Потом послышался высокий тенор Кискомана:
— Винс попросил нас помочь, знаете. Убрать тут все.
Снова молчание.
— Вот именно, попросил, — наконец подтвердил Винсент.
А Мервин добавил:
— А то как-то оно так нехорошо, сэр. Все покорежено. Ураганом.
— Просто уродство какое-то получается, — поддакнул Кискоман.
— А что же Найджел сам не помогает? — поинтересовался Аллейн.
— Мы не хотели его расстраивать, — растолковал Мервин. — Он такой ранимый.
Эти смехотворные пояснения слугам приходилось орать в полный голос, чтобы перекричать шум бури. Детектив медленно двигался как бы в обход, не спуская глаз со всей троицы, пока вдруг не наткнулся легонько на одну из колонн парадного крыльца. Он вспомнил: когда ребята Рэйберна уходили и забирали свою поклажу с этой террасы, один из них зажег верхний свет — на каждой из колонн был установлен особый, архитектурно украшенный светильник.
Аллейн по-прежнему не спускал фонаря со слуг Хилари, а те словно бы поворачивались на каблуках вслед за ним по направлению его движения и только прижимались все теснее друг к другу. Детектив протянул руку к задней из колонн и пошарил по ней, не глядя. Потом сделал шаг назад и прижался спиной к холодной стене дома.
— Почему, — крикнул он, — вы не подождали рассвета, чтобы заняться этим делом?
Все разом смущенно затараторили, выдавая какие-то совершенно неправдоподобные объяснения: Хилари не любит разбросанного мусора, Найджел очень болезненно переживает печальную судьбу своего творения — то, что ему предстоит растаять.
— Ладно, пошевеливайтесь, — сказал Винс, и руки в перчатках снова задвигались по направлению к ящику.
Аллейн нащупал выключатель. Вмиг террасу и двор залило светом, как во время рождественского праздника Хилари. Представление, в котором участвовали темнота, ручные фонарики и неясно очерченные фигуры, закончилось. Трое коренастых тепло одетых мужчин стояли вокруг упаковочного ящика, уставившись на четвертого.
— Прежде чем вы его увезете, я хочу посмотреть, что в нем, — сказал Аллейн.
— Ничего в нем нет, — заявил Кискоман пронзительно, а Винсент одновременно сообщил:
— Он забит гвоздями, вы его не откроете.
— Это всего лишь старый упаковочный ящик, сэр, — вступил Мервин. — В нем когда-то привезли пианино. Он набит разным мусором, который в него сваливали, чтобы потом вывезти.
— Тем не менее, — повторил Аллейн, — я хочу заглянуть в него. Сделайте одолжение.
Он подошел к ним. Вся троица, сомкнув плечи, встала перед ящиком. «О боже! — подумал Аллейн. — Как безнадежно жалко и мерзко».
Он видел, что каждый из троих от безысходности пытается использовать двух остальных в качестве защиты для себя. Им необходимо было чувствовать друг друга, слиться воедино, отказавшись от собственной индивидуальности, окаменеть.
— Знаете, это не дело, — сказал Аллейн. — Этим вы только вредите себе. Я должен проверить, что там внутри ящика.
Как испуганный ребенок, старающийся демонстративно выказать неповиновение, Кискоман заявил:
— Мы вам этого не позволим. Нас трое, а вы один. Берегитесь.
— Послушайте, сэр, не надо, — поддержал его Мервин. — Ничего хорошего из этого не выйдет. Не надо.
А Винсент, не в силах скрыть дрожи, добавил:
— Вы напрашиваетесь на неприятности. Лучше не делайте этого. Вы с нами все равно не справитесь. — Его голос скакнул вверх на целую октаву. — Я вас предупреждаю! — пропищал он. — Поняли? Я вас предупреждаю.
— Винс, — перебил его Кискоман, — заткнись.
Аллейн двинулся к ним, и они как по команде слегка согнули колени и опустили плечи, что придало им пародийный вид изготовившихся к бою.
— Худшее, что вы сейчас можете сделать, это напасть на меня, — сказал Аллейн. — Подумайте сначала!
— О господи! Господи, господи, — запричитал Кискоман.
— А теперь всем отойти от ящика, живо! — крикнул Аллейн. — И если кто-нибудь из вас попробует треснуть меня по голове или нанести еще какой-то вред, будет только хуже. Можете не сомневаться. Ну, живо!
Винсент произвел какой-то неуловимый пасс лопатой. Аллейн сделал три стремительных шага вперед и пригнулся. Лопата просвистела у него над головой и воткнулась в боковую поверхность упаковочного ящика. Садовник уставился на него, прикрыв рукой разинутый от удивления рот.
— Черт возьми, а вы прыткий, — сказал он.
— К счастью для вас, — ответил Аллейн. — Ну и дурак же вы, однако. Вот зачем с таким упорством накликать на себя беду? Ну-ка опустить руки, вся шайка! Шаг назад. Я серьезно!
— Винси! — взвизгнул Кискоман возмущенно. — Ты бы ему сейчас голову оттяпал!
— Мне очень жаль, — буркнул садовник.
— Ладно, все, — приказал Мервин. — Делайте, что он говорит. Ничего не попишешь.
Все трое отошли и застыли на месте.
Ящик не был заколочен. Стенки крепились к нижней панели на шарнирных петлях, а крышка закрывалась на обыкновенные крюки. Слуги Билл-Тасмана смотрели на сыщика тяжелым взглядом. У него по-прежнему работала лишь одна рука, однако ему удалось выдернуть лопату из стенки ящика. Со словами «Еще только попробуйте» он бросил ее на землю у своих ног.
Затем он откинул два первых крюка. Крышка слегка подалась вверх, но из-за этого натянулся и застрял третий. Тогда сыщик изо всех сил стукнул по нему изнутри ребром ладони, и третий крюк тоже отскочил.
Боковая стенка ящика резко отогнулась. А когда Аллейн отступил назад, с грохотом рухнула на булыжное покрытие двора.
Тело Маулта наполовину вывалилось следом, и на детектива уставился незрячий мертвый взгляд.
Глава 9. Post mortem[146]
Мертвый Маулт, рухнувший на булыжники, своим гротескным выходом на сцену, казалось, вызвал внезапный пароксизм лихорадочной деятельности.
Секунду или две после его в прямом смысле громкого (тело сильно стукнулось о мостовую) появления все трое застигнутых врасплох слуг оставались без движения, а затем, не произнеся ни звука, со всех ног помчались наутек. В мгновение ока они пересекли двор и скрылись под покровом ночи.
Аллейн попробовал было преследовать их, но не успел сделать и дюжины шагов, как они… появились вновь не менее драматическим образом, чем исчезли. Мервин, Кискоман и Винсент вбежали во двор, дико размахивая руками, словно персонажи какой-нибудь площадной буффонады; причем для пущего эффекта теперь их заливал яркий, как от прожекторов, свет из-за кулис. Свет этот становился все ярче, и тогда вся троица повернулась к нему лицами, пытаясь защитить глаза руками и сбившись в кучку на манер загнанных волков.
Лучи концентрировались на них, становясь все мощнее, и наконец во двор въехала полицейская машина. Винсент резко развернулся и понесся на сей раз к дому, но оказался прямо в объятиях Аллейна. Его товарищи слишком долго колебались, соображая, что им теперь делать, но за них это с похвальной сноровкой уже решили четверо дюжих парней из автомобиля. Это были шофер, сержанты Бэйли и Томпсон (специалист по отпечаткам пальцев и эксперт по фотографии, соответственно) и шеф всей группы — инспектор уголовной полиции Фокс.
— Эге-ге! — присвистнул Фокс, самый крупный мужчина из четверки. — Куда это вы так спешите?
Кискоман горько разрыдался.
— Ну, ладно, ладно, — прикрикнул на него Аллейн. — Заткнитесь-ка и возьмите себя в руки. Интересно, куда это вы собирались? Через холм, прямо в «Юдоль»? Доброе утро, Фокс.
— Доброе, мистер Аллейн. Вам тут пришлось повозиться?
— Как видите.
— Что нам теперь делать с этой публикой?
— Хороший вопрос! Но можете мне поверить, влипли они здорово.
— Мы тут ни при чем! — канючил Кискоман. — Мы его пальцем не трогали. Это… Глупое, дурацкое недоразумение.
Аллейн, в чьем плече вновь разгорался адов огонь после того, как он дернулся, спасаясь от лопаты Винсента, скорчил мучительную гримасу и качнул головой в сторону ящика.
— Там, — только и сказал он.
— Так-так… — протянул Фокс. — Труп, значит?
— Труп, труп.
— Пропавшего без вести?
— Его.
— Значит, берем этих типов?
— Давайте-ка пока, ради бога, отведем их просто в дом, — сердито ответил старший суперинтендант. — Ну же. Только придется — через вон то окно. Я полезу вперед зажечь свет. А потом лучше развести всю компанию по их комнатам. И имейте в виду, — он обратился к задержанным, — никому ни звука. Не надо будить весь дом. Повар, или как вас там, Кискоман, ради всего святого, заткнитесь!
— А как быть с бренными останками? — спросил Фокс.
— О них позаботимся после. Пусть их сначала на месте осмотрит врач из участка в Даунлоу. Бэйли, Томпсон!
— Да, сэр?
— Отработайте тут по своей части. Поживее, но тщательно: фотографии, пробы, отпечатки. Ящик: снаружи и внутри. Сани: все поверхности. И тело, естественно. Смотрите, ничего не упустите. — Аллейн подошел к трупу и низко наклонился над ним. Окоченение застало Маулта в скособоченном положении, да так и зафиксировало тело; теперь он лежал на спине в какой-то жуткой позе: голова под причудливым углом к кофру, служившему ему временным гробом, одна рука поднята, глаза и рот широко раскрыты, и весь он какой-то дряхлый, уродливый. Шрамы через всю нижнюю челюсть, через мясистые щеки и верхнюю губу ярко отсвечивали мертвенно-багровым отливом… Впрочем, под бородой, париком и усами их, конечно, не было видно, подумал Аллейн. Так что это ничего не значит.
Детектив осторожно обшарил тело, извлек из пиджака, надетого под пальто, двухсотпятидесятиграммовую бутылку с этикеткой «виски» и понюхал горлышко. Действительно виски. В жилетном кармане обнаружился ключ — и больше нигде ничего. Сыщик поднялся на ноги и обернулся к Винсенту и его приятелям.
— Так что, народ, ни звука, всем понятно? — уточнил он. — Это в ваших же интересах.
Те что-то промычали в знак согласия.
— Хорошо. Вы, — Аллейн обратился к шоферу служебной машины, — пойдете с нами. Вы, — к Бэйли и Томпсону, — приступайте. Я позвоню полицейскому врачу. Когда все закончите, получите новые указания. Фокс, где второй эшелон?