…
– Это слежка. За тобой следят.
– Но почему?
– Из-за меня, но это не важно. Послушай меня внимательно, я со всем разберусь. А ты бери Константина и уезжайте. Плевать куда. Просто уедьте на две недели из Штатов.
– Но я… не могу… Карла…
Моника осекается.
– Или да… используй свою… супругу. Пусть она засечет слежку и поднимет шум. Слежка за конгрессвумен – это очень серьезно. Она в городе?
– Нет, она в Бостоне, у донаторов[44].
– Пусть приедет. Это серьезно.
– Что произошло? Ты в опасности?
– Нет времени обсуждать. Все будет нормально. Моника…
…
– Сделай то, что я сказал. Обязательно. И все.
Я положил трубку. Нико Рокафиоре смотрел на меня.
– Все так серьезно, что пора уезжать?
– Да, сэр, – сказал я, – все очень серьезно…
После того как я сделал все то, что я сделал, настало время возвращаться на свет божий, к прозрачной и понятной жизни. Ну, почти прозрачной и почти понятной.
Я знал, где останавливаются автобусы, которые везут менеджеров самого среднего звена в их субурбии, и пошел туда. Там без проблем нашел парня, который согласился меня подвезти за скромную плату на коллективном автобусе. Это еще одно нововведение – департамент транспортации Нью-Йорка готов предоставить микроавтобус на 19–20 мест любой «коммуне» в нью-йоркской субурбии, которая хочет коллективно ездить в город и готова предоставить водителя с правами для данного вида транспорта. Водитель ездит бесплатно, остальные вносят помесячную плату, но довольно скромную. Департамент транспортации заботится о ремонте и бензине. Такие автобусы никогда не проверяют, в них есть свободные места (кто-то заболел, уехал в отпуск), и если ты едешь на таком автобусе, тебя никак не отследить. Так можно хоть атомную бомбу в город провезти или вывезти… наверное. Но мне надо всего лишь было добраться до своего места работы и не более…
На месте был Билл, он сидел за ноутбуком и что-то вычерчивал. Увидев меня, он вскочил.
– Мистер Краев…
– Нормально все, – упредил вопрос я, – как видишь.
– Что произошло?
– Что изъяли? – вопросом на вопрос ответил я.
– Пару компьютеров… и больше ничего.
– Только пару компов?
Удивительно. Что же они ищут? Если бы они шили нам нелегальную торговлю оружием – они бы у нас изъяли намного больше. Система в этом случае безжалостна, как-то они чуть не закрыли представительство израильской ИВИ за то, что они, только открывшись и не зная нюансов, продали американским потребителям партию «Галилей» с третьей осью[45]. И это израильтяне, а меня бы просто с землей смешали. Но они ничего не взяли.
– Давай так. Пока не решился вопрос с наследством Боба – работаем, как работали, понял?
– Понял, сэр. Вы будете выкупать?
Речь про долю Боба. Понятно, я не сказал, что он жив.
– Посмотрим, как пойдет. Все зависит от НРА-шоу[46], как нас там примут. Все, держи нос пистолетом. Пошли, уже стемнело.
– Я еще хотел бы посидеть, сэр.
– Хватит работать, завтра продолжишь. Пошли, пошли. Я не так богат, чтобы платить тебе сверхурочные.
На самом деле мне не помешает попутчик. А то на дороге всякое может случиться, особенно по темноте.
«Лексус» стоит на месте. Перед тем как отъехать, я достаю и кладу на заднее сиденье сильно тюнингованный Kel-Tec KSG. Почему не «Сайгу» или «Вепрь»? А потому что оружейное законодательство Нью-Йорка ограничивает емкость магазина и кое-какие другие параметры. А по помповикам такого ограничения нет. А Kel-Tec компактный и в нем четырнадцать патронов помещается. И он быстрый, очень быстрый…
Менее чем через час я дома.
Я уже давно отвык от того, чтобы вкладывать в понятие «дом» какой-то сакральный смысл – мы все, ветром влекомые, оторванные от корней, не имеем дома, для нас дом – это любое место, где нас принимают, где можно лечь спать и хранить свои вещи. Проще говоря, где лег спать, там и родина. Но мне почему-то нравился Нью-Йорк. Нет, не порядки, которые тут царили последнее время, а сам город. Вечно молодой и всегда разный, с десятками национальных анклавов, с районами бедными и районами богатыми. Здесь есть места, где за час перед тобой пройдет десять тысяч человек и все они будут разными, и есть места, где пройдет десяток. Здесь можно жить как на вулкане в центре города – а можно почти что в деревне. Здесь есть видовые места и совсем недалеко расположены потрясающей красоты горы. Отсюда можно улететь в любую точку мира – и при этом рядом же океан. Короче говоря, это не самый худший из городов, и мне кажется, что я по-настоящему полюбил его.
И дом мой, мой временный дом, не так уж и плох, как это может показаться.
Я останавливаю машину, не доезжая до дома, и осматриваюсь… у меня как у домовладельца есть пароль к системе наблюдения дома, ко всем его камерам – изображение с любой из них может быть выведено на смартфон. И мне не нравится вон тот черный «БМВ», припаркованный впереди, хотя это не машина спецслужб. Ни один агент не будет ездить на такой тачке, разве только тот, которого зовут Бонд. Джеймс Бонд. Но Джеймса Бонда не существует, а вот бюджетные ограничения – да, они существуют.
Я переключаюсь с камеры на камеру и почти сразу вижу ее. Она сидит в холле, закинув ногу на ногу, как Шэрон Стоун в «Основном инстинкте». А похожа она… да, она похожа на Кристин Донлон, которая гениально сыграла актрису и законченную шлюху в «Фем Фаталь».
А вот ЦРУ, похоже, хочет сделать шлюхой меня. Это просто – достаточно один раз согласиться, и они не отстанут.
С…а.
Ладно. Как говорили в одном фильме – карты хреновые, но надо играть тем, что лежит на столе.
Бэзил на входе подмигивает мне.
– Вас тут дама ждет.
– Это не дама, – со вздохом отвечаю я.
– А кто?
– Это федеральный агент…
Бэзил закатывает глаза.
– Машину поставь, пожалуйста…
Есть два типа женщин. Шлюхи и шлюхи. Но некоторые из них умеют притворяться, что они не такие. А некоторые нет.
Алана умела. Хотя бы потому, что она знала грань между вульгарностью и соблазнением. И не доводила игру до конца.
– Привет.
– Привет, – отозвался я.
– Мы можем поговорить?
– Вообще-то я устал…
…
– Ладно, пошли…
Мы поднимаемся наверх. Молча. У мужчины и женщины, которые переспали, возникают какие-то особые отношения. Им есть о чем молчать.
Проходим по коридору. Я открываю дверь, мельком замечая, что квартиру не вскрывали. Или вскрывали, но все поставили обратно.
– Заходи.
Алана проходит. С интересом осматривается. Это типично женское – любая женщина, попав в дом незнакомого мужчины, автоматически примеряет на себя роль хозяйки, даже сама того не желая.
Это инстинктивное.
– Что тебе смешать?
– Просто воды, пожалуйста.
– В Кабуле спиртного не достать, не так ли.
Алана усмехается у меня за спиной, я слышу это, как слышу и ее легкие, почти неслышные шаги.
– Неплохо.
– Для холостяка имеешь в виду?
– Вообще неплохо.
– Ошибаешься, плохо.
– А что же тогда неплохо, по-твоему?
– Сказать?
– Ну?
– Дом в пригороде. Трое детей и семейный минивэн. Поиск жилья в районе с лучшими школами.
– Это, по-твоему, хорошо?
– Да, хорошо.
– Но ты выбрал другое.
– Это я не выбрал. Выбрали за меня.
Я ставлю на барную стойку воду со льдом, два больших бокала.
– Да, я слышала, у тебя были проблемы.
– Это не проблемы.
…
– Когда у отца забирают сына и отдают в однополую семью, это по-другому называется. Что вам от меня надо?
Алана подходит и берет бокал. У нее ярко-красные ногти.
– Вообще-то, мы интересуемся не тобой. А твоим партнером.
– А именно?
– Для начала расскажи мне о нем.
– Это допрос?
– Нет.
– Тогда задавай вопросы. Я буду отвечать, если захочу.
– Твой партнер…
– Бизнес-партнер.
– Бизнес-партнер. Ты никогда не сомневался в его адекватности?
– Он был нормальным человеком. Адекватным и вменяемым. Дурку вы ему не пришьете.
Алана игнорирует мою явную враждебность.
– Он когда-нибудь ругал федеральное правительство.
– Да.
…
– И я тоже ругал. Ты что, не видишь, что вокруг делается?
…
– Экономика висит на соплях. Мы больше не лучшие, нас обошли, и у нас мало что есть предложить миру. Налоги такие, что проще не работать, правительство, вместо того чтобы заботиться о своих избирателях, занимается черт-те чем. Мы постоянно вляпываемся в какое-то дерьмо по всему миру, и у нас не хватает ума или чего-то еще, чтобы тратить деньги на школы в Джорджии, а не на школы в Кабуле. Это говорят все, и я в том числе.
– Но не все переходят к действиям.
– Каким действиям?
– Этого я не могу тебе сказать.
– В таком случае я ничем не могу вам помочь.
Разговор прерывается на полуслове, звенит телефон. Мелодия незнакомая – значит, не мой звонит.
– Извини.
Алана отходит в другой конец холла, а я думаю. Американцы – великие мастера предъявлять обвинения. Но обычно за этим что-то стоит.
Что?
Разговор быстро закончился. Алана положила трубку, посмотрела на меня.
– У нас проблемы в Рочестере. Мы следили за домом твоей бывшей жены, но кто-то вызвал полицию, а потом приехала конгрессвумен и закатила скандал. Конгрессвумен Ди Белла от Нью-Йорка. Это ты устроил?
Я издевательски поклонился. Алана закусила губу.
– Зачем?
– Интересный вопрос. Ты знаешь, в подвале моего дома есть распределительный щиток, там написано – не влезай, убьет. У меня на визитках должно быть написано то же самое, но я не пишу из скромности. Не влезай – убьет.
На самом деле там было написано несколько другое – смерть или серьезные травмы могут последовать, если вы… и так далее. Но в России – я это помнил – писали намного проще и доступнее…