– Никуда не хочу, пойми. Мне нравится мысль, что отучусь, выйду замуж, нарожаю детей. Я не активистка, как ты. И комсомолка из меня так себе. Ничего такого не надо. Только чтобы все были здоровы, сыты. Ты – другая, яркая. И у тебя обязательно будет необычная жизнь: будешь разъезжать по всей стране, писать заметки. Станешь знаменитой. А мне достаточно и этого.
Я еще больше зауважала Розу за эти слова. Она точно знала, чего хочет. Синицы в руках ей было достаточно – мне это в ней нравилось. Цельность характера, твердость и спокойствие. Она бы точно не поддалась никакому Гумерову, никакие посиделки с Мурой ее бы не прельстили. Такой была Роза. Сейчас, когда ее давно нет, я могу сказать, что она была лучшим человеком, которого я повстречала в своей жизни.
В тот день мне оставалось последнее дело: попрощаться с Лешей. После того как он пришел ко мне поговорить, а я грубо обошлась с ним, он снова закрылся, делал вид, что не замечает меня. Мне не было обидно – я все понимала. Но и он заслуживал объяснения. Попросила его остаться после уроков – якобы не поняла объяснений учителя. Леша равнодушно пожал плечами, но согласился.
– Так что ты хотела, Трофимова?
– Я не по поводу уроков.
– А что? – Зрачки у Леши сузились, глаза стали колючими. Он весь сжался, как перед ударом.
– Ты сказал мне в прошлый раз не дружить с этими…
– Но ты не захотела меня слушать. Забудь.
– Понимаешь… Я бы хотела дружить с тобой.
Леша хотел что-то возразить, но я перебила его:
– Нет, правда. Но…
– Не хочешь ссориться с «этими»?
– Нет, не в этом дело… Они… ну просто так. Просто. Понимаешь, я скоро уеду. В Москву.
Леша помрачнел:
– За тобой отец приезжает? Ты уже знаешь когда?
– Не знаю точно, но скоро.
– Ты получила письмо? Тебе тетка сказала? – настаивал он.
– Не могу тебе сказать, Леша. Просто скоро меня здесь не будет. Если бы все складывалось по-другому, обещаю тебе, клянусь, что мы бы дружили.
– Ну что ж…
– Я надеюсь, ты не расстроился.
– Ты, что ли, расстроилась?
– Ну… мне тяжело будет расставаться.
– Да что ты об этом знаешь? Ты – девочка из столицы, дочь начальника. У тебя все есть. Для тебя все дороги открыты. Что ты знаешь про тяготы?
– Я знаю, Леша.
– А мне кажется, что ничего ты не знаешь. Откуда? А еще ты бесчувственная, как они все.
– Нет, неправда! Зачем ты так говоришь?
– Потому что я правда так думаю. И раз уж собралась уезжать – уезжай. Не понимаю, зачем вообще ты со мной заговорила!
С этими словами Леша вышел из класса. Я села за парту. Все чувства смешались. Что это было? Больше всего на свете мне хотелось уехать, сделать так, чтобы все осталось позади. Но только не люди, которых я здесь встретила. Роза и Леша – они были настоящими. Они переживали из-за предстоящей разлуки со мной. Это было искренне. Никто из моей прошлой жизни не был таким же искренним со мной. Никто не выразил ни малейшего сожаления, ни сочувствия, когда я попала в эту гнусную историю с Гумеровым. Я ощутила, что теряю что-то очень важное в моей жизни. Что-то очень ценное. Моя решимость уехать во чтобы то ни стало пошатнулась. Мне стало невыносимо сидеть в этом классе, думать о Розе, о Леше. И стыдно было, что я не говорила им всей правды. Радости от предстоящего отъезда уже не испытывала: тоска терзала меня. Тоска и предчувствие скорой потери.
Глава 12
На танцы пришла с тяжелым сердцем, поглощенная своими мыслями, воспоминаниями о том, как прощалась с Розой и Лешей.
Леша, как всегда, был в клубе. Он не смотрел на меня, но я чувствовала его обиду. Я понимала, что единственное, что могло исправить отношения между нами, – это если бы я сказала ему правду, что уезжаю прямо завтра. Но я не могла. А зря. Возможно, это спасло бы меня.
Троица уже дожидалась. Пашка как-то особенно счастливо и немного глупо улыбался, Владек изображал спокойствие и даже безразличие, а Сима не мог сдержать своего нетерпения. Мы немного потанцевали, и Сима позвал меня выйти из клуба и уже на улице показал в сторону амбара:
– Сюрприз!
Я подумала: неужели сейчас поедем? В ночь? А где же Роза? Ее не могли отпустить из дома так поздно.
Мы зашли за угол, Владек с таинственным видом вытащил какой-то мешок, запрятанный за изгородью:
– Ну, Трофимова, отметим нашу дружбу!
Я испугалась:
– Пить? Я не пью, вы что, ребята!
– Хорошенькое дело! – возмутился Сима. – Мы специально для тебя! Пашка самогона достал, Владек – сала.
– Да я все равно не пью!
Владек ткнул Пашу в спину, и тот сказал:
– Как же так? Я всем рискую. Завтра мотоцикл, между прочим, беру, катаю.
– А еще Симочкой называла! – надулся Сима.
– Брезгуешь с нами выпить? – осклабился Владек. – Ты лучше нас? Так, что ли?
Я сдалась:
– Хорошо, конечно, выпью. Но чуть-чуть.
Сима обрадованно плеснул мне что-то в стакан из бутылки:
– Другое дело! Мы же друзья?
Я вспомнила Розу и Лешу. Сердце защемило:
– Конечно, друзья.
Выпила. Дыхание перехватило – это было какое-то вонючее горькое пойло. Не вино и не шампанское, которые я пробовала в Москве. Паша тут же подал кусок хлеба с салом. Я зажевала, пытаясь избавиться от этого неприятного вкуса во рту. Голова затуманилась, ноги размякли. Ребята тоже выпили, принялись жевать.
– Молодец, Трофимова! – одобрил Владек. – Я знал, что ты отличная девчонка! Наша!
Паша обнял меня за плечи:
– Как хорошо, что ты к нам приехала!
– Сразу веселей стало, – согласился Сима. – А танцуешь ты лучше всех.
– И вообще ты самая красивая, – заулыбался Паша и снова плеснул мне этого пойла.
Я растрогалась. Сколько чудесных друзей у меня здесь появилось! И эти трое, да, со своими недостатками, но как хорошо ко мне отнеслись. В старой школе никто не ценил меня по-настоящему. Была как все. Ничем не выделялась. Грудь маленькая. А здесь я всем нравилась, всех интересовала. Парни по-особенному смотрели на меня. Пытались ухаживать. Заметив, что мне стало холодно, Паша снял свое пальто и бережно набросил мне на плечи. Я готова была расплакаться. Мне стало стыдно, что собиралась их использовать. Заезжая гастролерша-обманщица. Мне тут же захотелось признаться, рассказать им обо всем. Я была уверена, что, выслушав меня, они скажут: «Ну что ты, Нинка, сразу нам не доверилась? Мы бы давно тебе помогли! Убери свои деньги, как ты вообще такое могла подумать про нас».
– Ребята… Какие вы… Какие же вы все!
Мы выпили еще. Владек обнял меня:
– Что-то ты замерзла, Трофимова, дрожишь. Как бы не заболела? А то давай в амбар зайдем?
Стало моросить. Паша схватил бутыль и закуску. Сима суетливо открыл двери амбара. Владек со словами «осторожно, не упади» увлек меня в темноту. Все это показалось мне естественным – мы просто спрятались от дождя. Я чувствовала, что обо мне заботятся, что я нахожусь в центре внимания. В амбаре было темно и пахло зерном. У меня закружилась голова, я пошатнулась, но меня тут же подхватили чьи-то руки – и вот уже я лежала на каком-то пыльном мешке и кто-то расстегивал на мне пальто. Помню, как сказала:
– Ребята, ну вы что? Я здесь спать не могу – отведите меня к тетке.
Владек хохотнул:
– Какой сон, Трофимова!
– Хорошенькое дело – спать собралась, – хмыкнул Сима.
Помню, как подумала: вот тетка мне задаст, что напилась. Как же меня так угораздило? Вот беда!
Но тут я почувствовала, что кто-то задирает на мне юбку. Я закричала:
– Ребята, вы что? Хватит шутки шутить! Не смешно!
– Мы так не договаривались, Владьк… – испуганно прошептал Пашка.
– Владька, пошутили, и хватит, – пролепетал Сима.
Владек прорычал каким-то не своим, звериным голосом:
– А ну, держите, падлы, я сказал!
Только тогда мне стало страшно. До этого момента я не ощущала угрозы со стороны этой троицы, не придавала значения их скользким шуточкам, намекам. Они для меня были всего лишь орудием для достижения моей цели – оказаться в Москве. И я просчиталась.
Стала дергаться, вырываться, но все напрасно – чьи-то руки держали меня. Другие – зажимали мне рот. Ничего не было видно. Я услышала испуганный голос Симы: «Не смешно уже! Я пойду!» Это он держал мои руки над головой, но так и не ушел. И вот уже на мне затрещали трусы. Помню этот страшный треск до сих пор. Будто одновременно что-то оборвалось во мне: надежда, что все обойдется. Меня вырвало на чьи-то руки. Паша чертыхнулся – вот кто зажимал мне рот.
Я услышала грязные ругательства. Владек. А дальше… Хотела бы рассказать про чудесное спасение, но его не случилось. Я была как в забытьи – и несколько раз теряла сознание.
Мне тяжело вспоминать, но давно надо было рассказать эту историю до конца, всю правду. Так что придется написать и это. Не бойся, я избавлю тебя от подробностей – они ни к чему.
Владек на прощание схватил меня за волосы и прошипел: «Попробуй кому-нибудь расскажи, курва! Все про тебя, падла, знаю! Ты сама нарывалась, сука, хвостом крутила!»
Я лежала в пыльном амбаре и винила себя во всем. Все правда – надо было быть осмотрительней. Не дразнить зверя. Леша предупреждал меня, а я не слушала и кокетничала с каждым из них, не задумываясь о последствиях.
Вскоре у дверей амбара послышался голос. Это был Леша. Он звал меня. Мне было стыдно откликаться, стыдно, что он увидит меня такую. Но в то же время было так больно, так плохо, что больше не могла оставаться там одна. И я отозвалась. Леша вошел, зажег спичку:
– Нинка? Я искал тебя. Никто не видел, как ты уходила. Пропала – и все…
Я заплакала:
– Лешка, миленький, никому не говори…
Он зажег новую спичку, потом еще одну, еще… Я закрыла лицо руками, чтобы не видеть его.
– Кто?
– Ты знаешь кто…
– Да как же так, Нинка! Я же предупреждал! Сейчас милиционера позову, он их…
Я представила, как все это будет. Дознания, разговоры. И про это рано или поздно узнает отец. И все после истории с Гумеровым. Милый папа… Мама… Зачем им такое горе?