Такое иногда наблюдается в счастливых семьях: в разлуке Трой с мужем часто чувствовали — вот сейчас другая половина позвонит по телефону. Или от нее придет письмо. Или телеграмма. Просто вдруг охватывает непоколебимая уверенность: что-то такое сейчас случится. Вот и теперь подобное — особо яркое — ощущение охватило ее, и она была ему очень рада. Утром поступят какие-то новости. Наверняка.
Часы пробили полночь. Буквально две-три секунды спустя из коридора донесся голос Крессиды — напевая «В колокол Сент-Клемент бьет» и, видимо, направляясь к своей комнате, прошла мимо двери Трой.
Художница зевнула. В спальне было слишком натоплено, и ей наконец захотелось спать. Она подошла к окну, просунула руку между штор, не отодвигая их, и открыла форточку. Северный ветер успел разыграться снова, и шум от его порывов далеко разносился в ночи. По темному небу неслись облака. Высоко над ними стояла почти полная луна. В ее свете на снегу выделялась черная-чернющая тень от дома. Пейзаж этот, однако, нельзя было назвать пустынным, ибо из-за угла западного крыла как раз показался Винсент со своей ручной тележкой, а из тележки торчало «мертвое тело» рождественской елки, развенчанное, раздетое, оголенное, обнаженное, не нужное более никому. Оказавшись прямо под окном спальни Форрестеров, садовник резко повернул, и вскоре тьма поглотила его. Через минуту или около того Трой услышала тяжелый шелест хвои и глухой удар о землю: Винсент, видно, опрокинул свою ношу где-то в развалинах зимней оранжереи.
Дрожа от холода, безмерно усталая, она рухнула на кровать и заснула.
Глава 5. Аллейн
Проснулась Трой от постукивания — весьма деликатного, впрочем, — кочерги о каминную раму: Найджел уже вовсю занимался очагом. Поднос с чаем для нее стоял на прикроватной тумбочке.
Поначалу художница никак не могла сообразить, надо ли ей заговаривать с Найджелом, и если надо, то о чем, но когда он отдернул тяжелые шторы и яркий отраженный блеск от снега проник в комнату, она пожелала ему доброго утра.
Лакей немного помолчал, моргая выцветшими ресницами. Затем ответил ей тем же.
— Снег еще идет? — поинтересовалась она.
— То да, то нет, мадам. Ночью падала слякотная крупа, почти дождь. Но потом он снова перешел в снег.
— Маулт объявился?
— Насколько мне известно, нет, мадам.
— Это очень и очень странно, вы не находите?
— Да, мадам. Это все, мадам?
— Да, спасибо.
— Благодарю вас, мадам.
Голос какой-то фальшивый, подумала Трой. Неверный. Взволнованный. Не так он, вероятно, разговаривал, когда мастерил карусельных лошадок и восковые фигурки. И раньше, чем слуга успел взяться за ручку двери, она выпалила:
— Надгробие вы сделали замечательное!
Найджел замер как вкопанный.
— Наше вам, — произнес он как-то «простонародно».
— Даже не представляю, как вы добились такой точности линий и деталей, работая с таким рыхлым материалом, как снег.
— Замерзший он был.
— Даже если так. Вы когда-нибудь занимались ваянием? В камне?
— По шаблону только отливал, что-то вроде того. А всегда хотелось самому придумывать. И высекать.
— И у вас есть для этого все данные.
Он снова произнес это свое странное «наше вам», взглянул Трой прямо в лицо и вышел.
Художница приняла ванну, оделась и — по сложившейся уже привычке — окинула взором пейзаж за окном… Все, насколько хватало глаз, было покрыто снежным одеялом и только под самой усадьбой — расчищенные участки. Нигде ни следа человеческой ноги. Вдалеке по левую сторону — силуэты бульдозеров под брезентовыми чехлами и результаты их трудов: ямы да кучи заснеженного грунта. Теперь рождественской елкой казалось буквально каждое дерево. Пугало кто-то выпрямил, придал ему строго вертикальное положение. А может, под ветром оно само «выгнулось обратно» и теперь стало больше, если можно так выразиться, похоже на человека. Птицы в большом количестве расположились на нем.
В утренней столовой за завтраком Трой застала Хилари с мистером Смитом. Первый, не откладывая дела в долгий ящик, начал прямо с темы Маулта.
— Его нет! Нигде нет. Тут уж совсем не до шуток. Даже дядя Берт с этим согласен, правда, дядя Берт?
— Сдаюсь, твоя взяла. Дело дрянь, — авторитетно заключил Смит. — И даже хуже, чем дрянь, — при таких-то делах, как у тебя тут. Прискорбно.
— При каких таких «делах»?
— Будто не понимаешь.
— Не понимаю.
Тут вошел Мервин с добавочной порцией гренков.
— Pas devant les domestiques, — Смит с видимым удовольствием процитировал вчерашнее высказывание миссис Форрестер.
Мервин удалился.
— Почему же «не при слугах»? — зло спросил Хилари.
— Пошевели мозгами, мой мальчик.
— Не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите, дядя Берт.
— Не имеешь? Вот это здорово.
— Да пропади оно все пропадом! — вскричал Хилари и повернулся к Трой: — Факт: Маулта на месте нет. Ни на каком месте! Ни в усадьбе, ни в подсобных строениях. Если он просто тупо забрел куда-то, то, во всяком случае, нигде ни на шаг не сошел с дорожки и не петлял — на снегу не осталось никаких следов, кроме наших. То есть тех, кто в доме.
— А может быть, он забрался в багажник чьей-то машины и его увезли незамеченным?
— Ну, к сегодняшнему дню он ведь проснулся бы и явил себя белому свету, а?
— Нет, а что? Это идея, — вмешался мистер Смит. — Что, если ему не повезло с багажником? Что, если это было заднее отделение автозака из «Юдоли»? И автозак закатил беднягу за все решетки, какие у них там есть, а? Вот это было бы кино! Комедия.
— И какая смешная. Обхохочешься, — с кислой миной реагировал хозяин «Алебард». — М-м-да. История… — развел он руками. — Что же нам теперь предпринять? Просто ума не приложу. Нашим Блошкам приходится совсем туго. Сегодня я заглянул к ним в комнату — тетя Клу как раз пыталась исполнять обязанности камердинера для дяди, и получалось у нее, надо заметить, паршиво. Кроме того, тетя Клумба в полной ярости от того, что не может спрятать свои драгоценности.
— Это еще почему?
— Кажется, она хранит их вместе с чеками на них и ценными бумагами в жестяной коробке под кроватью в туалетной комнате.
— Знаю, — вставила Трой, — я ее там видела.
— Так вот: ключ от коробки у Маулта.
— Нет, они просто больные на голову! — убежденно воскликнул мистер Смит. — Больные на все сто. Точно. Говорю вам. Это же надо: таскать повсюду с собой все свое барахло, — барахло не дешевое, заметьте, а очень ценное! Среди этого барахла есть очень хорошие вещицы, можете мне поверить, — так вот, таскать это все в идиотской жестяной коробке, а ключ взять и отдать долбаному человеку-невидимке с сомнительной репутацией. С ума сойти!
— Все понятно, дядя Берт, не кипятитесь. Все мы знаем, что у Блошек свои причуды. Это к делу сейчас не относится. А вот что нам надо решить, так это…
Тут дверь с грохотом распахнулась, и в комнату влетела, буквально дрожа от гнева, миссис Форрестер. Всем своим видом она являла разительный контраст остальным участникам завтрака. То есть одета она была в свой обычный утренний наряд: твидовую юбку и три кардигана поверх блузки, причем верхний из них имел коричневый цвет с красным отливом. В сочетании со всем этим весьма эксцентричное впечатление производило неимоверное количество брошей, изысканное викторианское ожерелье вокруг шеи (то самое, что стало PIÈCE DE RÉSISTANCE на вчерашнем празднике), масса колец и несколько браслетов. Часы, украшенные бриллиантом и изумрудом по обе стороны циферблата, красовались у старой леди на груди. В общем, она сверкала и искрилась не хуже вчерашней елки — сравнение плоское, но неизбежное.
— Вот, посмотрите на меня! — скомандовала миссис Форрестер, хоть этого и не требовалось. Все взгляды и так были прикованы к ней.
— Мы смотрим, тетя Колумбина, — отозвался Хилари. — И замираем в немом изумлении.
— Ну и изумляйтесь сколько угодно. При тех обстоятельствах, что у нас тут сложились, Хилари, я почту за благо все время держать свои лары и пенаты[111] при себе.
— Это не просто лары и пенаты, это…
— Я знаю, знаю. Они дорогие. Не кухонный набор для молодых хозяек. Но для меня дело — не в материальной ценности, знаешь ли.
— Вчера вроде как не вся эта сбруя была на вас, я прав, миссис Форрестер? — вступил в разговор Смит.
— Не вся. Я вытащила все это из коробки, а потом уж выбирала. То, что не надела, следовало положить обратно. Маулту следовало. Но они остались лежать там, где я их оставила, и теперь приходится, учитывая, как уже отмечалось, все обстоятельства, носить их на себе. Однако я собиралась поговорить о другом. Хилари!
— Да, тетя Клу.
— Мой сейф пытались вскрыть.
— О господи! Как это?
— Очень просто. У меня есть доказательства. В замок пытались вставить какой-то инструмент — вероятно, поддеть крышку кочергой. И вскрыть сейф. Только не вышло.
— Этого мне еще не хватало! — Хилари обхватил руками голову.
— Дяде Фреду я ничего не сказала: незачем напрасно его тревожить. Однако каковы твои предложения? Я слушаю.
— Мои предложения? При чем здесь я? Что я могу сказать? Или сделать? — Владелец поместья не на шутку разгорячился. — Зачем вы вообще держите свою жестяную коробку…
— Сейф.
— Как вам угодно. Но зачем вы его держите под кроватью в вашей гардеробной?
— Под ту, на которой мы спим, сейф не помещается. Она ужасно низкая.
— Так что у нас получается? — проговорил мистер Смит. — Альф Маулт решил стибрить то, что ему же доверили на хранение, а когда облажался с кочергой, дал деру, так, что ли?
— А нормальный ключ все время держал в кармане?! — огрызнулась миссис Форрестер. — Вы сегодня что-то туго соображаете, Смит.
— Ну, я пошутил.
— Надеюсь.
Вошел Катберт.
— Из Лондона, сэр, звонят миссис Аллейн.
— Мне? Из Лондона? — переспросила Трой.