Вот и сейчас он выдал то, что зудело внутри, как заноза, отравляя.
— Мне иногда хочется вернуться, — сказал он. — Во времена, когда я был просто оружием.
Стало тихо. Егор задумчиво смотрел в бокал — искал там правду, возможно. Родас слышал, что иногда люди ищут что-то на дне стаканов, бутылок и бокалов, хотя и не вполне понимал смысл этой фразы. Но те поверхностные эмоции, которые исходили от Балбеса, действительно были похожи на поиск правды — или, возможно, на попытку что-то понять.
— Вон оно как, — протянул Балбес со странной интонацией. — Предсказуемо. Мне стоило догадаться. Думаю, все вы, моды, через это проходите; вам хочется вернуться назад, даже если вы жвёте нормальной жизнью. Или особенно если живёте?.. Даже странно, что я об этом не подумал.
— Предсказуемо? — удивился Родас. — Это иррационально. Это даже не то, чего мне на самом деле хочется. Но иногда это желание возникает в моей голове, потому что дефект — это… трудно.
— Слушай, ну ты же читаешь чужие мысли. Должен получше прочих знать, что в человеческих головах чего только не возникает в режиме 24/7. Это совершенно не значит, что ты действительно это имеешь в виду. Просто… чувак, иногда не знать проще, чем знать. Жить жизнь, которую для тебя выбрали, легче, чем выбирать собственную — плавал, знаю. Иногда мне тоже хочется развидеть и откатить назад. Прямо сегодня я многое предпочёл бы забыть, просто поверь.
Насмешливые глаза напротив. Пойло на языке горчит. Соблазнительная улыбка на чужих губах кажется острой, как лезвие.
— А ты точно уверен, что знаешь, кто ты? Точно знаешь, что твои заслуги именно твои? Уверен, что видишь в зеркале своё лицо?..
— Неважно, — вздохнул Балбес. — Важно другое: ты сам-то понимаешь, почему иногда хочешь обратно?
— Думаю, да, — отозвался Родас. — Хотя это и звучит крайне жалко. В той, прошлой жизни я мало что решал и мало за что отвечал. Для всех действий был алгоритм, а для всех желаний — классификация. Но теперь всё стало иначе: сложнее, многограннее, непонятнее. Мы получили свободу, но оказалось, что у неё есть своя цена. Я не прочь платить, не подумай, но иногда это всё сводит меня с ума. Больше никто не принимает решения, кроме меня самого, и человеческая жизнь, она очень… непонятная. Это как будто во время тестирования тебе задали вопрос, на который нет и не может быть правильного ответа. То есть, вариантов много, но все они нелогичные, с подвывертом и без чёткого алгоритма.
— Да, парень, — протянул Егор, — быть человеком — полный отстой. И ответственность за решения свалить не на кого, и правильных ответов по жизни не существует, как и алгоритмов — сам, всё сам. В том числе разгребать последствия собственных решений, эмоциональных загонов и неизбежных ошибок. А ещё постоянно смотреть, как картина мира рушится и собирается заново.
— А как сделать так, чтобы она не рушилась?
— А никак, — хохотнул Егор, — потому что она, наверное, должна рушиться. Даже если это пиздецки больно. Потому что разбиваться на ошмётки и косо-криво сшивать себя заново — это, знаешь ли, человеческая жизнь. У некоторых на выходе ещё и что-то толковое получается… Ладно, меня занесло. Сам факт: нравится тебе или нет, но люди не идеальны. Знаю, что вы, боги новой эры, задумывались совершенными, непогрешимыми и прочая, прочая хрень вниз по всем девяти кругам пропагандистского ада. Но вы в итоге выбрали быть людьми, так? Хотя бы потому, что выбор у нас исключительно человеческая прерогатива. А люди не идеальны, знаешь? Не бывают идеальных, что бы некоторые сами о себе там ни воображали в своих влажных мечтах. И невозможно создать идеальных, как бы ни изгалялись психи всех времён и народов, мечтающие вывести сверхчеловека очередным больным методом. Мы все с дефектом, Родас. И базово это означает всего лишь наше право выбирать, чувствовать и ошибаться. И именно это в итоге делает людей совершенно ужасными тварями и совершенно прекрасными созданиями. Это у нас, так сказать, перманентное два в одном.
Родас наблюдал, как Егор смотрит куда-то вглубь себя, вспоминая тот момент, когда жизнь его разрушилась до основания. Дурашливая маска на миг опустилась, обнажая до самого дна нечто крайне интересное, ранее Родасом не вполне замеченное.
Выбор — человеческая прерогатива. Он лишает идеальности, делает людей ужасными и прекрасными одновременно…
Ему нравилась эта формулировка. Она была созвучна с теорией звёзд и колодцев.
— А теперь про любовь, — вздохнул Балбес. — И не то чтобы я был великим спецом в этом, хорошо? Ни одно моё увлечение не длилось дольше одной ночи…
Глаза его серые, очень холодные и полны до краёв чего-то, чему нет названия. Костюм серый, в цвет глаз, а губы кривятся в этой неподражаемой, острой усмешке. Он копия своего родителя — и совершенно другой одновременно.
У них совершенно разные черты, но Егору кажется, что он смотрит в зеркало.
— Есть планы на ночь? — он и сам не понял, зачем спросил.
Усмешка напротив стала ещё острее.
— Ты, как и папочка, трахаешь всё, что движется, включая амо и всяких коронованных гвадских сук? Извини, разочарую: перетопчешься. Хотя… возможно, однажды… можешь, так и быть, пока что думать обо мне. А ты будешь думать, не так ли?
Не хотелось признавать, но…
— Буду.
Родас смотрел на Егора со всё возрастающим подозрением и интересом. Желание узнать, что за ерунда приключилась в его жизни, превратилась в наглядную потребность.
И это уже не говоря о том, что он наконец-то узнал эти холодные глаза — пусть и видел их на куда более взрослом лице, но такое не забывается.
И не сказать, чтобы это знание добавило ему спокойствия.
— Но всё-таки, давай о любви, — продолжил Егор безмятежно. — Кат также не из тех, станет спрашивать дважды. Она в отношениях разбирается примерно так же, как ты. То есть — чисто теоретически. И надо сказать, что у неё с пониманием полутонов… ну, примерно так же туго, как у тебя. Но у тебя по жизни есть читкод в виде телепатии. А она просто в девяти случаях из десяти предпочитает жить по принципу парень сказал — парень сделал. Потому, нравится тебе это или не особенно, но выбирать всё равно придётся. И быстро. Потому что, если протормозишь, имеешь все шансы потерять её. Грубо говоря, ход сейчас только за тобой. И я бы не советовал ждать долго, если ты понимаешь, о чём я.
— Хорошо, — отозвался Родас задумчиво.
Егор вздохнул.
— Твоя проблема, парень, в том, что ты слишком много думаешь. И теоретизируешь. В общем, говорю прямо: не жди вечера. Иди к ней. И действуй по обстоятельствам. Но так, чтобы до неё дошла твоя точка зрения! То есть, рот открывать не обязательно. Как минимум, для разговора точно.
Родас медленно кивнул.
Он, определённо, понял.
*
5
Кат вернулась.
Узнав об этом, Родас волевым усилием отодвинул все рабочие моменты и практически сбежал с очередного заседания совета, мотивировав это “личными обстоятельствами”.
Долос скроил самое скептическое лицо, на которое только был способен, но встретился глазами с Родасом — и промолчал.
Это он, собственно, правильно сделал.
На случай возмущений Родас приготовил аргументы.
Долос дураком не был и в восьми из десяти случаев предпочитал от родасовских аргументов держаться подальше. Ибо себе дороже.
-
Так или иначе, Родас явился в башню Кат в самом разгаре рабочего дня. И, разумеется, с планом. Хотя Балбес и советовал настойчиво действовать по обстоятельствам, Родас всё же не удержался от изучения, скажем так, некоторых теоретических аспектов.
Это не было сложно, на самом деле: люди весьма щедры на инструкции, когда доходит до секса. Художественные произведения, популярные издания, блоги и прочее содержат множество информации на эту тему.
Проблема в том, что многие из этих самых инструкций бывают совершенно невыполнимы анатомически, как минимум, для особей стандартной модели. Некоторые из встретившихся Родасу описаний могли бы претворить в жизнь только высококлассные секс-модификанты вроде той же Эрос (ну, или Деймос, которому просто почему-то настолько нравится сношаться с людьми, что он давно стал в этом специалистом). Другие вообще противоречили человеческой анатомии: Родас несколько раз путался в количестве конечностей участников процесса. И для себя в итоге пришёл к выводу, что они, возможно, являются Эймами класса “симбиот”. По крайней мере, другого объяснения не было: человеческая анатомия просто не предполагает такого количества (и расположения в пространстве) рук, ног и половых органов.
Тем не менее, у Родаса была хорошая подсказка, которую дала ему сама же Катерина. Можно сказать, инструкция. Такие вещи ведь не обязательно именно говорить, верно? Возможно, это даже противопоказано. Говорить в этом направлении, по его впечатлениям, мало у кого получается.
Наверное, это нужно просто чувствовать.
Запах. Текстуру. Вкус. Жар. Ритм.
И никаких тебе чётких инструкций.
Это выглядит иррациональным. Но, возможно, именно потому секс — часть дефекта. Он делает людей ведомыми, податливыми, влияет на их мировосприятие…
Делает их живыми; делает их людьми.
Интересно, почему человечество в своё время объявило всё человеческое грехом? Впрочем, об этом имеет смысл спросить у Ники. Эта часть причудливой человеческой мифологии ему знакома больше, чем кому-нибудь другому…
Надо спросить. Однажды. Не вот прямо сейчас.
А пока что Родас раз за разом прогонял в голове сцену в гараже.
Он помнил Катерину, раскрасневшуюся, совершенно обнажённую, ласкающую себя. Он помнил ритм, и амплитуду движений, и дрожь, проходящую по отлично тренированному телу, и испарину на белой коже — ему ещё тогда отчаянно хотелось провести языком, чтобы попробовать её на вкус…
Учитывая совет Балбеса, он собирался узнать вкус в самое ближайшее время.
В этом смысле Родасу, можно сказать, повезло: после орбиты Кат решила отдохнуть в огромном джакузи. Не бассейн на крыше, но зато с массажным эффектом, расслабляющими маслами и в целом очень неплохо для его задумки.