ть и нормальную человеческую речь, но мне показалось, что он читает молитву. Ну, а мои парни, которые налетали на «вертушках» не одну сотню часов, в полете откровенно прикемарили, как и тот незнакомый офицер.
Около девяти часов утра наша машина приземлилась на вертолетную площадку БПК. Бортмеханик-шутник, продолжая прикалываться, прокричал, — Граждане, конечная, состав идет в парк!
И все мы, включая подполковника, покинули салон вертолета. Доложив командиру корабля о нашем прибытии, я с его разрешения отправился в радиорубку, откуда сообщил товарищу Тамбовцеву, что первый этап нашего путешествия прошел успешно.
Когда мы прилетели, «Североморск» уже стоял на якоре в Выборгском заливе, примерно в миле от Торгового порта. Я видел такую знакомую мне до боли картину: башню святого Олафа — самую высокую башню Выборгского замка. Хорошо можно было разглядеть причалы и краны торгового порта. Вот мы и оказались у цели нашего путешествия.
Команда БПК быстро спустила на воду быстроходный моторный катер. Лейтенант Синицин, взводный местных морпехов, быстро осмотрел нас и сказал — ну, парни, ни пуха, вам, ни пера!
— К черту, товарищ лейтенант, — бодро ответил я, сам внутренне приготовившись к встрече со своим родным городом, каким он был за восемьдесят лет до моего рождения…
13 октября (30 сентября) 1917 года, 09:25, Выборг. Торговый порт
Ну, вот я и дома! Когда год назад я приезжал в отпуск, то забегал в Торговый пор к своему приятелю, который там работал на автопогрузчике. А этот порт… Мало он был похож на тот, который я видел в наше время. И причальная линия поменьше, и портовые краны пожиже. Да и кораблей что-то не видать. Стоят несколько парусных финских лайб, да пара буксиров. Ну да, идет война, на море пока господствует немецкий флот.
На катере, спущенном с «Североморска», мы мигом домчали до Торгового порта. При виде нас на причале появилось несколько фигур в замызганных робах. Рулевой аккуратно притер катер вплотную к пирсу. Пока мы по сброшенному веревочному трапу перебирались на берег, один из портовых рабочих придерживал катер багром. К моему удивлению, Эйно Рахья вскарабкался наверх, словно заправский мореман. Но потом я вспомнил, что он родился и вырос в Кронштадте, а там практически все с пеленок считай что готовые матросы.
Потом нас с катера подали наше «приданое» — пулемет, рацию и две «Мухи». Эйно что-то сказал по-фински местному портовику, и тот оттолкнул катер от пирса багром. Взвыл двигатель, катер развернулся, и, описав полукруг снова лег в дрейф метрах в ста от берега, ожидая нашего возвращения.
Вдоль берега залива мы пошли в сторону замка. Там, за Крепостным мостом, рядом Анненскими укреплениями, находился дом, в котором расположился Выборгский совет рабочих и солдатских депутатов. В соседнем доме находился Выборгский комитет РСДРП(б). Как вы понимаете, большевики и местный совет жили душа в душу. Товарищ Сталин написал для Эйно Рахья очень грозную бумагу, согласно которой все должны предъявителю этого мандата «всячески помогать и оказывать».
Тут мы на личном опыте убедились, что имя Сталина вызывает уважение у товарищей по партии даже в Выборге. Пока наша тройка любовались видом старинного замка, Эйно Рахья сходил в комитет и совдеп, о чем-то там переговорил, и через десять минут подъехал к нам на новеньком легковом «Форд-Т». На нем мы и отправились в поселок Талликала, где в небольшом деревянном домике, принадлежащем сотруднику местной рабочей газеты Юхо Латукки и жил Ленин.
13 октября (30 сентября) 1917 года, 10:05, Выборг. Поселок Талликала
Лидер большевиков сидел за столом в комнатушке за кухней, которую предоставили ему хозяева, и быстро писал карандашом в блокноте.
Он набрасывал черновик письма, которое собирался послать в Петроград. Связь с ЦК Ленин поддерживал через Александра Шотмана, который часто приезжал в Выборг и привозил для него письма и различную информацию. Корреспонденцию из Петрограда в Выборг посылали и его родные — жена и сестра с помощью машиниста паровоза N 293 Гуго Ялавы, или его жены, которые, в свою очередь, передавали адресованные Ленину письма служащему почтового вагона курьерского поезда Петроград — Гельсингфорс Кэсси Ахмале на Финляндском вокзале. Конечно, такая связь была не очень оперативной, зато вполне надежной.
Ленин не рассчитывал надолго задерживаться в Выборге, потому что находиться здесь было небезопасно. Это не Гельсингфорс, где под охраной орудий дредноутов с большевистскими командами можно было плевать на все угрозы Сашки Керенского. Выборг был слишком близко к Питеру, в городе матросов не было, но был гарнизон, офицеры которого отнюдь не сочувствовали большевикам. Поэтому приходилось строго соблюдать правила конспирации. Ленин не рисковал без надобности появляться в городе и только вечером ненадолго выходил из дома, чтобы посидеть во дворике, или пройтись пешком по безлюдной улице. В доме Хайконенов (родителей жены Юхо Латукки) Ильич чувствовал себя спокойно и свободно. Он подружился с хозяевами и по вечерам, когда они приходили с работы, ужинал за одним столом с ними. Завязывались беседы — все члены семьи говорили по-русски.
Сейчас Ленина волновал только один вопрос — подготовка вооруженного восстания. Он знал, что Сталин, Дзержинский и другие члены военного бюро вели большую работу, как по формированию Красной гвардии, так и по вовлечению в заговор против «Главноуговаривающего» высших чинов русской армии. О последнем было известно лишь немногим из руководства партии. Все должны считать, что власть буржуев сверг вооруженный народ, а не офицеры, для которых Керенский, если сказать честно, был более ненавистен, чем Ленин и его соратники по партии.
Глухие слухи о странных событиях происходящих сейчас в Петрограде и на морском театре военных действий в районе Рижского залива, доводили Ильича до приступов бешенства. Черт возьми, если эти слухи верны хоть на одну десятую, то это может изменить всю картину. Вчера, ближе к вечеру Ильичу из Питера передали экземпляр утреннего номера «Рабочего пути». Происходили какие-то странные события, понять суть которых не мог даже изощренный мозг большевистского лидера. Остро не хватало информации. По обрывочным сведениям, полученным из разных источников, было понятно лишь одно — немцы потерпели в окрестностях Моонзундского архипелага поражение, сравнимое лишь с бойней, которую Нахимов устроил туркам у Синопа. Помнится, в гимназии ему всю печень проели этим Синопом и славой русского оружия. Но сейчас биты были не турки, а немцы, самая культурная и технически развитая нация Европы. Кроме того, что-то происходило и в Петрограде. Но известия, скорее их можно было назвать слухами, оттуда приходили совсем фантастические.
Люди, приехавшие из Питера, рассказывали о каких-то невиданных летательных аппаратах прилетающих и улетающих из Таврического сада. Кроме того эпицентром всех этих событий каким-то образом оказывалась большевистская газета «Рабочий Путь» и лично товарищ Сталин. В анонсе вечернего выпуска, который прочел Ильич, эскадра, разгромившая немцев, была названа «большевистской» и «революционной». Откуда, черт возьми, у Кобы взялась эскадра, которая не только плавает по морю и не тонет, но еще и способна громить немецкий флот? Так может завтра выяснится, что у хитрого грузина есть и еще и революционная большевистская армия, готовая по одному его слову растерзать кого угодно. Не слишком ли много силы сосредоточил в своих руках товарищ Сталин, и не готовит ли он революцию для себя лично.
Вот об этом Ленин и писал в черновике письма, которое он намеревался отправить сегодня вечером в Петроград. А уж лучше бы самому там побыстрее очутиться. Только вот не пускают его туда товарищи по партии, говорят, что Керенский так и не успокоился, все мечтает упечь его в Петропавловку. А, вернее всего, его холуи, просто пристрелят вождя большевиков, якобы, «при попытке к бегству», и ничего никому потом не докажешь…
За этими невеселыми размышлениями Ленин не услышал шум автомобильного двигателя. Через раздвинутые занавески он увидел машину лишь тогда, когда она подъехала к дому. Сначала Ильич было всполошился, но быстро успокоился, увидев, как из авто вылез его старый знакомый, связной и охранник Эйно Рахья. А вот вслед за ним, разминая ноги, из машины выбрались…
Ленин даже не знал, как их назвать. Трое крепких молодых парней, казалось с ног до головы, были увешаны оружием, и одеты в невиданную им никогда мешковатую военную форму из какой-то зеленой пятнистой ткани. Дополняли их наряд такие же пятнистые кепи, напоминающие «шапо» времен русско-турецкой войны, и высокие, до середины икры, шнурованные полуботинки — полусапоги на толстой рифленой подошве. Ильичу приходилось бывать во многих странах, и видеть тамошних военных, но ничего похожего до сих пор он не встречал.
Эйно Рахья пошел к дому, приветливо помахивая рукой, как бы успокаивая и демонстрируя дружеские намерения. Ильич помахал в ответ из окна и вышел из дома навстречу старому знакомому…
13 октября (30 сентября) 1917 года, 10:15, Выборг. Поселок Талликала
У меня щемило сердце. Несмотря на то, что этот Выборг не был похож на мой, начала XXI века, все равно на меня, когда я ехал по его улицам, повеяло чем-то родным, домашним.
Допотопное авто нещадно качало и трясло на ухабах, внутри движка что-то брякало, а в кузове едко воняло бензином. Но, как гласит древняя солдатская мудрость, лучше плохо ехать, чем хорошо идти. Миновав окраину города, мы въехали в район, который в мое время назывался поселком Ленина. Сейчас тут настоящая деревня, конечно финская, сплошные одноэтажные домики и огороды, а в мое время это был уже фактически сам Выборг.
Вот и домик Юхо Латукки. Эйно Рахья, который сидел на сиденье рядом с водителем, повернувшись к нам сказал, — Товарищи, пожалуй я схожу к Ильичу один. Вы пока посидите тут, а то, увидев вас, он может решить, что вы приехали его арестовывать. Товарищ Сталин меня особо предупредил, что не надо пугать Владимира Ильича вашим грозным видом. Пусть потом вас пугаются те, кто захочет нам помешать.