Поль думал, что хуже уже быть не может. Но тут солдаты вспомнили о том, что среди них есть самый настоящий аристократ из Народной Аристократии… Собственно, это и был Поль. Сначала его вообще предлагали вздёрнуть, и только десятники смогли убедить подчинённых, что глупо убивать единственного лекаря.
Причина ожесточения была в том, что Поль открыто выступил против насилия и пыток применительно к гражданским. И теперь лекарь старался лишний раз рта не раскрывать. Впрочем, десятники и командир всё равно от него показательно отвернулись.
«Что будет завтра? Что со мной будет, когда наши всё-таки возьмут укрепления в центре? – невольно подумал Поль и понял, что уснуть уже не сможет. – Что же меня разбудило?».
Он встал с кровати, оделся и вышел в лазарет. Для нужд лекарни выделили небольшой домик с двумя комнатами. В маленькой кладовке спал сам лекарь. И здесь же он хранил медикаменты. А в большой комнате лежали раненые. Впрочем, к этому моменту санитарную часть все уже покинули. И теперь приходили только на утреннюю перевязку.
Накинув на плечи мундир, Поль открыл дверь и вышел на воздух. Оказалось, в доме ещё было прохладно… Удушливая жара марчельской ночи навалилась на лекаря, мешая ему нормально дышать. К этому раскалённому воздуху, казалось, невозможно было привыкнуть…
Со стороны дома десятников доносились тихие голоса.
«Опять сидят и планы строят… – с неприязнью подумал Поль. – Ни на что решиться не могут. Только время тратят, слабаки!..».
Вокруг стояла тишина. Город, за день измученный артиллерийским огнём, тревожно спал. Лекарь посмотрел на ближайший дом, где разместили солдат, но у дверей почему-то было пусто.
«Да что за чёрт! – подумал он. – Уже и дежурных перестали выставлять?!».
Внутри у него всё закипело. Будучи потомственным офицером, Поль не выносил безалаберности. Он решительно направился к дому, чтобы вправить мозги всей пятёрке бойцов. Можно сколько угодно прятаться от людей, но в тот момент принципы показались Полю куда важнее.
Отворив дверь, он вошёл в дом, зажёг фонарь, подвешенный к потолку – и замер. Связанные и лежащие на кроватях солдаты начали мычать и дёргаться, вращая глазами. Собственно, требование их развязать в переводе не нуждалось. Подступив к ближайшему, лекарь осторожно вытащил кляп.
– Слышь, аристократик! Давай, освободи нас! – зашипел тот.
– Что случилось? – спросил Поль.
– Напали на нас, лекарь! Напали!.. Давай же! – задёргался солдат.
Поль в растерянности похлопал себя по карманам, а потом проговорил:
– Сейчас принесу нож!
Он выскочил из дома и кинулся к лазарету. Так и не услышав, как солдат в комнате застонал ему вслед:
– Куда?! Сука! Какой нож?! Вон же оружие…
А Поль просто растерялся. Увидев верёвки, он вспомнил самый привычный инструмент – скальпель, который лежал на стойке в общей палате. За ним-то лекарь и кинулся. И лишь на полпути осознал, как глупо поступает. Он обернулся, посмотрел на дом… А затем глянул на штаб десятников, где виднелись освещённые костром силуэты.
И в этот момент выглянувший из-за горизонта Гробрудер осветил руины города. Поль с ужасом смотрел на то, как к десятникам устремляются тёмные фигуры, как накидывают им на шеи удавки, как начинают душить…
Лекарь сделал шаг к лазарету, второй… А потом кинулся внутрь, пригибаясь к земле и молясь, чтобы дверь не скрипнула. Повезло: всё обошлось. Вбежав в свою комнату, он схватил санитарный чемоданчик, мешок с припасами, винтовку… А затем распахнул окно и осторожно выбрался наружу. Теперь здание прикрывало его от людей, напавших на лагерь, и можно было незаметно сбежать.
Поль просто не знал, что никто не будет его искать – если сам, конечно, на глаза не попадётся. И спасло лекаря то самое отчуждение, которое его сначала чуть не убило. Артиллерист совершенно искренне о нём забыл, перечисляя перед смертью все места ночёвки староэдемцев.
«Может, всё-таки освободить солдат? – мелькнула мысль в голове Поля, но тут его взгляд упал на кучу тряпья у забора, пропитанного кровью. – Нет уж… Пусть сдохнут!».
Он выбрался на улицу и со всех ног кинулся к окраине города. Туда, где отдыхали артиллеристы и кавалеристы. Он бежал к холму в надежде спастись. И чуть не споткнулся о чей-то труп… Это был один из всадников сотни. Он лежал в луже крови с перерезанным горлом. Поль судорожно сглотнул, а затем огляделся и увидел неподалёку воллов.
Когда лошади «преступной сотни» пали, они реквизировали этих странных животных в одном посёлке. Кавалеристы с ними управлялись плохо, но в сёдлах кое-как держались. А значит, и Поль сумеет удержаться!
Лекарь быстро накинул седло на одного из воллов, отвязал его и повёл прочь от города. С каждым пройденным ярдом он тревожно ожидал криков и выстрелов за спиной, но почему-то никто за ним не гнался. И тогда лекарь взобрался на волла, повернул на запад и принялся понукать упрямое животное.
Не сразу, но его скакун всё-таки начал ускоряться. И уже скоро лекарь летел прочь от Стеинхольвега, от ненавистной сотни осуждённых и от буйногопомешанного командира Антуана…
Г. Стеинхольвег, близ расположения пехоты, Марчелика, середина ночи 15 мая 1937 М.Х.
Антуан бежал по бесконечной равнине, а за спиной его настигала чёрная тень. Самоназначенный командир сотни кричал, но красноватая пыль забивала ему рот. И трусливо плакал, но слёзы мгновенно высыхали на жаре. И когда уже казалось, что чьи-то острые зубы вот-вот сомкнутся на его шее, Антуан открыл глаза и, тяжело дыша, сел на кровати.
В доме было темно. Слышалось мерное дыхание служанки Розы, которая спала на лавке у окна. Во рту у офицера было сухо и мерзко после вина. Плечо привычно ныло, напоминая о том уроде, который его прострелил. И что самое обидное, эту сволочь так и не нашли!.. А теперь, небось, он уже сбежал из города…
Страшно захотелось пить. Поднявшись, Антуан прошёл к столу и проверил кувшин, но там было пусто. Пришлось набирать воду в кладовке. И пить. Жадно, большими глотками, чувствуя, как струйки воды льются мимо рта и сбегают по шее за воротник…
«Опять Роза не набрала воды! – подумал он. – Учишь её, тупую корову, учишь, а всё равно приходится в кладовку бегать!».
Вторая кружка была выпита осторожнее, чтобы как можно больше живительной влаги попало внутрь. Вдоволь напившись, командир сотни решил наказать служанку. Он даже подошёл к окну, но в этот момент выглянул Гробрудер, и его красный свет упал внутрь дома.
Роза спала на боку, подложив руку под голову. Тяжёлые волосы волнами стелились между её спиной и некрашеной стеной. Пышная грудь готова была вывалиться из выреза рубашки на каждом вздохе. Женщина была красива, несмотря на то, что ей шёл уже четвёртый десяток. Высокая, статная – всё, как нравилось Антуану.
Он прислушался к себе и понял, что боль в плече сегодня терпима, а природа требует своё. С усмешкой он протянул руку, схватившись за край ворота, и резко дёрнул. Рубашка с треском разошлась до пупа.
Женщина проснулась и попыталась вскрикнуть, но Антуан одной рукой зажал ей рот, а другой грубо схватил за полную грудь.
– Тише, птичка! Тише! – проговорил он, ощущая в руке приятную мягкую тяжесть. – Тебе не повезло… Или повезло. Это как посмотреть.
Окончательно проснувшись, Роза всё вспомнила и перестала дёргаться. Она бы с удовольствием убила ненавистного Антуана, но тогда Сыч умрёт от голода в погребе. А этого она допустить не могла.
– Вставай, птичка! Задирай юбку! – голос Антуана показался Розе настолько противным, что она предпочла склонить лицо, поднимаясь на ноги, и не показывать своего отвращения.
Она покорно задрала юбку и нагнулась, положив локти на подоконник. Она чувствовала, как мужчина раздвинул ей руками ягодицы, а потом вошёл. Резко, больно и быстро. От боли Роза укусила себя за руку, чтобы не кричать. Она надеялась, что если не кричать, всё закончится быстрее.
Антуан двигался быстро, не обращая внимания на страдания женщины. Ему было плевать, будет ли ей приятно или нет. Он просто удовлетворял естественные желания. Он не слышал, как едва слышно скрипнула дверь, как тихо прошелестела чья-то одежда у него за спиной…
В момент апогея Антуан зарычал, а из глаз Розы брызнули слёзы. Мужчина отстранился, толкнув женщину, и та сползла на лавку, прикрывая заплаканное лицо руками.
Щёлкнул курок, и грохнул выстрел. Крик Антуана заполнил комнату, а потом вырвался наружу и разнёсся над спящим городом. Крик, полный боли, удивления, обиды и досады… Это ведь досадно видеть вместо горделивого мужского достоинства окровавленный обрубок. И обидно, что ещё секунду назад было хорошо, а теперь – почему-то больно.
– Гляжу, Роза, ты всё ещё ложишься под людей, которых надо сразу убивать! – прозвучал в полутьме комнаты голос.
– Дан? – удивлённо всхлипнула женщина. – Дан! Я не…
– Ну да, опять оправдания… – кивнул касадор, подходя к Анутану, который лежал на полу и жалобно скулил, хватаясь за окровавленный пах.
Снова скрипнула дверь: внутрь дома втягивались ещё люди. Роза взяла себя в руки, одёрнула юбку и свела края разорванной рубахи. От слов Дана было больно, обидно и… Как-то горько. И всё же Роза понимала: как бы ни был несправедлив касадор, у него были на то свои причины.
– Это их командир? – спросил Дан.
– Да… – безучастно ответила женщина. – Командир и полный псих… Дан, под кроватью люк. Там погреб. Внутри скрывается метен Сыч…
– Сыч? – удивился Дан. – Эй! Есть у кого фонарь? У меня специи отходят!
Появилась Мэнола с фонарём. Заметив Розу, она только холодно кивнула. Женщина сидела с безучастным видом – ей было уже на всё наплевать. Привет из прошлого пришёлся как нельзя вовремя, чтобы окончательно сломить её дух.
Мимо проходили Иоганн, Мигель, Бенедикт… Все те, кого Роза помнила ещё мальчишками. Они стали взрослее, а она теперь была для них чужим человеком. Ну а для неё времена, проведённые в номаде Айвери, были годами полного и абсолютного счастья… Пусть иногда умирали люди, пусть порой бывало тяжело, но тогда она была счастлива…