— Почему так уж скверно?
— В наши края он приносит дождь. Слякоть. Это почти закон природы.
— Именно дождь, не снег?
— Как правило — ливни. Вплоть до наводнений. Вот, пожалуйста.
Створка окна яростно захлопала по раме — на нее внезапно обрушилась лавина воды.
— Шикарная погода для охоты на без вести пропавших, — вздохнул Аллейн. — А все же — никогда ведь не знаешь заранее — порой она может принести больше пользы, чем вреда… Ладно, давайте-ка тут все запрем и опечатаем, а сами вторгнемся в апартаменты Форрестеров.
Они спустились на этаж ниже и преодолели длинный коридор, устланный тяжелой ковровой дорожкой, — он вел к комнатам для гостей. Сейчас освещался этот проход лишь третью настенных светильников в абажурах, которыми был оснащен. Стояла полная тишина. Ни звук непогоды снаружи, ни единый признак жизни из-за многочисленных закрытых дверей не проникали сюда. Наверное, все обитатели, включая Хилари, теперь в столовой, догадался Аллейн и вдруг почувствовал острейший приступ голода. Он уже было собирался сообщить об этом Рэйберну, но вместо этого быстро положил руку тому на плечо, знаком велел вести себя тихо и показал пальцем куда-то вперед. Из-под одной двери по красному ковру струилась серебристая полоска света.
Аллейн мысленно пересчитал двери. Трой, конечно, уже рассказала ему, кто где размещается. Сейчас они с суперинтендантом находились напротив двери в гардеробную его собственной жены, связанную через ванную комнату с ее спальней. Дальше шли апартаменты Форрестеров: спальня, ванная и гардеробная, именно в таком порядке. Еще дальше — комната мистера Смита, а в дальнем углу западного крыла — Крессидина, самая большая, естественно, с собственной ванной. Где проводил ночи Хилари, Трой не знала, но, без сомнения, это были какие-нибудь величественные хозяйские апартаменты.
Свет проникал непосредственно из спальни Форрестеров.
Аллейн на минуту прислушался — тишина. Тогда он принял молниеносное решение: знаком велел Рэйберну оставаться на месте, а сам рывком распахнул дверь и оказался в комнате.
В тот же миг раздался громкий треск.
Человек, стоявший у окна, повернул к детективу лицо — это был высокий бледнокожий мужчина в темных брюках и куртке из шерсти альпаки. Аллейн узнал его.
— Прошу прощения, — произнес старший суперинтендант. — Произошла ошибка. Я думал, это комната моей жены.
— Она рядом… — буквально простонал человек, едва шевеля губами.
— Как глупо с моей стороны. А вы — Найджел, не так ли?
— Точно так, сэр.
— Видел вашу замечательную композицию — там, во дворе. Производит впечатление.
Найджел разомкнул уста с таким усилием, словно это причиняло ему нестерпимую боль.
— Большое спасибо, — еле слышно поблагодарил он. По оконному стеклу за его спиной струились потоки дождя. Голова, лицо и отвороты пиджака лакея были мокрыми.
— Вы промокли, — непринужденно заметил Аллейн.
— Дождь разразился так неожиданно, — ответил Найджел. — Я… я как раз закрывал окно, сэр. Оно очень неудобно закрывается.
— Боюсь, дождь размоет вашу снежную фигуру.
— Возможно, это кара, — неожиданно произнес бледнолицый слуга.
— Кара? Кому? И за что?
— Все вокруг нас пропитано грехом, — громко отозвался Найджел. — Так или иначе. Порок кругом. Повсюду.
— Что вы имеете в виду?
— Языческие обряды. Ряженые христиане. Все это пахнет святотатством. Кощунством. Если правильно посмотреть на это.
— Вы имеете в виду представление под рождественской елкой?
— Языческое лицедейство под нечистым идолищем. Проказы. И вот — сами видите, что с ним приключилось.
— С ним? И что же с ним приключилось? — поинтересовался Аллейн. На минуту ему показалось, что, плавая впотьмах, он случайно нащупал золотое дно.
— Его нет.
— И где же он?
— Ха! Где! С грехом шутки плохи. Я-то это ведаю. Как никто. Учитывая, через что я прошел.
Лицо Найджела необыкновенным образом преобразилось: рот широко раскрылся, ноздри раздулись, как у коня, белесые ресницы затрепетали. Наконец, словно вторя потопу, разыгравшемуся на улице, из глаз его потекли обильные слезы.
— Послушайте, но… — начал было Аллейн, но Найджел, совсем потеряв контроль над собой, бросился вон из комнаты с рыданиями. Глухой торопливый стук его каблуков разнесся по коридору.
В дверном проеме показался Рэйберн.
— Это еще что за чертовщина? Почему?.. Кто из них это был?
— Это Найджел, второй лакей. Сперва он мастерил чучела карусельных лошадок и восковые фигуры, а потом свихнулся на религиозной почве и убил некую даму, которую считал «грешницей». Теперь вот, говорят, излечился.
— Оно и видно!
— Видите ли, мистер Билл-Тасман пришел к заключению, что, хотя Найджел и выздоровел, воспоминания о собственном преступлении иногда вызывают у него приступы слезливости. Похоже, как раз сейчас он о нем вспомнил.
— Я кое-что расслышал. Этому парню можно смело ставить диагноз: душевнобольной. Бред христианства, так сказать.
— Меня больше интересует, зачем он высовывался в окно под самый дождь?
— А он высовывался?
— Именно. Заявил, что просто закрывал его, но, будь оно так, он бы настолько не вымок. И на ковре, глядите, совсем немного воды. Нет, окно не было открыто, пока наш одержимый друг не открыл его.
— Любопытно!
— Весьма. Ну что, начнем осмотр?
В спальне Форрестеров не обнаружилось ничего примечательнее знаменитого пляжного зонта в зеленую полоску. Найджел аккуратно заправил постель пожилой четы, выложил поверх нее два комплекта ночного белья «Вайелла»[123] и подбросил поленьев в огонь. Все окна были плотно закрыты.
— А вам не кажется, — задумчиво заметил Рэйберн, — что не помешало бы снабдить все эти комнаты хотя бы электрообогревателями? А то сколько возни с этими каминами! Да и огонь от искры может заняться за милую душу.
— Хозяин хочет точно воссоздать, так сказать, атмосферу минувших веков.
— В таком случае ему повезло заполучить в помощь психа.
В ванной стоял густой запах мыла, лосьона для волос и прорезиненной ткани. Рэйберн никак не мог успокоиться и все сокрушался по поводу планировки «Алебард».
— Черт бы побрал эти ванные! И главное, сколько же их тут — как в каком-то восьмизвездочном отеле! Кому рассказать — не поверят!
Слегка примирил его с действительностью только электрообогреватель, который все-таки тут оказался, — он был встроен прямо в каминную нишу в гардеробной Форрестеров и работал на полную мощность. Очевидно, Найджел включил его. Но мистер Рэйберн и тут нашел к чему придраться.
— Ого-го! Не похоже, чтобы хозяина заботили размеры счетов за электричество! Какая расточительность.
— А вот, кстати, — переменил тему Аллейн, — и валлийские инструменты. Все, кроме кочерги. Начищены до блеска. По назначению никогда не использовались. Знаете, что еще, Джек? Думаю, нам стоит обратить внимание на расположение вот этого очага, кровати, окна и дверей относительно друг друга. Когда заходишь из ванной, окно остается с правой стороны, дверь в коридор — с левой, кровать как бы выступает от противоположной стены вам навстречу, а камин остается еще дальше за ней. Если я усядусь на пол за спинкой изголовья кровати, то, проникнув в комнату со стороны ванной, вы меня не заметите, верно?
— В самом деле? — ответил Рэйберн вопросом на вопрос, ожидая, видимо, дальнейших пояснений, но их не последовало. Лондонский следователь зашел за кровать — громоздкое викторианское сооружение с высоким балдахином на четырех столбцах, но без занавесок. Подлинно старинное лоскутное покрывало достигало краями самого пола. С одной стороны под тяжелой тканью отчетливо проступал острый угол твердого крупного предмета. Аллейн откинул край покрывала и увидел уже известный ему по рассказам походный сундучок полковника, крытый черным японским лаком, весьма сильно исцарапанный и помятый в области навесного замка.
— Терпеть не могу, — начал старший суперинтендант, опускаясь на корточки, — работать без своего инструмента. Сам себе кажешься мелким воришкой или в лучшем случае жалким сыскарем-любителем. Ну, ничего не поделаешь, инструмент привезет Фокс, а пока нам поможет лупа Билл-Тасмана… Взгляните-ка сюда, Джек. Да-а, это к вопросу о любительщине. Не похоже на филигранную работу настоящего мастера-взломщика, как вы считаете?
Мистер Рэйберн присел рядом с коллегой.
— Весьма неуклюжая попытка, — согласился он. — Чего он вообще хотел добиться? Бред.
— Да. Бред, — эхом протянул Аллейн, поднося к замку лупу. — Нечисто дело с этим замком, его явно выламывали чем-то загнутым…
— Кочергой?
— Ну, на первый взгляд — вероятно… Придется нам забрать эту штуку к себе на хранение. Я сам скажу полковнику.
— А как насчет содержимого? Что там? И как до него добраться?
— Сундучок достаточно велик, чтобы вместить даже регалии британской короны, однако я полагаю, что львиной долей этого содержимого в настоящий момент усыпан фасад миссис Форрестер. Еще там, возможно, хранятся всякие документы, облигации и наличные. По крайней мере, так считает Трой. А ключ у Маулта, вы ведь сами слышали.
— Слышать — слышал, но знать — не знаю, — в голосе Рэйберна послышались отчаянные нотки. — Как говорил тот парень, помните? «Кому рассказать — не поверят», чтобы человек с ключом в кармане ломал замок кочергой. Ну да ладно: вскрывать будем? Хотя бы чтоб успокоить владельцев.
— Скорее уж, чтобы успокоить самих себя. Пожалуй, оставим на усмотрение полковника, я спрошу у него. А до тех пор не надо, чтобы они с миссис Форрестер прикасались к сундуку. Нужно все проверить.
Рэйберн указал рукой на исцарапанную область вокруг замка.
— Конечно. Но, ей-богу, это следы от кочерги. Я уверен.
— Предоставим судить экспертам из «Бэйли»[124] с их спецоборудованием.
— В общем, картина такая, — продолжал развивать свою мысль детектив из Даунлоу, — некий неизве