А под утро позвал других волков.
Вожак, толкавший носом толстопузых пушистых щенят — двух черных, трех серых — лизнул настороженную волчицу и оторвался для ответа. Новость порадовала: все те, чьи запахи им указал Мидир, были изловлены. Охотники и слуги, в одночасье уведенные магическим зовом, вкрадчиво шептавшим их имена, приняли смерть на разных дорогах. Но чуткие волчьи уши уже слышали шепотки, носы чуяли человеческий страх от вида разорванных трупов, от выпущенных без толку стрел и бесполезных мечей, рубивших воздух вместо вертких тел, потому серые души глодало беспокойство за детенышей — как бы люди, пока молодняк не вырос, не пошли войной.
Мидир успокоил вожака, поблагодарил за службу, приказал не нападать пока на людской скот, благо дичи в лесу было в достатке, и продлил защиту лесных жителей еще на год.
Почти закончив разговор, Мидир наткнулся на смущение вожака и заметил на рану в боку. Несерьезную, но рану, быть которой не должно. Вожак зарычал, прося — нет, требуя! — разрешения закончить, и волчий король коснулся его разума…
Белесый туман стелился в распадке, серебристые облака не скрывали растущую, очень узкую, мертвенно-бледную луну, черная трава впитывала черную кровь, а рядом с одним из тех, кого властно собрал его Зов, Мидир увидел серую фигуру. Существо было еле различимо, и оно не пахло. Совсем, что было странно, опасно странно.
Запахов вокруг хватало! Разило смертным страхом от умирающего с прокушенным горлом; ужасом и потом — от вздыбившегося коня, которого удерживала на месте запутавшаяся в упряжи рука; остро тянуло прелой влагой ночного леса, но существо, к которому человек тянулся за помощью, не имело запаха вовсе и смотрело только на волка. Конь яростно дернулся прочь, в запале опустил копыта на человека и тот, содрогнувшись в последний раз, притих. Рысак всхрапнул, рванулся еще раз, выдернул поводья и исчез. Туман задрожал, пошел волнами, словно существо потянулось к сознанию волка, и Мидир порадовался, что вожак из всех указанных противников взял на себя сильнейшего, оказавшегося в такой занятной, явно потусторонней компании. Будь на месте могучего зверя другой, поглупее и послабее, гость без запаха сумел бы дотянуться до намерений и того, кто послал за жертвами.
На это указывал и пущенный вслед убегающему зверю дротик: он не имел целью убить, лишь оцарапал бок, пытаясь коснуться мыслей, выведать, кто и зачем послал зверей по людскому следу.
«Этого не трогай! — бросил волчий король, и вожак, скалясь, опустил голову, признавая право сюзерена принести смерть. — Доложи только, если увидишь, и обходи дальней стороной. Твой долг выполнен, мой брат. Займись своей семьей. Пусть будет славен твой день и полна звёздами ночь».
Мидир, прокручивая в пальцах темно-рыжий локон Лейлы, призадумался. Он не заметил ни следа, ни намека на магический круг возле дома, однако это не значило, что брат не устанавливал защиту. Джаред дошел до пепелища легко, но он полукровка и родной сын. Мэрвин же, при всем его смирении, построил дом в глуши, подальше от человеческого жилья. Почему? Только ли потому, что жаждал уединения? Или все-таки еще и потому, что так он мог сберечь свою земную семью? Путь к его дому наверняка отводил глаза всем чужим. Тогда круг защиты мог выжечь лишь тот, кто владел земной магией. Возможно, друиды. А кто еще? Правда, для этого ими должна быть пролита кровь невинного. Она способна на многое, в том числе — открывать любые запоры.
Происки серых капюшонов, все больше претендовавших на единоличную власть в разобщенной стране галатов, и политические дрязги земных лэрдов, старавшихся возвыситься любыми средствами — то, от чего Мидир всегда шарахался и то, в чем он, похоже, увяз по самые уши. Найти бы того, кто был чист душой, кто мог повести за собой — и кто был бы достоин стать истинным королем… Тогда ему можно было бы помочь. Пока владыка Нижнего мира подобных людей не встречал. Может, потому что сейчас общался не с лучшими представителями смертных.
Значит, друиды поставили на Рагнара? Что-то он им пообещал в ответ… Узаконить жертвоприношения?
Кажется, друиды поняли: страдания укрепляют и усиливают хрупкую ткань магии, иначе с чего бы им сбрасывать своих жертв в колодцы — туда, где смертные умирали долго и мучительно.
Мидир поморщился. Похоже, в Верхнем мире силы отнимало еще и омерзение, иначе с чего бы ему ощущать себя настолько изможденным?
Волчий король пожалел, что не увидел непонятное существо магическим зрением, зато порадовался, что успел запомнить его ауру.
Небо светлело, а его ждала пара часов заслуженного отдыха…
А еще сильнее, чем страдания, магию давала добровольная жертва — пришло в голову Мидиру при пробуждении. Именно то, что сделал Мэрвин. Он знал, что шел на смерть, знал! Так почему? Зачем было позволять убить себя, когда одно движение руки, одно обращение, даже одно только пожелание — и убийцы лежали бездыханными. И жизнь Джареда была бы вне опасности.
Причем силу Мэрвина не получил никто, значит, она… она могла…
Мидиру показалось, он почти уловил суть, но тут раздался стук в дверь и дрогнувший голос племянника:
— Можно?
— Тебе, родич, я разрешаю проникать в любой мой дом, где бы он ни находился, — ответил Мидир. — Отныне и навсегда.
Такое он разрешал только брату.
Дрогнула земля, качнулись травы, зашевелился сам воздух двух миров. Ощутимо возмутился племянник.
— Я хотел лишь справиться о здоровье. А не получить пропуск куда я еще не уверен, что хочу попасть, — спокойно произнес Джаред, пропустив мимо острых ушек слово «родич».
Волчий король понял, что на дворе уже день, а племянник покрыт иголками не хуже ежика. Мидир оглядел себя, понял, что он в одной рубашке, нащупал валявшиеся рядом штаны и с трудом натянул их.
Племянник протянул лежащее на сундуке сюрко и повернул голову вбок и вверх — явно чтобы не стеснять его — забавно втянул воздух и сморщил нос. Мидир ухмыльнулся: запахи волчонок чуял хорошо, ночное присутствие Лейлы уловил без труда.
— Стараниями Лейлы мое здоровье все лучше, — хмыкнул Мидир.
— Лейла замужем, — сурово выговорил Джаред сундуку и поджал узкие губы. Сундук, обладай он разумом, сгорел бы со стыда.
— И я не собираюсь претендовать на место ее супруга!
— Ты ни одной красивой женщины не пропускаешь? — племянник продолжал сердиться на сундук.
Волчий король вздохнул, поняв, что объяснений не избежать.
— Добро, Джаред. Тебе кажется, что уже большой и знаешь все на свете. До тех пор, пока любовь небесная не упала… хм, не осенила ши, он волен познавать любовь телесную. Впрочем, как и галаты. Воздавать ей хвалу, особенно во время Лугнасада, осеннего праздника бога света и любви.
— Нельзя же, э-э-э… — Джаред старательно подыскивал слова, и Мидир насторожился, — так безответственно подходить к продолжению рода!
— Ах вот ты о чем тревожишься! — рассмеялся Мидир. — Лейле ничего не грозит со мной. Дети у ши не появляются лишь от близости телесной. Они рождаются только по любви. По большой любви!
— А как же я? — отвлекся от лицезрения сундука Джаред.
— Видимо, твой отец очень любил твою мать. Хочешь еще о чем-нибудь поговорить?
Продолжать делать замечания по поводу общения с женщиной Джаред не стал — или, что более вероятно, отложил на потом — и лишь сказал со всей возможной укоризной и осознанием несовершенства окружающего мира, заложив руки за спину и выпрямив её так, будто требовал ответа на незаданный вопрос:
— А еще ты выходил!
Мидир отогнал видение Мэрвина в подобной позе: старший брат тоже любил давить на собеседника, но у племянника получалось почти ненавязчиво.
— Навещал Алистера. Главный судья Манчинга принял приговор Главного Судьи ночи.
Интересно, укорит Джаред его методы, заподозрит в кровавой резне или промолчит?
— А я думал, ши не могут зайти без спроса, — племянник удивился сам и нашел, чем удивить волчьего короля.
Мидир этой непредсказуемости обрадовался.
— Иногда верхние дают разрешение, сами того не замечая. Иногда даже помереть могут незаметно, — заметил он, и больше почувствовав, чем увидев укоряющий взгляд Джареда, пояснил: — Жив он. Отныне ему будет о чем вспоминать вечерами! Или о ком! — пояснил он специально приподнявшимся светлым бровкам волчонка. — Оказывается, судья знал Мэрвина. Ещё один друг, — выдохнул Мидир, расправляя сжатый мех, торопясь перевести разговор в другое русло. — Не только мне брат вещал о любви, справедливости и свободе. Только в мире людей это ничем хорошим не аукается.
— Ты сказал, что вы долго не общались… — в тоне мальчишки звучало неявное сомнение. Он словно понимал, что подлавливает собеседника, но не стремился это сделать, давая шанс объясниться.
— Мэрвин редко извещал о себе…
Волчий король задумался, и тяжкий вздох вырвался против воли. Он скучал по старшему брату, не предполагая, но опасаясь, что их долгая разлука станет вечной. Как, собственно, и вышло.
— Но за без малого три тысячелетия писем накопилось немало, — закончил волчий король. — Целый сундук! Большой сундук. Хочешь почитать?
— Три тысяче… что?! — очередное удивление Джареда немало порадовало Мидира.
Племянник позабыл задирать нос и расцепил руки, невольно подавшись на шаг ближе.
— А ты думал, сколько лет твоему отцу? Мэрвину, сыну Перворожденного?.. Брат мало писал о себе и о том, что его вынудило покинуть Нижний мир, скорее, в письмах он упорядочивал свои размышления о жизни. Думаю, из них можно будет сделать замечательный трактат, особенно если бы им занялся кто-то из близких.
Мидир помолчал, припоминая последнее письмо, пришедшее всего месяц назад. Вспомнал, как он перечитывал ровные, строгие, будто сам Мэрвин, строчки выверенных слов; как чуть не опоздал на прием Домов Леса и Степи из-за того, что обратное письмо все никак не шло, а клепсидра чудила, выстукивая девять капель в один миг — значит, время опять ускорилось, Мидир промедлил, возможно, минуту, а наверху прошли годы…