – спросила она. – Сюда как раз и приезжают забывать. – Ее водянисто-голубые глаза скользнули по Таниэлю. – А вы, однако, нет, верно? Коли не желали оставить здешним местам горстку воспоминаний, так лучше бы и не приезжали, – голос ее зазвучал сурово.
Таниэль не нашелся что возразить.
– Зато от этого все воспоминания! Вот радость так радость! – Она улыбнулась Мори. – Будущего-то куда как больше будет, чем прошлого. Чудеса, как все это в одну голову вмещается. С одним из вас мы не виделись… почитай уж лет тысячу как. – Она все еще улыбалась, и улыбка ее была такой же изголодавшейся, как та, с какой уставилась на них пронырливая, как угорь, женщина, поившая их озерной водой на пристани. Впрочем, нет, улыбалась она не всем, а одному Мори. – С тех еще пор, как святость снизошла.
Таниэль готов был вскочить, но замер, увидев, что Мори даже не думает вставать. Он по-прежнему сидел смирно и спокойно смотрел на женщину, словно она вещала что-то разумное.
– Мы думаем, – теперь смотрительница обращалась к Таниэлю, – вам надобно снова заснуть и оставить попытки увезти его отсюда. – Она наклонила к нему голову. – Да, мы так и думаем: вам надобно снова заснуть и потонуть в озере.
Таниэль набрал в грудь воздуха, чтобы сказать, что смотрительница спятила, но, кто бы она ни была и чем бы ни было все происходящее, ее слова имели вес. Он тут же почувствовал сонливость. Он жутко устал, и после ее слов лечь спать показалось ему прекрасной идеей.
С лестницы донеслись топот и грохот, это Шесть спускалась по ступенькам.
Смотрительница улыбнулась ей.
– Мы думаем, что ты, малышка, тоже должна остаться с нами. Ты все очень хорошо помнишь, правда? Все громкое и вострое. Об эти воспоминания можно пораниться.
Голос звучал как-то неправильно и постепенно, точно яичный желток, сползал вдоль его позвоночника; Таниэль понял, что такой эффект достигался тем, что женщина говорила синхронно с Мори. Они вдвоем глядели на Шесть.