– Перестань врать! – вырвалось у Саши. – Ты даже не знала, что у Модильяни с Ахматовой была любовь… Да ты ни разу не была в музее Ахматовой в Санкт-Петербурге! – выпалила Саша быстро, покраснев.
Внутри всё клокотало, никогда она не чувствовала себя такой решительной и смелой.
Алла и бровью не повела.
– Простите Сашу, она злится, потому что не хочет, чтобы я рассказала правду, – Алла фальшиво улыбнулась. – Все-таки работу в рекламном агентстве нельзя назвать писательским ремеслом, – произнесла Алла.
Саша похолодела.
– Агентство, какое агентство? – уточнил Эдуардо.
– Разве Саша вам не рассказывала? Она работала копирайтером в медицинском агентстве, описывала болезни. Насколько я знаю, никаких книг Саша не публиковала, да и статей… Ну и описывать боль не очень-то помогает в создании… рецептов гедониста.
Внезапная головная боль сковала виски железным обручем, сердце заколотилось как бешеное. Алла прочитала не только рукопись, но и концепцию.
Паола сжала в руках салфетку, Эдуардо выпил залпом стакан воды.
– Это правда? – строго посмотрел он на Сашу.
«И тебе не стыдно?» – звучало привычное многоголосие.
«Сама виновата…» – вторило эхо…
– Я… дело в том, что… – попыталась оправдаться Саша, – это долгая история. Я писала когда-то… но потом…
Эдуардо трогал свои губы и смотрел в одну точку.
– Так что, – Алла продолжала прокручивать нож, всаженный в Сашино сердце, – я, как человек с опытом, с удовольствием помогу вам с книгой, там есть над чем поработать. А фильм получится прекрасный. Так и назовем его. «Рецепты гедониста».
Саша хотела исчезнуть. Раствориться. Испариться и стать воздухом.
Эдуардо посмотрел на Сашу, Паола тоже не сводила с нее глаз. Она разочаровала их, какой позор. Она с самого начала знала, что всё это слишком хорошо, чтобы быть правдой: она – писатель, море вокруг, сам Эдуардо, дающий надежду. Конечно, это не могло так долго продолжаться. В голове раздавались голоса:
«Ты вообще не автор, не писатель. Кто ты вообще такая?»
– А как же Оля? Она сказала, что ты человек с опытом… – произнес Эдуардо после долгой паузы.
Алла хмыкнула:
– Саша помогала Ольге писать сочинения в школе, сыграла роль старая добрая дружба.
Всё это стало совершенно невыносимым, к горлу подступила тошнота. Саша вскочила:
– Простите меня, я правда не хотела вас подвести, я… я… я отдам вам весь задаток… – И с этими словами она выбежала из гостиной.
Саша залетела в комнату, зашла в ванную, подставила лицо под струйку ледяной воды. Живот скручивало, ей казалось, что вот-вот она вывернется наизнанку. Саша взяла сумку и выбежала из квартиры. Встала у лифта, нажала пару раз на кнопку, руки тряслись, глаза застилала пелена из непрерывно капающих слез. Не дождавшись лифта, она кинулась вниз, слишком быстро и неосторожно, не рассчитав и не увидев, что ступеньки выше ее шагов. Саша споткнулась, попыталась схватиться за перила, но не успела и, с криком пролетев последние ступеньки, упала. Дышать стало невозможно, левое плечо пронзила резкая боль, голова не двигалась. Саша жалобно застонала.
Глава 21
В квартиру Паолы Саша вернулась утром. Из больницы ее забрал Стефано. Они зашли в дом, и водитель грустно пошутил:
– Синьорина, mi raccomando (рекомендую), пользуйтесь лифтом, не спускайтесь больше пешком.
Саша грустно кивнула головой, то же самое он сказал в ее первый здесь день. Магда с поджатыми губами ждала ее на пороге.
– Эх, пани Александра, ну и заставили же вы нас поволноваться. Хорошо, что вывих, а не перелом.
По привычке Саша направилась в свою комнату, но Магда взяла ее за локоть здоровой руки и показала на дверь рядом со спальней Паолы.
– Нет, не там, ты переехала в комнату ближе к спальне Паолы, ваши комнаты соединяются.
– Так ты будешь ближе ко мне, – подхватила Паола, она вышла из гостиной.
Увидев Паолу, Саша залепетала:
– Синьора Паола, мне очень жаль…
Паола покачала головой:
– Сейчас ни о чем не думай, тебе надо восстановиться.
Новая спальня Саши оказалась еще просторней, над кроватью свисал толстый махровый шнурок.
– Это чтобы ты могла звать Магду или меня, если тебе нужна помощь, – пояснила Паола, – хорошо, что пострадала левая рука, и хорошо, что не гипс, а повязка, так тебе будет проще.
Саша присела на край кровати.
– Доктор сказал, что мне ходить в этой штуковине двадцать дней, но через две недели я собиралась вернуться домой, у меня уже и билеты куплены.
Паола взяла стул и села рядом с Сашей.
– Дорогая, билеты можно поменять.
Саша растерянно смотрела в пол:
– Насчет вчера, я… дело в том, что…
Паола резко прервала Сашу:
– Говорить об этом мы сейчас не будем.
Мама, узнав о произошедшем, сказала, что надо «смотреть под ноги». На эти замечания Саша реагировала всё меньше. Маму не исправить, можно исправить только свое отношение к ней.
Саша чувствовала себя совершенно разобранной и подавленной. Спала плохо, ее любимое положение «на животе» было теперь сложно осуществить. Просыпаясь среди ночи, Саша непрерывно думала об Алле, об Эдуардо, которого не видела с того дня. Она слышала, что он занимался подготовкой маминого юбилея.
Раиса Марковна зачастила. Она больше не заходила, а фактически жила у Саши.
Усевшись на скамеечке, она набирала спицами петли для нового шарфа и рассуждала: «Эдуардо до такой степени поражен тем, что выбрал для биографии мамы «не писателя», что, наверное, отойти не может. Ну и Алла всё еще здесь, вся такая томная, изящная, успешная, он, наверно, ходит с ней на свидания и слушает ее киноистории».
Саша закатила глаза.
«И вот не надо глаза закатывать, ладно? Сама виновата», – прошипела Раиса.
В новой комнате Саши плавал знакомый запах. Саша не могла понять, что это, пока однажды Магда не достала из комода свежее белье. На нижней полке стоял… флакончик «Красной Москвы». Бабушка крахмалила и складывала все скатерти в скрипучий комод, где они лежали рядом с таким же флакончиком… «Красная Москва». Когда бабушки не стало, Саша забрала все скатерти и положила в свой шкаф, но так ни разу и не постелила на стол.
– Откуда это здесь? – удивилась Саша.
– О, это пани, э… синьора Паола привезла давным-давно из Санкт-Петербурга. Хотя, если честно, я терпеть не могу это запах, – Магда чихнула, – я предпочитаю класть в белье мешочки с лавандой или ароматное мыло.
Саша взяла флакончик и закрыла глаза. Любимый с детства аромат. «Красная Москва».
В тот день после утренней прогулки с Магдой, так решили, пока рука не окрепла, Саша вернулась в комнату и застала там Паолу.
Она сидела у письменного стола и листала рукопись.
– Синьора Паола… добрый день…
– Ты ложись или хотя бы присядь, давай я тебе помогу.
– Да ну что вы, – Саша нелепо засуетилась, пытаясь поднять подушку одной рукой.
Паола помогла Саше устроиться поудобней, а сама уселась на стул рядом. Яркий свет падал на ее большой перстень из кристалла и рассеивался радугой цветных бликов.
– Я хочу услышать твою историю… – произнесла она.
Сашины брови взлетели вверх, она поджала губы.
– Какую?
– Всю. Как ты начала писать, как перестала это делать, откуда ты знаешь Аллу, я – одно большое ухо.
Паола позвонила в звоночек и попросила Магду принести им кофе.
Саша рассказывала про бабушку, дневники, литературный кружок, премии, Раису Марковну и… Аллу…
– Так она нагло сперла твою идею! – выпалила Паола, используя сильный глагол «fottere», не типичный для этого социального класса. – Почему ты молчала?
– Я… не знаю… Алла пригрозила мне тем, что расскажет… что я…
– Что ты не настоящий писатель, – подхватила Паола.
Саша кивнула.
Паола выпила залпом кофе и вздохнула, она встала и открыла окно. В комнату ворвался бодрый лигурийский ноябрь. Паола закрыла глаза и вдохнула полной грудью.
– С каких пор ты позволяешь такому ядовитому человеку, как Алла, оценивать твое творчество?
Саша пожала плечами.
– Ну она…
– Что она? Она, милая моя, беспринципная воровка. А ты… ты неуверенная и не умеющая за себя постоять маленькая девочка. Хотя на самом деле вовсе не маленькая, а очень даже взрослая, – добавила Паола и нежно улыбнулась.
Саша сидела всё это время не двигаясь. Ей стало холодно, она надела байковый капюшон.
– Я боялась вас подвести, мне стыдно, что я соврала.
– Ты соврала, что любишь писать?
– Нет… – промычала Саша, – я очень люблю писать.
– Или, может быть, ты соврала о том, что очень много писала раньше?
– Да, я писала, но…
Паола опять посмотрела в окно.
– Такое красивое небо сегодня… – Она повернулась к Саше. – Помнишь, ты спрашивала меня, как мне удается быть всегда такой счастливой. Кроме того, что я люблю жизнь, я люблю себя в ней и принимаю себя полностью. Я снисходительна и добра к себе. Мое мнение о себе самой никогда на зависело от мнения окружающих. Понимаешь, о чем я?
Саша кивнула и тяжело вздохнула… Раиса Марковна нервно застучала спицами.
– Всегда найдется человек, который захочет уколоть тебя, всегда может произойти что-то неприятное. Не всё в жизни удается. Но твоя любовь к себе – это то, что не может меняться. Ни при каких обстоятельствах. Она должна быть незыблема и охраняема. Как святыня. Как божество. Любовь к себе. Твой внутренний источник света. Он не может тускнеть только потому, что кто-то думает о тебе иначе.
Саша поджала губы.
– Даже если ты не окончила какого-то специального института, не написала книг, – пока не написала! – то, что ты садишься за стол каждый день, начиная с детства, делает из тебя писателя. Ты пишешь сердцем…
Паола ходила взад-вперед.
– Я прочитала, и мне захотелось познакомиться с собой. Какая интересная личность, подумала я… – Паола рассмеялась. – И заслуга в этом твоя, моя дорогая. Ты не просто рассказала о моей жизни. Ты вплела в книгу рецепты. Рецепты гедониста. После этой книги хочется еще больше есть, писать, любить… И всё это сделала ты, та самая робкая девочка, которая считает, что она не писатель.