В 11 часов 32 минуты дежурный по УБХСС занес в журнал сообщение Потери Ивана Никаноровича, водителя 2-го таксомоторного парка, и там же отметил, что поступившая информация в срочном порядке передана старшему оперуполномоченному 3-го отдела Пичугину О.И. Однако звонить в 3-й отдел дежурный не посчитал нужным, так как знал, что опергруппа уже выехала на операцию.
Действительно, в половине двенадцатого Пичугин в сопровождении старшего лейтенанта Брошкина и двух народных дружинников занял исходную позицию, припарковав свой "запорожец" на улице Бутлерова прямо напротив дома фигуранта.
Такси подъехало к дому в 12 часов 06 минут, что и было зафиксировано Пичугиным для рапорта. Из "волги" вылез высокий брюнет в удлиненной кожаной куртке, составлявшей предмет мечтаний Пичугина, сверился с какой-то бумажкой и, озабоченно сдвинув брови, скрылся в подъезде, откуда вышел обратно в 12 часов 43 минуты вместе с фигурантом. Оба показались Пичугину довольными, даже радостными, что наглядно подтверждало факт сделки.
- Андрей Святославович, садитесь, подвезу, - любезно предложил брюнет, останавливаясь возле такси. - Куда вам?
- На Каляева, там меня ждут к тринадцати часам... - Фигурант замялся. Неловко вас обременять. Если нам не по пути, то я как-нибудь...
- Нет проблем, - перебил брюнет. - Едем.
Пичугин завел двигатель "запорожца" и пристроился в хвост "волге", чьи пассажиры, судя по тому, что он видел сквозь заднее стекло, продолжали обмениваться любезностями.
Когда такси остановилось на улице Каляева, 6, преследователи разделились: Пичугин вместе с дружинниками поехал за такси, чтобы - опять-таки для рапорта - установить личности брюнета и рыжей бабы, всю дорогу бесстыже обнимавшейся с ним, а Брошкин пошел вслед за фигурантом.
В здании Следственного управления ГУВД Брошкин на лестнице окликнул фигуранта:
- Товарищ Тизенгауз?
- Я, - обернулся Тизенгауз. - Что вы хотели, товарищ?
- Старший лейтенант Брошкин из 3-го отдела УБХСС! - Брошкин не носил форму, но по-уставному сдвинул каблуки. - У нас к вам дело, товарищ Тизенгауз. Вам срочно надо зайти к подполковнику Затуловскому.
- Затуловскому?.. По-моему, мы незнакомы. По какому вопросу?
Рябой и квадратный детина Брошкин с первого взгляда не понравился Андрею Святославовичу, мало симпатизировавшему тем, у кого на руках синели татуировки. А на волосатых пальцах Брошкина выделялись четыре буквы, составлявшие имя "Тоня".
- Не могу знать. Мне приказано разыскать вас здесь и пригласить на беседу.
- Но меня ждут... - Тизенгауз заколебался. - Надо же сдать экспертное заключение, ответить на вопросы...
- Товарищ Тизенгауз, делайте свои дела, я обожду в коридоре. А как освободитесь - провожу прямо к товарищу подполковнику.
- Нельзя ли ограничиться телефонным разговором? Тогда и вам не придется ждать.
- Никак не получится, товарищ Тизенгауз. - Брошкин изобразил сожаление. Подполковник намеревался показать вам что-то из конфиската...
Спустя три четверти часа Тизенгауз под конвоем Брошкина проследовал на Каляева, 19, поднялся по лестнице и в мгновение ока превратился из товарища в гражданина: в 3-м отделе, куда Брошкин втолкнул его болезненным тычком в спину и где не оказалось никакого подполковника с конфискатом, невзрачный блондин в свитере и в джинсах, отрекомендовавшийся старшим оперуполномоченным Пичугиным, скупо уведомил Андрея Святославовича, что задерживает его по подозрению в спекуляции.
- Вы, молодой человек, белены объелись, - осевшим от возмущения голосом выдохнул Тизенгауз.
- Смотри, Митя, он меня оскорбил, - сказал Пичугин, переглядываясь с Брошкиным. - Вместо того чтобы чистосердечно признаться, задержанный ведет себя вызывающе. Как тебе это нравится?
- Щас я его окорочу! - Брошкин засучил рукава.
- Мальчишки! Вы оба мне в сыновья годитесь! - презрительно бросил им в лицо Тизенгауз. - Да как вы смеете?
- Не возникай, хмырь болотный! - Брошкин придвинулся к Тизенгаузу и сунул ему под нос кулак со словом "Тоня". - А то живо раскровеню сопатку!
- Требую прокурора! - пятясь к стене, фальцетом выкрикнул Тизенгауз. - Это произвол!
- Я тебе прокурор, - сказал Пичугин, выглядывая из-за спины Брошкина. Обращайся ко мне "гражданин старший лейтенант", а надумаешь признаваться, тогда разрешу по имени-отчеству - Олег Илларионович. А пока не вякай, замри.
Часа через два в 3-м отделе один за другим появились Коростовцев и тот симпатичный, приятный в общении коллекционер, которого Тизенгауз знал как Сергея Константиновича и, помнится, где-то видел раньше, задолго до знакомства у метро "Чернышевская".
В ответ на требование Пичугина симпатичный Сергей Константинович с достоинством выложил на стол все двадцать четыре ростовские иконы, ровным голосом пояснив, что приобрел их сегодня в полдень за 2500 рублей у присутствующего здесь Андрею Святославовича, чья фамилия ему, к сожалению, не известна. Затем Коростовцев, надев роговые очки, рассмотрел иконы и сбивчиво удостоверил, что две недели назад продал эти же иконы уважаемому Андрею Святославовичу за гораздо меньшую сумму, в размере 1050 рублей.
- Ложь, наглая ложь! - Тизенгауз вскочил и не помня себя бросился к Коростовцеву, чтобы придушить гадину собственными руками.
- Си-идеть! - приказал Брошкин и ткнул Тизенгауза кулаком в поддых.
Сложившись пополам и хватая ртом воздух, Тизенгауз рухнул на стул.
- Я лгу? - картинно возмутился Коростовцев. - Андрей Святославович, креста на вас нету! Сами почем зря сбивали цену, чтоб поиметь выгоду. Я никогда не лгал, право слово! Кого ни спроси, каждый скажет, что Трофим Трофимович...
- ...педераст! - с трудом выдохнул Тизенгауз.
- Нехорошо обзываться, - строго осудил его Коростовцев. - А еще интеллигентом считаетесь!.. У меня же живой свидетель - Федя...
Надменно сверкнув очками, Пичугин разом прикрыл базар и раздал всем присутствующим чистую бумагу для написания собственноручных объяснений на имя начальника УБХСС, а сам вместе с Брошкиным принялся оформлять постановление об изъятии двадцати четырех икон на эмали, являвшихся вещественными доказательствами по уголовному делу.
Коростовцев составлял объяснение медленно, старательно, по-школярски выводя букву за буквой, Тизенгауз, напротив, писал торопливо, подскакивая на месте и перемежая письмо невнятными восклицаниями, а Сергей - шутя и играючи. Сейчас его занимала только одна мысль: кто же из них врет? Поскольку он помнил слова Затуловского о том, что фигурант уже вбухал в финифть две с половиной штуки, то, выходит, лжецом оказывается старикашка. Вдобавок Затуловский мельком обмолвился, что милиция "помогла" Андрею Святославовичу, снабдила его финифтью для обмена, из чего следует, что он, Сергей, и этот мерзавец Коростовцев - коллеги по агентурной работе, одинаково подвластные воле резидента. Да уж, веселенькая подобралась компания!
Получив от Пичугина копию постановления насчет икон и никому не подав руки, Сергей вскоре удалился, чтобы дома у Анны обмыть обновку, купленную из-под прилавка во Фрунзенском универмаге у одной из знакомых Шапиро. Коростовцева отпустили восвояси несколько позже: его объяснение не вполне удовлетворило придирчивого Пичугина, из-за чего две страницы пришлось переписать заново. А сам Пичугин вместе с Брошкиным, дружинниками и вконец поникшим Тизенгаузом затемно вновь отправился на улицу Бутлерова для производства обыска.
У себя дома Тизенгауз мучительно сдерживался, но все же не совладал с собой. Даже в кошмарном сне Андрей Святославович не мог вообразить столь варварского обращения с редчайшими предметами старины, которые как попало, навалом паковали в картонные ящики, принесенные дружинниками из ближайшего винного магазина. Безуспешно взывая к совести работников милиции, он охрип, в горле саднило, а в голове царил ералаш. "Этого же не может быть! - про себя твердил он, в отчаянии раскачиваясь на стуле, куда его силой усадил Брошкин. Сейчас же у нас перестройка, а не 1937 год! Мыслимо ли проводить обыск без санкции прокурора?! Нет, это не явь, а проклятое наваждение!"
- Молодые люди, что вы себе позволяете? - во втором часу ночи хрипло вымолвил он, заметив, что оба дружинника, выполнявшие обязанности понятых, тайком опускают в карманы столовое серебро. - Вы, по-видимому, комсомольцы, а ведете себя как воры. Не стыдно?
- Дядя, не бери лишнего в голову, - посоветовал дружинник. - Нашел из-за чего сыр-бор разводить. Старый, а ума не набрался. Твоего тут, считай, ничего нет, все так и так отойдет государству.
- Он еще стыдит, - проворчал второй. - Удавится от жадности, жопа с ручкой!
Андрей Святославович хотел было сказать им, что ворованное добро не приносит счастья, но не успел: забравшись на стремянку, Брошкин неосторожно разворошил антресоль, откуда выпала скрипка в запыленном футляре. От удара об пол футляр развалился пополам, и скрипка сиротливо выглянула наружу.
- Что вы делаете? - в ужасе закричал Тизенгауз. - Опомнитесь! Это же бесценная вещь!
- Бесценная? - нагибаясь, чтобы поднять скрипку, с издевкой спросил Пичугин. - Посмотрим... Струн нет, полопались, лак стерся... Сойдет для растопки. Митя! - обратился он к Брошкину. - Выкинь ее в мусоропровод.
- Застрянет, - засомневался Брошкин. - Не те габариты.
- А ты разломай об коленку.
- Только посмейте! - Тизенгауз бросился к Пичугину. - Посмотрите, что написано по-латыни на деке: "Антониус Страдивариус, Божьей милостью мастер из Кремоны". Включите ее в опись, я настаиваю!
В работе с задержанным Пичугин неуклонно придерживался установки Затуловского: "Давим на психику!" - и не собирался отказываться от выигрышной тактики.
- Митя, ты слышишь, он настаивает. - Пичугин вытер пот рукавом. - Как тебе это нравится?
Оба старших лейтенанта изрядно запарились. Пичугин скинул свитер, оставшись в выцветшей, с разводами от подмышечного пота бело-голубой футболке с эмблемой спортклуба "Динамо", а более плотный Брошкин еще час назад разделся до пояса.