Когда они прибыли, их встретили трое из людей комиссара — agenti de questura[38], которых Аллейн посчитал равными констеблям, отец Дэнис и ризничий — брат Доминик, строгий мужчина, доставший из кармана рясы ключ от нижнего мира с таким видом, словно это был символ смертности.
С духовенством Вальдарно держался довольно высокомерно и отчужденно, но в то же время почтительно и не без любезности.
Отец Дэнис приветствовал Аллейна как старого друга.
— Это, вижу, снова вы, и ведь вы не рассказали, чем на самом деле занимаетесь. Мне, конечно, показалось, что в вас есть что-то еще помимо того, что видит глаз, и точно, мне говорят, что вы большой человек в Скотленд-Ярде.
— Я надеюсь, что это было невинное… умолчание, отец.
— А, ничего, — отозвался отец Дэнис с терпимостью, припасенной у него, как показалось Аллейну, для еретиков, — на сей раз мы вас простим. Так что же все это значит? Вы с комиссаром совершенно напрасно охотитесь за головой этого странного типа. Уверен, что он прошмыгнул мимо нас и был таков.
— Вы убеждены, что он прошмыгнул мимо вас, отец?
— А как иначе? Внизу его нет. — Он повернулся к Вальдарно. — Если вы готовы, синьор комиссар, мы можем начать.
В верхней базилике трудились уборщицы, и она, как большинстве католических церквей, источала теплую атмосферу деловитости и готовности принять всех посетителей. Мессу уже отслужили, и небольшая группа старух и ранних рабочих покидала храм. Три женщины и мужчина молились на коленях перед разными святынями. Ризница была открыта. Священник, отправлявший службу, завершил ритуалы, которые надлежало выполнить после мессы, и собирался уйти. Они прошли дальше — в притвор и магазин. Брат Доминик открыл большую железную решетку и начал, вместе с Вальдарно, Аллейном и тремя полицейскими сопровождения, обыскивать эту преисподнюю. Отец Дэнис остался наверху, будучи, как он заметил, полностью убежден в отсутствии мистера Мейлера в подвальном уровне и имея дела в магазине.
Когда они спускались, брат Доминик включил флуоресцентное освещение, которое монахи использовали в обычные дни и при раскопках. Оно совершенно изменило атмосферу и характер нижнего мира, который превратился в музей без теней, с безжалостно выставленными напоказ экспонатами. Ничто не могло ослабить живости, красоты и странности этрусских терракотовых статуй, но они больше не смущали.
У начала переходов, которые все еще исследовались, лежали кучки мусора, были аккуратно сложены инструменты и веревки. Полицейские сунулись туда и вернулись, отряхивая колени и плечи. Брат Доминик наблюдал с неодобрением, сунув руки в рукава рясы. Комиссар Вальдарно не преминул сообщить Аллейну театральным шепотом, что это, бессорно, всего лишь рутинный обыск и они ничего не должны от него ждать.
Аллейн спросил, нет ли каких результатов от засады в квартире Мейлера, и узнал, что кто-то звонил сразу же после его собственного туда звонка, что тот мужчина был несколько взволнован, отказался назвать свое имя и звонил еще несколько раз, и это позволило проследить его номер. Он числился за «Джокондой». Без сомнения, Марко.
— А женщина — Виолетта?
Разумеется. Естественно, об этой женщине Виолетте они тоже навели справки. Надо признать, любопытно, но она не вернулась к себе, и до сих пор ее не нашли.
— Возможно, — предположил Вальдарно, — что они вместе.
— Вы так думаете?
— Наверняка не скажешь. Она может быть в этом замешана. Он мог сообщить ей о том, кто вы, и напугать настолько, что она пустилась в бега. Это всего лишь догадка, мой дорогой суперинтендант, и мне известны ваши взгляды. Я читал вашу книгу. Читал по-английски.
— Что ж, я нарушу правило и сам немного поразмышляю. Мне кажется, что есть еще одно возможное объяснение их двойного исчезновения.
— В самом деле? Прошу, поделитесь со мной.
Аллейн так и сделал. Уставившись перед собой, Вальдарно поглаживал свои роскошные усы. Когда Аллейн закончил, он устремил на него недоверчивый взгляд, а затем решил прибегнуть к игривому тону. Он погрозил Аллейну пальцем.
— Вы меня дурачите, — со смехом проговорил он.
— Нет, знаете ли.
— Нет? Ну что ж, — задумчиво произнес комиссар, — увидим. Однако я боюсь, — добавил он, по-товарищески хлопая его по плечу, — что мы не увидим… во всяком случае, ничего особенного.
Они с трудом двинулись дальше, то есть вниз. В церковь на втором уровне. К первому улыбающемуся Аполлону и высокой женщине с разбитым ребенком на руках, к белому Аполлону в короне из листьев, к Меркурию, позади которого так шаловливо спрятался барон Ван дер Вегель. Мужчины светили фонариками в укромные уголки и ниши. Аллейн осматривал их чуть более тщательно. За белым Аполлоном он обнаружил смятый кусок глянцевой синей бумаги, который подобрал и завернул в носовой платок под бдительным оком Вальдарно, которому добросовестно признался, зачем это делает. Позади Меркурия нашлась коробочка от непроявленной фотопленки, оставленная, несомненно, бароном Ван дер Вегелем, когда он разыграл свою шутку и до смерти напугал леди Брейсли.
И далее — до огражденного отверстия в полу в крытой галерее на втором уровне, где баронесса Ван дер Вегель вглядывалась в преисподнюю и где Софи Джейсон и Аллейн, тоже смотревшие вниз, видели тень женщины, которую приняли за Виолетту.
Аллейн напомнил об этом Вальдарно и пригласил встать на место Софи и сам смотрел через плечо комиссара. Освещения внизу не было, и смотрели они в пустоту.
— Видите, господин комиссар, мы смотрим прямо в отверстие колодца на нижнем уровне. А справа — край саркофага с резной крышкой. Думаю, вы можете его различить. Интересно… может один из ваших людей спуститься туда и включить обычное освещение? Или, возможно… — Он застенчиво повернулся к доминиканцу. — Хочу узнать, — сказал он, — вы не против спуститься вниз, брат Доминик? Нет? Вы с выключателями знакомы, а мы нет. Если бы можно было дать то же освещение, что вчера? И если бы вы были настолько добры, что прошли бы между источником света и колодцем. Мы были бы крайне признательны.
Брат Доминик так долго молчал, уставившись перед собой, что Аллейн подумал, не принял ли он обет молчания. Однако монах вдруг громко сказал:
— Я сделаю.
— Это очень любезно с вашей стороны. И — надеюсь, что я не прошу ничего недозволенного, — не накинете ли вы капюшон на голову?
— Для чего мне это делать? — спросил брат Доминик, в котором внезапно проснулась способность к общению.
— Только для того, чтобы придать немножко правдоподобия, — начал Аллейн, и, к его изумлению, брат Доминик немедленно откликнулся:
— Простому и неубедительному в противном случае повествованию?
— Благослови вас Бог, брат Доминик. Вы сделаете это?
— Сделаю, — повторил монах и ушел.
— Эти мне святые отцы! — примирительно заметил Вальдарно. — Один до безумия говорлив, а из другого клещами слова не вытянешь. Что же вы хотите продемонстрировать?
— Только то, как мы увидели тень.
— А, тень. Вы настаиваете на тени?
— Сделайте одолжение, посмотрите.
— Мой дорогой коллега, а зачем же еще я здесь? Я весь внимание.
Поэтому они перегнулись через ограждение, уставились в глубину и постепенно услышали ставшее уже знакомым бормотание бегущей под землей воды.
— Вы почти можете убедить себя, — сказал Аллейн, — что видите ее отблеск в колодце — почти, но не совсем. Вчера мне действительно показалось, что я его видел.
— Обманчивая игра света и тени.
— Полагаю, да. И сейчас свою реплику подаст брат Доминик.
Включилась потайная лампа. Из тьмы явились крышка саркофага, стена за ним и ограда колодца. Вид непосредственно сверху сочетал в себе причудливые тени и неопределенные очертания, искаженную перспективу и детали. Он мог служить иллюстрацией к викторианскому триллеру: история о тайне и воображении.
Как будто для того, чтобы подчеркнуть это предположение о жуткой истории, в кадр вошла новая тень — фигуры в капюшоне. Тень упала на саркофаг, взобралась на стену, выросла до гигантских размеров и исчезла.
— Искаженная, — сказал Аллейн, — гротескная даже, но вполне четко очерченная, не так ли? Монах узнаваем безошибочно. Видно даже, что руки спрятаны в рукава. Брат Доминик поистине услужлив. Тень, которую мы с мисс Джейсон видели вчера, была столь же четкой. Заметно было, что левое плечо заметно выше правого, что фигура женская и даже что она несла похожий на лоток предмет, висевший у нее на шее. Я убежден, господин комиссар, что это была тень Виолетты.
— Что ж, мой друг, я с вами не спорю. В качестве рабочей гипотезы я приму, что Виолетта проскользнула мимо бдительного ока добрых отцов и спустилась сюда. Зачем? Возможно, с намерением продолжить свою ссору с Мейлером. Возможно, да, а возможно, и нет. Быть может, — продолжал он с сарказмом, — она его напугала, и именно поэтому он сбежал. Или даже… как вы намекнули… но идемте… продолжим?
Аллейн наклонился над ограждением и крикнул:
— Спасибо, брат Доминик. Это было великолепно. Мы спускаемся.
Его звучный голос вызвал к жизни поток отголосков эха:
— … спускаемся… каемся… каемся…
Они сошли вниз по винтовой железной лестнице, миновали узкий проход и обнаружили брата Доминика, неподвижно стоявшего у колодезного отверстия. Сцена была освещена, как накануне днем.
Аллейн встал у колодца и посмотрел вверх. В отверстии над его головой сиял сверкающий квадрат света, а далеко вверху над ним — отверстие в базилике. Пока он смотрел, на верхнем уровне появилась голова отца Дэниса, всматривавшегося в глубину. Если отец Дэнис, подобно Виолетте, имеет склонность плеваться, подумал Аллейн, он попадет мне прямо в глаз.
— У вас там внизу все в порядке? — спросил отец Дэнис, и его голос послышался непонятно откуда.
— Да, — не двигаясь, зычно отозвался брат Доминик.
Голова исчезла.
— Прежде чем мы включим флуоресцентное освещение, — сказал Аллейн, — давайте проверим движения женщины в платке. Брат Доминик, насколько я понимаю, сейчас вы прошли от основания железной лестницы, где включили обычное освещение, по проходу и против источника света к тому месту, где сейчас стоите?