— Когда я обращалась к нему с просьбой, вернее, — Лейла передернула плечами, — с мольбой о милости… Когда то, что началось как разовая жертва, превратилось в постыдное занятие… Я любила, а муж постоянно играл и постоянно проигрывал. Он продавал меня дорого! Мне некому было помочь, а Договор о браке был составлен весьма хитро… Да что там, я сама написала, что принадлежу ему душой и телом, кто знал, чем это обернется… Вот тогда он был простым судьей, — она помяла край рукава и опустила глаза.
— А теперь?
— Теперь он главный судья всего округа, — в дрогнувшем голосе Лейлы были одновременно бессилие, обреченность и негодование.
— «Защитник человечества», птицу Роака ему в брюхо, в богадушумать! — оскалился Мидир, но вспомнив, что он не ругается, сжал зубы и швырнул кубком в стену. На запрет швырять предметы он с племянником не договаривался.
— Что, Майлгуир, что? — встрепенулась Лейла, как вспугнутая птица.
— К нему обращался Джаред, когда вместо родительского дома нашел пепелище!
Джаред не особо распространялся, но и закрываться еще не научился. Насколько Мидир успел понять, Джаред запоминал события легко, вне зависимости от своего к ним отношения. Хорошая, хваткая память могла стать для племянника проклятьем, но привитая Мэрвином дисциплина ограждала Джареда от копошения в прошлом. И родной племянник Мидиру уже страшно нравился. Как старший мог опустить руки и не сражаться за сына, было непонятно. Впрочем, Мидир редко понимал старшего брата. В общем, прочитать события последних недель жизни племянника особого труда не составило.
— И он? — Лейла посмотрела с глубинным страхом, видимо, примеряя обращение с собой на только что потерявшего семью растерянного мальчика.
— Алистер сказал Джареду, что разбойников нынче много, всех не переловать. А казнить непонятно кого без вины он не будет. А потом попросил подождать в гостевом доме, где Джареда едва не убили.
Волчий король помрачнел, восстановив в памяти окровавленный висок, разодранную одежду и загнанное дыхание мальчика. Раз судья навел погоню на Джареда, значит, хорошо представлял, кому и зачем нужен полукровка.
— Алистер пользуется почетом и уважением. Он живет в Манчинге, не так далеко от нас, а судит важные дела за пределами города, — Лейла покачала головой удрученно. — Неудивительно, что мальчик к нему обратился за справедливостью. Бедный Джаред!
Мидир поразмыслил, насколько в черте города будут уместны волки, но решил, что такое событие вызовет слишком много паники. Опять же, возможно, понадобится поговорить. Если получится добиться аудиенции.
Волчий король мечтательно улыбнулся.
— Скажи, Алистер никак не связан с Рагнаром? — вопрос вырвался почти сам собой, от воспоминаний об именах и откусанных пальцах.
— Не связан. Но… — Лейла нерешительно помялась, бросила взгляд из-под ресниц, как если бы примеривалась, какой именно правды заслуживает Мидир.
— Но? — играть с женщиной он бы не стал. Да и узнала она Мидира достаточно хорошо, чтобы понимать, лишние жертвы волку не нужны. С другой стороны, как он определяет лишних, она пока не очень разбиралась.
— Дочь Алистера заглядывается на него, на Рагнара, — Лейла повздыхала ещё, и все же прибавила. — Она умница, Майлгуир, все прочат счастливый брак. Рагнар птица высокого полета, это ясно каждому, зато Уна образована, умеет говорить трех языках, такая жена — доброе подспорье любому королю!
Мидир постарался сдержаться и ничем не выдать, что короли бывают разные, и жены, соответственно — не товар, не выгодное приобретение… Доказывать это людям казалось пустым занятием, однако для ши избранный супруг или возлюбленная супруга не могли считаться приобретением или оцениваться как живой набор талантов. Супружество для бессмертных значило одновременно больше и меньше, чем для смертных.
— Покажи мне его дом, — Мидир кивнул себе и своим мыслям.
— Майлгуир, не трогай Алистера! — всплеснула руками Лейла, отвечая на его невинный взгляд: лучший из арсенала невинных взглядов! — Я верю, что тебе всего-навсего хочется осмотреть достопримечательности, однако кровавый след вдоль по улице прямо к моим дверям вряд ли будет привлекать посетителей. Знаешь ли, эти пугливые смертные с их предрассудками…
Мидир хотел оскорбиться, но в чем-то женщина была права. Да и устрашать можно по-разному. Но это дело грядущего, а пока следовало ответить гостеприимной хозяйке.
— Я поклялся Джареду наказать лишь виновных, — ровно произнес Мидир. — Начнешь убивать каждого подонка — галатов не останется, — многозначительно помолчал, подождал, чтобы Лейла набрала в грудь воздуха для нового ответа насчет рек крови, нервирующих жителей пуще прочего, и договорил медленно, веско, совершенно серьезно. — Хотя иногда жизнь страшнее смерти.
— Ты прав, — отрешенно произнесла Лейла, потеряв всякий запал. — Иногда сама жизнь становится наказанием.
Молчание повисло в воздухе, словно неблагая завеса: каждому было что вспомнить о жизни. Что вспоминала Лейла, Мидир догадывался, а он сам отгонял воспоминания об уходе Мэрвина, безумии отца и объятом лихорадкой Благом Дворе. Начало правления далось волчьему королю совсем не просто в основном потому, что советник Джаретта оказался честолюбивым властолюбцем, мечтающем о троне. И пока молодой Мидир выяснял, кто настолько волшебно ставит ему палки в колеса, успел наворотить дел.
И с тех пор, как голова властолюбца прокатилась по примятой хвое дуэльной площадки, должность Советника Благого Двора была упразднена. Мидир счел, что лучше никакого Советника, чем такой. Убить его оказалось сложно. Повторять опыт молодой, зверски юный тогда король не жаждал.
Наконец он заговорил, осенённый толковой идеей:
— Скажи, Лейла…
— Да, мой хороший? — она обхватила его кисть своими руками, прижала к груди, отгораживаясь от прошлого живым теплом и готовностью помочь.
— Та легенда о судье, который нарушил истинную правду и получил клеймо на щеке… — Мидир не был уверен, что Лейла знакома с преданием, но понадеялся и не ошибся. Не зря, похоже, муж привозил в качестве гостинцев книги!
— Ей бы поверили, Майлгуир! Ты знаешь… Мало того, что он просто отказал мне! Он дал почувствовать себя никем! Ничтожеством, не заслуживающей ни толики истинной правды, ни капли справедливости, — Лейла сердито смахнула слезы, не желая вспоминать, не в состоянии забыть. — Может, поэтому я купила этот дом… Чтобы девочки были под защитой.
— Ты умница, — потерся носом о ее нос Мидир, удивляя, заставляя забавно распахнуть глаза и ойкнуть, — и красавица. И вполне заслуживаешь хорошего мужа и прекрасного сына.
Лейла отвела взгляд. Волчий король чуял её беспокойство, а в недоговоренностях и жестах видел отвергаемую возможность любви. — Поверь, ведь это тебе говорит не простой смертный, а бог подземного мира! Знаток законов, слов и свобод! Главный судья, наконец!
Лейла рассмеялась. Мидир улыбнулся в ответ, но улыбка незаметно преобразилась в оскал:
— А с местными исполнителями, позабывшими о божественной правде, я разберусь.
Глава 8. Главный судья
Ветки скребли по ставням, за окнами шумел ветер, завывая временами, как будто кто-то плакал. Судья успел проклясть весну и дрянную погоду, вечных просителей и дикие предрассудки, которые вбивала ему давным-давно бабка — про бессмертных ши, истинную правду, неупокоенные души ждущих справедливости, огненные буквы приговоров Главного Судьи — когда пламя взметнулось и погасло. Алистер прикрутил фитиль и поежился.
Потусторонний, больной свет луны пробивался неясным сиянием в отсутствие теплого огня лампы, наводил на мысли о мертвецах, скребущих лапах, страшных черных когтях. Ах нет, показалось, всего лишь ветка.
Стук сердца отдавался по всему телу. Алистер напомнил себе, что он давно не мальчишка, жмущийся к теплому боку бабушки, а большой человек, судья. Надо мыслить разумно.
К примеру, приказать выпороть негодного слугу. В постели опять зябко, наверняка по его вине. Не заснуть — хоть два, хоть три меховых одеяла возьми. И занавеси стоит задергивать лучше.
Нет, надо же, какие мерзкие мысли и жуткие тени порождает всего-то навсего не вовремя проехавшаяся по окну ветка. Он тут уже себе напридумывал. Стоило бы просто встать и распахнуть створки, убрать те пять длинных, острых на вид веточек, что настойчиво скребут по раме… Даже в отсутствие ветра.
Привидится же такое. Наверняка виноват недобросовестный садовник: ветки давно пора подрезать. Верно, стоит устроить показательную порку.
А ещё этот холод, прихватывающий за ноги не хуже пальцев мертвеца. Ох, гнать-гнать подобные мысли. Ноги, впрочем, подтянулись будто сами, когда от окна донесся новый скрип и шорох, переходящий в постукивание.
Тук. Ту-ук. Тук-тук-тук.
Так же раньше звенела капель, еще в старом, отчем доме, том, где они жили всей семьей. И волки тогда не выли столь жутко.
Тук. Ту-ук. Тук-тук-тук.
А может, во всем виновата просто старость. Весна, сыростью тянет из леса. Сыростью и тленом. Теперь все отдает тленом.
Тук. Ту-ук. Тук-тук-тук.
Ветки скребли все настойчивее, словно стучал кто. Алистер еще раз присмотрелся к просвету окна и прислушался: острые коготки веток продолжали свой монотонный ритм. Глупое ощущение не проходило, мысли о ждущих справедливости душах и бабкины сказки смазывались.
Тук. Ту-ук. Тук-тук-тук.
Стук нервировал, казалось, что Алистер лежит не в собственной спальне, а дремлет за столом, когда кто-то излишне назойливый ясно и различимо…
Тук. Ту-ук. Тук-тук-тук.
Да! Долбится в дверь подобно дятлу! Страшно хотелось спать, но холод и стук делали это невозможным, Алистер сердился все больше, злость на глупый непрекращающийся стук росла и росла. Если уметь говорить с силами ночи, их можно обуздать. А можно добиться обратного, и Алистер смолчал.
Тук. Ту-ук. Тук-тук-тук.
На этот раз звук читался злорадным, судья не выдержал и вызвал просителя на ковер, чтобы отыграться, занимаясь решением столь судьбоносного вопроса, чтобы следовало будить его посреди ночи.