— О господи, да? Да, конечно. Где, черт возьми… Вот!
Кеннет достал ее из отделения для перчаток и протянул Аллейну.
— Можем мы вас подвезти? — с величайшим участием спросила леди Брейсли. — Позвольте же вас подвезти.
— Спасибо, нет. У меня еще есть тут дела.
Спортивный автомобиль рванул с места и, опасно маневрируя, встроился в поток машин.
Аллейн вернулся в здание.
Он нашел Бергарми и взял у него имя и рабочий адрес фотоэксперта. Бергарми позвонил тому и договорился, чтобы пленки проявили немедленно.
Он предложил Аллейну проводить его до фотолаборатории, и когда они туда пришли, разговорился о собственном отношении.
— Я заходил, — поведал он, — посмотреть наши фотографии. По правде говоря, ради проформы. Дело против Свита совершенно доказано на основании одних только показаний Джованни Векки. Он теперь признается, что знал о некой связи между Свитом и Мейлером, и клянется, что слышал, как Мейлер угрожал Свиту разоблачением.
— Ясно, — протянул Аллейн, — разоблачением чего? И кому?
— Джованни считает, синьор, что Мейлер знал об уголовном прошлом Свита в Англии и, узнав вас, угрожал раскрыть вам его личность.
— У Джованни очень точные сведения из прошлого, — сухо произнес Аллейн. — Я ни слову из этого не верю. А вы?
— Что ж, синьор, это его предположение! Его доказательство факта я признаю полностью. Важный момент заключается в том, что Свит был в опасности, не важно по какой причине, и что угроза исходила от Мейлера. Тот, разумеется, узнал, что Свита прислал шпионить за ним Зигфельдт. Знакомая история, не правда ли, синьор супер? Обман и вероломство. Простое решение так часто бывает верным. То, что Мейлер был ricattatore[52] и вымогал деньги у туристов, на самом деле не имеет прямого отношения к его убийству, хотя Свит мог надеяться, что это запутает дело. — Бергарми окинул Аллейна быстрым взглядом. — Вы сомневаетесь, синьор супер, верно? — спросил он.
— Не обращайте на меня внимания, — ответил Аллейн. — Я иностранец, господин вице-комиссар, и мне не стоит оценивать Джованни по шаблону английской преступности. Вы своих преступников знаете, а я — нет.
— Что ж, синьор, — широко улыбнулся Бергарми, — вы очень скромны.
Вышел фотоэксперт.
— Готово, синьор вице-комиссар.
— Вот! — хлопнул Аллейна по плечу Бергарми. — Фотографии. Посмотрим?
Они все еще лежали в закрепителе вдоль скамеек в темной комнате. Фотографии комиссара: Виолетта с вывалившимся языком в саркофаге. Виолетта на носилках в морге. Челюсть Мейлера. Детали. Фотографии Аллейна: Мейлер, кусочек шерсти, зацепившийся за ограждение, ступня Мейлера вверх подошвой, застрявшая между зубьями решетки, следы обувного крема на другом ограждении. Разные бумаги, найденные в квартире Мейлера. Обычные снимки, какие бывают в полицейском досье.
А потом, неожиданно, виды Рима. Традиционные фотографии знакомых мест всегда с той же крупной, слегка улыбающейся фигурой где-нибудь на переднем или на среднем плане. Барон, с комичным видом наклонив набок голову, бросает монетку в фонтан Треви. Барон, с властным видом, на Форуме, с видом папы — перед Ватиканом и с воинственным видом — у подножия колонны Марка Аврелия. И наконец, снимок Ван дер Вегелей, сделанный кем-то посторонним: головы в профиль, на египетский манер — ее голова позади головы мужа. Аллейн отметил, что даже уши у них одинаковые — большие, с тяжелыми мочками.
А потом — ничего. Смутные очертания барона у подножия Испанской лестницы, густо затянутые белым туманом. После этого — ничего. Чернота.
— Жаль, — сказал фотоэксперт, — неудачно получилось. Пленку частично засветили.
— Я вижу, — откликнулся Аллейн.
— По-моему, — заметил Бергарми, — вы упоминали, что у баронессы были какие-то затруднения с камерой в митреуме, нет?
— Вспышка отказала. Один раз. Во второй раз она сработала.
— Очевидно, в камере есть какой-то дефект. Или в механизме для извлечения пленки. Попал свет, — повторил эксперт.
— Выходит, — заключил Бергарми, — фотографии саркофага у нас нет. В конце концов, она не так уж и важна.
— Да, — согласился Аллейн. — Действительно. В конце концов. А что касается группы у статуи Митры…
— А, синьор, — сказал эксперт. — Здесь дело обстоит лучше. У нас есть пленка, маркированная «Дорн». Вот, синьор.
Фотографии Кеннета оказались довольно хорошими. Они сразу же опровергли его историю о том, что перед встречей с Мейлером у Аполлона он использовал последний кадр и менял пленку по пути в святилище. По порядку шли фотографии в Перудже. На двух из них был сам Кеннет, в женской одежде, в саду, окруженный какими-то очень сомнительными друзьями, один из которых разделся и, видимо, строил из себя статую.
— Molto sofisticato[53], — заметил Бергарми.
Далее шли фотографии тети Кеннета перед их отелем и путешественников, собирающихся у Испанской лестницы. Дальше, в середине этой череды отпечатков находилась фотография бога Митры.
Кеннет встал достаточно далеко от объекта своего снимка, чтобы включить в него стоявшую на переднем плане баронессу, которая возилась со своей камерой, а за ней — их группу. Аллейн и Софи улыбались по обе стороны от крайне сконфуженного Гранта, а Свит очень ясно хватал Софи за талию. У них был испуганный и скованный вид людей, оцепеневших в темноте от вспышки. Детали стены позади них, их собственные гигантские тени и пухлый божок с его фригийским колпаком, улыбкой и пустыми вытаращенными глазами — все проступало с превосходнейшей четкостью. В Сан-Томмазо Кеннет больше не фотографировал. Остаток пленки он израсходовал на Палатинском холме.
Аллейн подождал, пока пленки и снимки высохнут. Бергарми, сославшись на большое количество работы, сказал, что на этом его оставит.
Когда он уже собрался уйти, Аллейн произнес:
— Знаете, синьор вице-комиссар, в этом деле есть один момент, который мне кажется чрезвычайно интригующим.
— Да? И это?..
— Вот что. Зачем было Мейлеру, человеку обрюзгшему, так надрываться и терять так много времени, упрятывая Виолетту в саркофаг, когда он мог так легко и быстро скинуть ее в колодец?
Бергарми несколько секунд внимательно смотрел на него.
— У меня нет ответа, — наконец отозвался он. — Ответ, конечно, существует, но в настоящий момент я не могу его дать. Простите меня, я опаздываю.
Когда он ушел, Аллейн пробормотал:
— Я могу. Разрази меня гром, если я не могу.
Было без десяти три, когда он вернулся в свой отель.
Он написал отчет, договорился о встрече с представителем Интерпола и посовещался сам с собой.
Его миссия, какой бы она ни была, закончена. Он получил бóльшую часть информации, которую ему приказано было добыть. Докопался до сути в деле Мейлера и заставил Свита дать ему крайне полезный список ключевых фигур, какой когда-либо получали в деле о крупнейших махинациях с наркотиками.
И Мейлер, и Свит были мертвы.
С профессиональной точки зрения их смерти его не касались. Они находились строго в ведении римского управления полиции, Вальдарно и Бергарми и их парней, и те очень умело ими занимались. И однако же… Аллейн сильно тревожился.
В половине шестого он разложил все фотографии на кровати. Достал из папки лист бумаги. Записи на нем были сделаны его рукой. Он долго смотрел на него, а потом сложил и убрал в карман.
В шесть часов позвонил Кеннет Дорн и спросил, очевидно, в каком-то возбуждении, может ли он прийти и забрать свою пленку.
— Не сейчас. Я занят, — ответил Аллейн, — по крайней мере до семи часов. — Он выждал мгновение и затем добавил: — Можете снова позвонить мне в восемь.
— Они… они хорошо получились? Фотографии?
— Ваши — совершенно ясные. А что?
— Что-то не получилось у нее… у баронессы?
— Как в тумане.
— Ну, я тут не виноват. Послушайте, я хочу с вами поговорить. Пожалуйста.
— В восемь.
— Понятно. Ну, я… да… что ж, спасибо. Я снова позвоню в восемь.
— Непременно.
В половине седьмого позвонил портье и сказал, что прибыл барон Ван дер Вегель. Аллейн попросил проводить его наверх.
Он открыл дверь и, когда услышал гудение лифта, вышел в коридор. В сопровождении официанта появился барон, который издали поприветствовал Аллейна и пружинистой походкой направился к нему, протягивая руку.
— Надеюсь, вы не против, что я попросил вас подняться сюда, — произнес Аллейн. — Я подумал, что нам захочется как следует уединиться, а помещения внизу в этот час напоминают пятизвездочный бедлам. Что будете пить? Здесь делают вполне приятный холодный пунш с бренди. Или вы придерживаетесь классики?
Барон выбрал пунш с бренди и, пока его не доставили, детально освещал их знакомство с фонтанами и садом Виллы д’Эсте.
— Мы, разумеется, уже бывали там, — рассказывал он, — но с каждым посещением изумление увеличивается. Моя жена сказала сегодня, что теперь она вызывает, всегда в одном и том же месте, кардинала в алом одеянии и его гостей. Она видит их в водяной пыли фонтанов.
— Ваша супруга обладает даром ясновидения, — легко проговорил Аллейн. Видя, что барон озадачен, пояснил свою мысль.
— Ах… нет, — возразил Ван дер Вегель. — Нет, мы не верим в такой феномен. Нет, это ее воображение, которое очень живое. Она очень чувствительна к тому, что ее окружает, но призраков не видит, мистер Аллейн.
Принесли напитки. Аллейн налил их, а потом сказал:
— Хотите взглянуть на ваши фотографии? Боюсь, вы будете разочарованы.
Все снимки, кроме фотографий Кеннета, он оставил на кровати.
Когда барон увидел Виолетту и Мейлера, что произошло сразу же, он воскликнул:
— О нет! Это слишком ужасно! Умоляю!
Аллейн извинился и убрал их.
— Вот фотографии вашей жены. Первые, видите, очень хорошие. Проблемы начались, когда мы пришли в Сан-Томмазо.
— Я не могу этого понять, — удивился барон. Он наклонился, разглядывая их и беря одну за другой. — Камера моей жены в хорошем состоянии, этого никогда раньше не случалось. Пленку смотали правильно, прежде чем вынуть. Где негативы?