— Почему это? — рявкнула жена полковника.
Кискоман поджал губы и закатил глаза. Катберт промолчал. Одна из временно нанятых женщин хихикнула.
Мистер Смит вынул изо рта сигару.
— Нализался, что ли? — спросил он как бы у всех собравшихся разом, ни к кому конкретно не обращаясь. — То есть, я хотел сказать, раздавил пару стаканчиков за свой триумф на сцене?
— Наконец-то здравый вопрос. — Крессида даже соизволила открыть глаза. — Он ведь страшно нервничал перед своим выходом. Что, вообще-то, довольно глупо — у него в роли даже слов не было. Только обойти елку, помахать руками, знаете ли, — и гуляй себе. Но его таки просто трясло. Я еле усы ему наклеила — губа взмокла от пота.
— Все ясненько, — заметил Смит.
— Тетя Клу, а что, за Маултом такое водится?
— Бывает, — отрывисто ответила миссис Форрестер.
— Мне кажется, он еще до представления принял, — сказала Крессида. — Но это только мое впечатление, имейте в виду. Никаких доказательств у меня нет. Просто он, как бы это сказать… как-то странно похлопывал себя повсюду. Понимаете?
— Мантия ведь уже была на нем, когда ты пришла его гримировать, да? — спросил Хилари.
— На нем, на нем. Он сам сказал, что надел ее еще в спальне, чтобы дядя Фред посмотрел и одобрил.
— А он не смотрел и не одобрял. Он уже заснул к тому времени, когда камердинер уходил из комнаты.
— Об этом Маулт ничего не говорил. Хотя не забывайте, — добавила Крессида, — я ведь с ним пробыла вместе не больше двух минут. С бородой возиться совершенно не пришлось: три пятна гримировального клея, и дело в шляпе, знаете ли. Но я успела заметить, что он как будто жутко напряжен. Словно в клетку с дикими зверями собрался. Дрожал как осиновый лист.
— Винсент! — возопил вдруг Хилари. Винсент едва заметно вздрогнул. — Как же я о вас-то не вспомнил! Вы ведь видели, как Маулт выходит из гостиной? Ну, после выступления?
Винсент — еле слышно — подтвердил, что видел.
— И?! Сказал он вам что-нибудь? Или, может, как-то необычно себя вел? Или выглядел странно? А, Винсент?
Увы. Ничего интересного из Винсента было не вытянуть. Он, собственно, даже не поручился бы, что из гостиной вышел именно Маулт. Вообще садовник дал понять, что у них с Маултом были такие отношения, что последний скорее бы удавился, чем поделился с ним каким-либо секретом. Нет-нет. Камердинер полковника просто выскочил из французского окна обратно на холод, ссутулил плечи и опрометью бросился со двора к крыльцу. Винсент успел заметить, как он открывает дверь маленькой гардеробной.
— И снова мы уперлись в стену, — заметила миссис Форрестер с видом каменным и в то же время торжествующим.
— Да успокойся ты, Хилли, брось всю эту чушь, — опять вмешался Смит. — Альф Маулт где-то дрыхнет, и все тут.
— Где же? — резко спросила старая леди.
— Где-где! Мало ли где. Что, в этих «Алебардах» мало углов, куда можно забиться и покемарить, если не хочешь, чтоб тебя нашли? Мало, что ли? Да хотя бы в часовне!
— Дядюшка Берт, боже мой, неужели вы предполагаете?..
— Ну, или в этих самых… В конюшнях, что ли. Или что там еще у тебя на заднем дворе. Велика разница!
— Вы там искали? — Хилари вновь обратился к прислуге.
— Я сама смотрела в часовне, — прервала его миссис Форрестер.
— Ну а в других местах? Снаружи? В прачечной или где там еще?..
Выяснилось, что в «прачечной или где там еще» не искал никто. Винсенту мгновенно было поручено исправить эту ошибку. Трой расслышала, как он процедил сквозь зубы, уходя: «Да там бы этот старый дурак давно замерз».
— Ну а как насчет верхних этажей? И чердаков? — поинтересовался мистер Смит.
— Там никого нет, сэр. Мы смотрели. — Катберт счел нужным адресовать свой ответ непосредственно Хилари. Да они все презирают старого антиквара по той же причине, по какой гнушаются Маулта! — осенило Трой.
Последовало продолжительное молчание — причем рабочий персонал «Алебард» молчал как-то упрямо, по-ослиному, гости — озадаченно, но все — обессиленно. Наконец Хилари позволил слугам разойтись (при этом, конечно же, не выходя из любимой роли «гран сеньора»: он поблагодарил всех пятерых убийц, поздравил с тем, как прекрасно они справились с таким трудным праздником, и пожелал в наступающем году оставаться столь же дружным и сплоченным коллективом). Что касается нанятых временно, то тех из них, кто жил в округе, он тоже распустил по домам.
Гости же в полном составе удалились в будуар. Билл-Тасман сказал, что на данный момент это единственная прибранная и вообще «жилая» комната во всей усадьбе.
Здесь компания еще немного порассуждала об исчезновении камердинера и выпила на посошок — все, за исключением Трой, которой к тому моменту сделался противен сам вид алкогольных напитков. Еще два бокала ромового пунша Хилари смешал «навынос» — миссис Форрестер захотела взять их с собой в спальню.
— Если Фред проснулся, наверняка захочет выпить. А если нет…
— Тогда вам не составит труда осилить оба стакана, правда, тетушка?
— Ни малейшего, — согласилась та. — Спокойной ночи, миссис Аллейн. Премного вам обязана. Спокойной ночи, Хилари. Спокойной ночи, Смит. — Затем она пристально поглядела на Крессиду. — И тебе доброй ночи.
— Что я такого сделала?! — возмутилась невеста Хилари, когда миссис Форрестер ушла. — Твои родственники, дорогой, сведут меня с ума.
— Ты же знаешь тетю Клумбу, любимая. Чуть не лучше всех нас. Нам остается только посмеиваться.
— Ха. Ха. Ха. Можно подумать, это я Маулта похитила. Ага. Упаковала и засунула в шкафчик для обуви… — Тут Крессида вдруг осеклась и воздела к небу палец. — A кстати! Шкафы кто-нибудь обшаривал? Серванты, буфеты?..
— Детка, да неужели он сам забрался бы в шкаф? Ты говоришь о нем как о трупе, — проговорил Хилари с каким-то смущением.
— Вот если б моего мнения спросили, хотя, конечно, никто не спрашивает, — вмешался Смит, — то я вот что думаю: все вы тут пóтом исходите и из кожи вон лезете, чтобы разгадать бог знает какую загадку, а она и минутки внимания не стоит. Нечего за сердце хвататься из-за Альфа Маулта. Он сам о себе позаботится, и никто лучше его этого не сделает. А у меня, сами знаете, слова с делом не расходятся, так что пойду спать, спокойной вам всем ночки. Отличный вышел праздник, Хилли, хоть и немного… Все в одну кучу. Цыганский табор. Тут тебе и колокола, и Друид, и Святое семейство, и ангелы… Мешанина, в общем! Хоть стой хоть падай. Ну да ладно. Детишкам понравилось, а значит, и нам нечего ворчать, верно? Ну и славно. Всем пока!
И за ним тоже закрылась дверь.
— Теперь видите, что я имел в виду, говоря о дяде Берте? В некотором роде он, как ни странно, пурист!
— Да, вижу.
— А я думаю, он просто замечательный. Чудо-человек! — воскликнула Крессида. — Понимаете ли? В нем есть что-то такое… фундаментальное. От народных корней. Ему хочется верить. Как героям Жана Жене[108].
— Девочка моя золотая, ну что за дикий бред? Ты хоть читала-то Жене?
— Хилли! Да будет тебе известно, с него начинается весь «орэкс».
— Вот этого, прости, я слушать не желаю, — с неожиданной для него резкостью произнес Хилари.
— Конечно! Я всегда знала, что ты в «орэксе» ничего не смыслишь и смыслить не желаешь!
«Что-то здесь становится неуютно, — подумала Трой. — Эти двое сейчас поссорятся не на шутку, не лучше ли оставить их за этим делом наедине?..» Но внезапно тучи развеялись: Крессида расхохоталась и обвила руками шею Хилари. Он моментально успокоился. Она нагнула его голову к своим губам и что-то прошептала. Теперь рассмеялись оба. Их поза с каждой секундой становилась все откровеннее, так что художница по зрелом размышлении решила: все же есть смысл испариться из будуара. Так она и сделала, но у дверей притормозила и оглянулась вполоборота — посмотреть, есть ли необходимость от всей души пожелать хозяевам доброй ночи. В это мгновение, не выпуская невесту из объятий, Хилари поднял лицо, и Трой увидела на нем… нет, не улыбку. Скорее плотоядную гримасу кентавра Гилея[109]. Она поспешила захлопнуть за собой дверь и подумала, что сейчас видела то, чего не должен видеть никто и никогда.
Проходя через главный зал, она углядела, что все уже прибрано и наведена чистота. Из гостиной раздаются озабоченные голоса. Этот Хилари неплохо устроился, подумала молодая женщина. Как говорится, и на елку влез, и не укололся. Снял, так сказать, все сливки удовольствий с процесса режиссуры и подготовки к празднеству, а утомительные хлопоты по ликвидации его последствий оставил своим убийцам…
Вот наконец и ее уютная спальня. Отлично протопленный камин. На кровати заботливо отогнут краешек одеяла. Халат и пижама безукоризненно ровно разложены там же. Рядом на полу — тапочки. Это все Найджел успел сделать, несмотря на генеральную уборку всей усадьбы, подумала она, и сама мысль эта почему-то показалась ей неприятной.
Трой повесила платье в шкаф. Голоса из комнаты Форрестеров еще доносились, но сливались в неразборчивый дуэт. По всему было видно, что разговор идет вялый и не особенно важный. А ей не спалось, какое-то странное беспокойство легло ей на душу и не желало улетучиваться. Слишком уж много всего произошло за минувшие два дня. Много всего непонятного и так и не понятого никем. «Анонимные послания — те вообще уже забылись, словно их и не было, — подумала художница с изумлением. — И еще устройство против воров — детская ловушка. Рассказ Крессиды о ссоре в комнате для обслуживающего персонала. Сердечные приступы дяди Блошки. Маулт в образе Друида. Исчезновение Маулта. Интересно, есть ли между всеми этими фактами какая-нибудь связь? (Трой сейчас как раз перечитывала Форстера[110].) Что бы сказал на это Рори? Он так любит цитировать Форстера: „Соединяйте все между собою!“ Что бы он тут насоединял?..» И тут вдруг художница со всей ясностью поняла, словно удар молнии осветил тайные уголки ее мозга: Рори серьезно отнесся бы к событиям в «Алебардах». Очень серьезно.