В аэропорту Пулково Лену встретили Алексей Алексеевич и Володя, заботливо усадили в "волгу" и повезли в Комарове, куда ей сейчас почему-то расхотелось ехать. Глядя из окон машины на сумрачный, промозглый, еще не отошедший от зимы город с мокрым снегом на тротуарах, она через силу набрала номер служебного телефона Холмогорова и услышала сонный голос секретарши. Ни Сергея Константиновича, ни дяди Давида нет на месте, сообщила ей Эсфирь Шапиро, а панихида по Зинаиде Афанасьевне назначена на завтра в одиннадцать утра во Всеволожской церкви. Лена положила трубку, поинтересовалась у Алексея Алексеевича, заказан ли венок, и сказала, что ей нужно побывать в ЦНИИСЭ.
Институт встретил Лену безлюдьем - на лестничной площадке, где обычно толпились курильщики, не было ни души, а тишину пустынного коридора нарушал лишь гулкий звук ее шагов. Куда все подевались? Мор на них напал, что ли? Она подошла к сектору физико-химических исследований, заглянула в дверь, и гримаса удивления на ее лице сменилась теплой улыбкой - обеих проныр не было на месте, а Марина и Тизенгауз, сидя у окна, с аппетитом уплетали маринованную корюшку.
- Лара! - не оборачиваясь, сварливо прикрикнула Марина. - Сколько тебе повторять - закрывай за собой дверь.
- Елена Георгиевна! - в тот же миг воскликнул Тизенгауз, поднимаясь со стула. - Не ожидал...
- Зайка! - Марина стремглав бросилась к Лене и обняла ее, прижавшись щекой к щеке. - Как я рада! Надолго в наши края?
- Послезавтра улетаю обратно.
- Виктор Александрович с вами? - полюбопытствовал Тизенгауз, помогая ей снять шубку.
- Он до конца недели в Люксембурге. Карла Рихтеровича, президента "Ост-Веста", потянуло назад, в Эстонию, поэтому Виктор взял бразды правления в свои руки. - Лена протянула Марине объемистый пакет. - Для твоей Натальи.
- Зайка, ты прелесть! - Небрежно отложив пакет, Марина попятилась назад. Дай на тебя посмотреть... Андрюша, Ленка же совсем девочка! Косметика совершенно незаметна.
- Нашла девочку в тридцать пять лет, - с усмешкой возразила Лена, всматриваясь в лица давних друзей.
Марина располнела и выглядела утомленной, постаревшей, а Андрей Святославович, напротив, казался моложе своих лет. Толстый темно-синий свитер с глухим воротом скрадывал худобу, морщины в уголках глаз стали менее заметными, резкие черты лица смягчились, а прямизне спины могли позавидовать и тридцатилетние.
- Зайка, выпьем за встречу? Закуска - дай Боже, а спирт я мигом разведу.
- Только мне чуть-чуть, - попросила Лена.
- Как скажешь, - покорно произнесла Марина, уже вооружившаяся мерной колбой. - Сашенька не скучает вдали от мамы?
- Говорит, что не очень. Мы перезваниваемся через день.
- Погостите у нас подольше, - предложил Тизенгауз. - Посмотрите на изменившийся Петербург.
- Может быть, летом мы поживем в Комарово, а сейчас... - Лена поежилась, зябко поведя плечами. - У нас теплынь, в Карлсхорсте цветут одуванчики, а здесь холодрыга, я вся покрылась мурашками.
Марина разлила разбавленный спирт по чашкам и, подняв свою вверх, провозгласила:
- Согреемся! За тебя, зайка!
- За вас, дорогие! - Лена, морщась, выпила тошнотворно-теплую жидкость и быстро заела корюшкой.
- Как тебе мое коронное блюдо? - осведомилась Марина. - В твоем Берлине корюшки небось ни за какие деньги не достанешь?
- Вкуснятина!.. Маришка, спасибо тебе за звонок насчет Зинаиды Афанасьевны.
- Повторим? - Марина потрясла колбу со спиртным.
Лена и Тизенгауз дружно прикрыли свои чашки, а Марина налила себе еще сто граммов и процедила с брезгливой ухмылкой:
- Твой бывший Ромео допытывался, где ты и с кем, но я дала ему отлуп. Сказала, что не уполномочена обсуждать твою личную жизнь. Передать сообщение передам, а больше - ни гу-гу.
- Правильно... Ему нет дела ни до меня, ни до Виктора. - Доев корюшку, Лена положила вилку и повернулась к Тизенгаузу: - Андрей Святославович, как вы поживаете?
Слушая Тизенгауза, Лена не верила своим ушам, Большая часть сотрудников, оказывается, уволилась из ЦНИИСЭ, а оставшиеся приходят и уходят кому как вздумается и только делают вид, будто работают. Администрация смотрит на происходящее сквозь пальцы, поскольку платит нищенскую зарплату, да и то от случая к случаю. Андрей Святославович называл какие-то астрономические цифры в рублях, равные стоимости двух "жигулей" в доперестроечные времена, а когда Лена попросила перевести рубли в доллары, выяснилось, что ему платят 21 доллар в месяц, а Марине и того меньше - 18.
- А как же работа? - недоумевая, спросила Лена. - Неужели прокуратура и милиция перестали нуждаться в экспертных заключениях?
- Зайка, кого это волнует? - Марина одним духом опустошила свою чашку. Всем на все наплевать.
- А вы?.. Как же вы выходите из положения?
- Кто как умеет. - Марина вздохнула и принялась за корюшку.
- Многие ученые занялись челночным промыслом, - сказал Тизенгауз. - Ездят в Польшу, в Турцию, даже в Китай, по дешевке закупают там радиотовары, обувь и главным образом тряпки, а здесь перепродают втридорога.
- Господи! - Лена помотала головой, словно отгоняя дьявольское наваждение.
- Голь на выдумки хитра! - воскликнула Марина и потянулась к колбе, чтобы допить остатки, но Тизенгауз отобрал у нее колбу. - Видишь, зайка, какой у меня муж изверг? Ограничивает, не дает выпить лишнюю граммульку...
- Мариночка, - укоризненно покачал головой Тизенгауз.
- Мамулька моя поплохела, - монотонно продолжала Марина. - За зиму вообще не выходила на улицу - ноги отекают. Живу в Веселом поселке и пять раз в месяц ночую у Андрюши на Бутлерова, чтобы не забыть, что я - женщина. Представляешь, зайка, совсем как в старое время.
- Мариночка, уймись, - вполголоса взмолился Тизенгауз, морщась от неловкости.
- А ты, муженек, не затыкай мне рот! - Покачнувшись на стуле, заметно осоловевшая Марина погрозила ему пальцем. - Зайка, родненькая, не сердись на меня, я дурная. Андрей - он хороший, добрый, но, что с ним поделаешь, привык жить один. Либо день-деньской молчком возится со своими финтифлюшками, разглядывая их в лупу, либо пропадает в клинике Крестовоздвиженского, на пару с Оськой сеет доброе, мудрое, вечное...
- Мариночка, Бог с тобой! - не выдержал Тизенгауз. - Если бы не благотворительный фонд Виктора Александровича и те двести долларов, которые я получаю за свою работу, мы бы с протянутой рукой стояли на паперти и...
Сзади послышался стук двери, и Тизенгауз испуганно осекся. Впрочем, Лена легко догадалась, что он хотел сказать. Когда год назад местные чиновники бесцеремонно разворовали целый пароход с гуманитарной помощью, отгруженной Вороновским в Санкт-Петербург от имени "Ост-Вест Интернэшнл", Виктор заявил с несвойственной ему резкостью, что впредь безадресной благотворительностью заниматься не будет, набивать карманы всякой нечисти ему не с руки. А месяц спустя вместе с Крестовоздвиженским учредил фонд поддержки клиники ортопедической хирургии, закупил одноразовые шприцы и лекарства, выделил средства для улучшения питания и высказал пожелание, чтобы малоимущие больные, в основном пенсионеры, после выписки домой получали бы денежное вспомоществование. Возник вопрос, кому персонально поручить эту деликатную миссию, и тогда Лена предложила Тизенгауза, чья кандидатура не встретила возражений. Так что Лена знала обо всем, кроме размера его вознаграждения. Всего двести долларов - не слишком ли мало?
- Кто к нам пришел! - в тишине прозвучал голос Лары. - Еленочка Георгиевна!
- Здравствуй, Лара! - Лена подошла к ней. - А где твоя подружка?
- Лерка торгует "сникерсами" и жвачкой, важничает, как пава! - Глаза Лары переместились вправо и уцепились за шубку Лены. - Держите меня! Норка?
Марина, не таясь, сплюнула от досады.
- Норка, - подтвердила Лена.
- Еленочка Георгиевна, можно примерить? - Нельзя сказать, что просьба Лары доставила Лене удовольствие, но отказывать было неловко.
- Примеряй.
Пока Лена помогала Тизенгаузу убрать со стола грязную посуду и банку с корюшкой, Лара надела шубку и завертелась перед зеркалом.
- Мне идет, вот только в грудях узковато... За норковую шубку я бы продалась в рабство! Еленочка Георгиевна, у вас на примете нет желающих? Ведь правда, что в Европе мода на русских девушек?
- Я не слежу за модой.
- Вы? Ни в жизнь не поверю! - Горящий взор Лары снова скользнул по комнате и задержался на свертке. - А это кому? Неужто мне?
- Елена Георгиевна привезла подарок для дочери Марины Васильевны, хмурясь, вмешался Тизенгауз.
- А-а, - огорченно протянула Лара. - Везет же некоторым.
- Мне пора, - сказала Лена, целуя Марину в щеку. - Я тебе позвоню.
Лара без энтузиазма рассталась с шубкой и спросила:
- Еленочка Георгиевна, можно я провожу вас на улицу?
- Проводи, если тебе так хочется.
Распрощавшись с Тизенгаузом, который вышел покурить на лестницу, Лена пешком спустилась вниз в сопровождении ни на минуту не умолкавшей Лары.
- Я не глупей Лерки, тоже пошла бы торговать жвачкой, да боязно, - трещала та, забегая вперед и льстиво заглядывая в глаза Лены. - А вдруг коммуняки обратно захватят власть?
- Не захватят. А если бы и захватили - тебе-то что?
- Могут посадить. Еленочка Георгиевна, у вас в Париже есть прислуга?
- Я живу не в Париже, а в Берлине.
- Все равно. Так есть или нету?
- У нас служит пожилая немка, фрау Борзиг.
- Много вы ей платите?
- Тысячу семьсот марок в месяц, - ответила Лена. - А что?
- Сколько будет в долларах?
- Примерно тысяча.
- Еленочка Георгиевна, возьмите лучше меня, - взмолилась Лара. - На ваших харчах я пойду за пятьсот. Мыть полы, чистить обувь - никакой черной работой не побрезгую. А по утрам буду подавать вам кофе в койку. Возьмете?
- Лара, зачем тебе идти в прислуги?
- Охота пожить по-человечески! - Лене стало не по себе. Остановившись, она достала из сумочки сто марок и вложила купюру в ладонь Лары: