Друид исчез.
Снова началось веселое детское столпотворение, образовалась куча мала, и снова унимать ребятню пришлось слаженной «команде палочек-выручалочек»: Трой+Хилари+родители. На коробках с подарками были блестящими буквами начертаны фамилии гостей, и теперь как раз настало время детишкам, сбившись в маленькие группы, находить свои подарки, разворачивать их и ахать.
Мервин подошел к елке со специальным колпачком на длинной ручке — ему предстояло погасить свечи. Хилари подал знак Найджелу, и тот повернул выключатель. Яркий электрический свет упал на маленький столик с презентами для взрослых. Подойдя к нему, Трой оказалась рядом с миссис Форрестер.
— Он был великолепен! — с чувством воскликнула художница. — Просто великолепен, у меня нет слов.
— Забыл снять перчатки. Я так и знала.
— Господи, это совершенно неважно! Не имеет никакого значения!
— Ну, для Фреда имеет, — сказала жена полковника. И, подумав, добавила: — Пойду посмотрю, как он там…
А возможно, Трой показалось, что она сказала именно это. Гвалт стоял такой, что даже формулировки миссис Форрестер, не отличавшиеся разнообразием (зато отличавшиеся чеканной четкостью), расслышать было трудно.
Настал черед разворачивать свои подарки гостям и прислуге «старше шестнадцати лет». Найджел начал разносить коктейли с шампанским. Трой они показались какими-то необычно крепкими.
Тем временем к ним сквозь толпу пробивалась Крессида. По просьбе Хилари она надела сегодня тот же костюм, что и вчера: легкую блестящую тунику с брюками. К общей цветовой гамме праздника он подходил просто идеально. Невеста хозяина усадьбы подняла руку и поверх голов толпящейся публики поманила миссис Форрестер. В том, как она это сделала, Трой почудилось что-то неуловимо… что-то не такое томное и вальяжное, как обычно. Две гостьи встретились в толпе, художница решила понаблюдать за ними. Крессида низко наклонила голову. Тяжелая грива светлых волос закрыла ее лицо, а вот лицо миссис Форрестер как раз освещал прямой луч от светильника на стене. Трой ясно увидела, как она нахмурилась и поджала губы. Затем старая леди поспешила к выходу, довольно бесцеремонно расталкивая собравшихся локтями.
Крессида направилась к Трой.
— Слушайте, ну как он выступил, нормально? Я хотела сама посмотреть, но мне было плохо видно.
— Он был просто великолепен.
— Ну и чудно. Вы, конечно, заметили его?
— Заметила — кого?
— Ну его! Ах ты, господи боже мой!.. — воскликнула Крессида. — Кажется, я начинаю говорить как тетя Клумба. Вы же узнали его, да?
— Кого узнала?!
— Его.
— Кого?
— Маулта!
— Маулта?
— Что, правда не узнали? — громко воскликнула Крессида. — Неужели не догадались? Это вы-то, с вашей наблюдательностью!
— Да о чем же, наконец, вы говорите?
— Да ведь это был не… — Внезапный взрыв смеха среди гостей поблизости не дал Трой расслышать конец фразы, но мисс Тоттенхэм, поняв это, приблизила свои очаровательные губки прямо к уху художницы. — Это был Маулт! Он играл Друида!
— Маулт?!
— У дяди Блошки опять случился приступ. Маулту пришлось выйти на замену.
— Господь милосердный! Он уже пришел в себя?
— Кто?
— Дядя… Полковник Форрестер!
— Ах, вы о нем. Я его не видела… Тетя Колумбина пошла наверх. Полагаю, все уже в порядке. Кажется, он опять слишком переволновался.
— Ай-ай-ай! — Трой по-прежнему приходилось перекрикивать толпу. — Какой ужас!
— Да, ужас. Хотя, — возразила в ответ Крессида, — с ним ведь это не в первый раз. Понимаете ли.
Перед ними возник Найджел, который разносил коктейли с шампанским.
— Выпейте! — посоветовала невеста Хилари. — И мне возьмите, пожалуйста. Сейчас точно не повредит. Давайте-давайте!
— Хорошо. Но сегодня туда, по-моему, плеснули многовато бренди, вы не находите?
— Оно и кстати.
Сквозь толпу к ним протиснулся Хилари — поблагодарить Трой за подарок: акварельный рисунок вида из окна ее спальни, того самого, с чучелом. По всему было видно, что владелец «Алебард» доволен, как Панч: он рассыпался в самых цветистых выражениях признательности. Художница, впрочем, слушала вполуха, сфокусировав взгляд на необычной линии губ с загнутыми кверху кончиками (как у верблюда, подумала она) — губ, плясавших сейчас в лихорадочно-восторженном движении.
Наконец смысл его речи дошел до ее сознания.
— …и все получилось прекрасно, как задумано, без сучка без задоринки, если не считать перчаток дяди Блошки, правда? Ну как он мог забыть о них?!
Трой и Крессида, хором, поспешили просветить его. Хилари, казалось, был совершенно ошарашен и выбит из колеи.
— Да что вы такое говорите?! Нет! Не может этого быть. Маулт?!
И, выпалив еще несколько удивленных восклицаний, добавил:
— Однако нельзя не признать: он весьма достойно справился. Бог ты мой, надо бы его тоже поблагодарить. Где он сейчас?
Тут перед их троицей возник вдруг тот самый перевозбужденный еще в библиотеке мальчуган. Он принял эффектную театральную позу и «выстрелил» прямо в лицо хозяина дома растягивающейся бумажной пищалкой-«языком». Игрушечные дудки, свирели, трубы, барабаны и свистки, казалось, слились к этому времени в какую-то особо дикую какофонию.
— Пойдемте со мной, — сказал Хилари. Взяв под руки Трой с Крессидой, он вывел их в главный зал и плотно закрыл за собой двери. Для детей был здесь уже накрыт роскошный ужин — настоящий пир. Длиннющий стол на дубовых козлах ломился от яств. Кискоман вместе с мальчиком на побегушках и парой специально вызванных на подмогу женщин как раз наносили последние штрихи.
— Так-то лучше, — заметил Хилари. — Нужно сходить посмотреть, как там дядя Блошка. Надо же, какой удар по его самолюбию. Он, наверное, просто убит. Крессида, любовь моя, расскажи-ка мне сперва, что именно с ним случилось?
— Ну, я, как договаривались, пошла в гардеробную его гримировать, а там Маулт, уже полностью переодетый в этого вашего Друида и готовый к выходу. Я так поняла, что он зашел в спальню к дяде Фреду за распоряжениями, не надо ли, мол, чего, и увидел, что у того приступ. Ну, Маулт дал ему лекарство, или что там полагается давать в таких случаях, но было яснее ясного, что больному не до выступлений. И это его действительно убивало. В смысле — дядю. Понимаешь? Ну, они вместе все обмозговали и придумали, чтобы Маулт его заменил. Он же все слышал десять раз на репетиции, и от своего хозяина тоже — что там надо будет делать. В общем, знал, что не подкачает. Так что, когда дядя Фред успокоился слегка, перестал горестно фонтанировать и отдал свои сапоги и все прочее от костюма (Маулт, конечно, хотел сначала поднять шум и позвать тетю Колумбину, но дядя сказал: ни в коем случае), то камердинер все это напялил — ну мантию там и парик — и пошел вниз. А я еще налепила ему усы и красиво заломила корону. И тогда он уже отправился во двор, к Винсенту… Вот. А он неплохо справился с ролью, правда? По-моему, нормально. Я как раз в момент его выхода проскользнула в гостиную. Видела все не так чтобы совсем хорошо, пришлось, понимаете ли, стоять «на задах», но, по-моему, он проделал все, что следовало. Вот. А когда он там, так сказать, оттоптался, ринулась обратно в гардеробную, помогла ему разоблачиться и почистить перышки. Он ужасно суетился и торопился скорее опять на помощь к дяде Фреду, а меня просил скорее все рассказать тете Колумбине. Я и рассказала. Вот. Понимаешь ли.
— Дорогая, ты сделала все совершенно правильно и чудесно. Похоже, все сегодня на высоте, у всех все получается безупречно споро и уверенно. И это, заметьте, при возрастающей трудности задач… Побегу утешать нашего беднягу дядю Блошку.
Он рванул было с места, но потом обернулся к Трой:
— Ну и дела, черт возьми, ну и дела! Пожалуйста, дорогие мои, побудьте еще немного теми же ангелами, что и весь вечер, попасите еще немного эту ораву желторотых и отведите их за стол. Пусть Катберт, если что, на них как следует рявкнет. Ну а когда он это сделает и когда дети под руководством двух прекрасных дам угомонятся, все слуги с ним во главе будут в нашем распоряжении в столовой. Еще дворецкий должен успеть ударить в гонг. Если я чуть опоздаю, не дожидайтесь меня. На тарелках лежат карточки с именами, но они не должны, в случае чего, никого смущать, ужин задуман как неформальный, знаете ли. И попросите Катберта, чтобы первым делом — сразу же — открыл шампанское. Au revoir, au ‘voir ‘voir[106] — последние слова он прокричал уже с середины лестницы, не глядя, помахав дамам рукой.
— Ну, просто прелесть что такое! — проворчала Крессида. — Лично я уже совершенно измочалена. Но ничего не поделаешь. Пойдемте.
Через короткое время они с Трой в точности исполнили указания Хилари, и теперь вся компания взрослых гостей тоже могла спокойно рассесться за обеденным столом. Оказалось, что Трой сидит рядом со своим «старым знакомым» с торфяных болот — майором Марчбэнксом, который не преминул с отменной вежливостью заметить, как ему, мол, повезло.
— Я постеснялся вам сказать тогда, на холме, — заметил он, — но на самом деле я ваш большой поклонник. В смысле — ваших работ. Одна у меня даже есть дома, и кто бы вы думали мне ее подарил?
— Представления не имею.
— Правда не имеете? Ваш муж!
— Рори?!
— Мы с ним старые товарищи. И коллеги. Вашу картину он преподнес мне по случаю свадьбы. Моей свадьбы, естественно. Подозреваю, что это было задолго-задолго до вашей. Вы, наверное, тогда и не познакомились еще.
— Теперь я уже не пишу в той манере.
— Но рискну предположить, что вы ее просто развили? Манеру. А не забросили совсем.
— Мне бы самой хотелось так думать, — улыбнулась Трой. Майор ей нравился.
По другую сторону от нее усадили мистера Смита. Выяснилось, что он уже слышал о самоотверженном поведении Маулта и был им крайне заинтригован. Трой так и чувствовала левым локтем, как старик вибрирует: ему не терпелось наброситься на нее с разговором. Не раз и не два пытался он привлечь внимание соседки заговорщицким: «Эй!», но, поскольку Марчбэнкс продолжал говорить без умолку, она не обращала внимания. Наконец художница «освободилась» и, повернув голову налево, обнаружила, что Смит сидит с очень хитрым видом: большие пальцы заложены под мышки, голова склонена набок, глаза — будто хотят пробуравить соседку насквозь. Он весело дернул в ее сторону головой и прицокнул языком: «Э-эй!»