– А давай! – ответил старик.
Вафли он тоже любил: зубов у него было ровно три – один свой и два вставных, но слюна бывшего арестанта легко размачивала лакомство.
– …А я когда под Салехардом сидел, – начался у деда Коли очередной приступ воспоминаний, – Так мы в уборную ходили по веревке зимой. Снег так мел, что шаг влево, шаг вправо – и пропал. Если шел с уборной, и веревка порвалась – тоже пропал человек, весной в оттепель и найдут. Ну и конвойные в своем бараке чаи да водку гоняют, на вышках – никого. А зачем?..
Карпеко, как то велела вежливость, кивнул:
– Когда после смерти Сталина по амнистии стариков освобождали, так сперва у их родичей спрашивали, мол, хотите чтоб мы вам деда вернули? И некоторые отказывались. А вот что потом с теми стариками было, от кого отказались, не знаю…
Разговор прервала тетя Нюра, коя позвала своего суженого ужинать. Карпеко же прошел еще метров сорок и оказался дома.
Его там никто не ждал.
Пока готовился ужин, в комнате монотонно бубнил телевизор: «Березка-2» ловила лишь один канал. К тому же в сети плясало напряжение, и изображение то и дело блекло.
За окнами темнело, многоголосо запели сверчки. Через сетку, набитую на деревянную раму, в дом пытались прорваться комары. Выключив телевизор и свет, Сергей включил радиоприемник, настроил волну и завалился на кровать.
Желто-горячим цветом светилась шкала приемника, озаряя комнату неярким огнем. От этого создавалось предчувствие чуда, ощущение Нового года, который случится не в свое время.
А ведущий «Тьмутаракани», меж тем, читал что-то из своих сочинений:
«…
Князь Ярослав прибыл в Мать Городов Русских из Великого Новгорода скорым поездом. Сам он ехал в мягком вагоне, но дружина его тряслась в общем, из-за чего на киевском перроне вид имела мятый, а настроение – суровое.
Осмотревшись, князь распорядился: вокзал разобрать, рельсы – перековать на мечи, а из шпал – сложить терем.
…»
На фоне авторской речи звучало:
«…
Do you remember the night I surrendered
You wanted to paint me in oils
Owh, you are tender do you remember
The sleepers could hear me for miles
…»
–
В субботу Аркадий собрал фотоувеличитель, и, приготовив фиксаж с проявителем, засел в ванной. В запертом помещении тут же стало душно. Кисло пахло фиксажем, а проявитель добавлял какой-то ветхо-бумажный флер. В действе проявки было что-то от магии: когда на чистом листе бумаги появлялись контуры, лица.
Затем снимки были промыты в проточной воде, остались сушиться над ванной.
Мама ругалась:
– От твоей кислоты краску в ванной разъело!
Она старалась отмыть со стен пятна проявителя, но все было тщетно: синяя краска стала бежевой. Аркадий сам пытался смыть следы своей неуклюжести. Тер разводы содой, но успеха не добился.
– Мам, я потом перекрашу стену, – сказал Аркаша.
– Ладно, давай есть, горе. Я перца нафаршировала.
Светлана Афанасьевна сняла с полки миску и собралась из кастрюли накладывать перец. Но вдруг покачнулась, миска выскользнула из пальцев, задребезжала по линолеуму.
– Мама! – только и успел окликнул Аркадий.
Но женщина уже пришла в себя. Она стояла у стола, опираясь рукой о стену.
–Что-то плохо стало, – сказала она. – От жары, наверное, ослабела.
Глава 18
На следующий день Светлана Афанасьевна шла с магазина и вдруг у самого подъезда потеряла сознание. Ее подняли, положили на лавочку, привели в себя, вызвали «Скорую». Приехавший врач померил пульс, сделал укол, посетовал на необычайную жару и уехал.
Посидев с товарками еще с часик, Светлана Афанасьевна опять потеряла сознание, уже основательней – не помогли ни нюхательные соли, ни уколы, поставленные вновь прибывшим доктором.
И, незадолго до прихода сына с работы, ее все же забрала скорая. Бабушки на скамеечке у подъезда, как водится, знали все, кроме главного. Ни одна старая кошелка не догадалась спросить, куда повезли Светлану Афанасьевну.
Аркадий, вызвав такси, стал объезжать больницу за больницей и обнаружил маму лишь по истечении трех часов в приемном покое пятой городской больницы, именуемой Куйбышевской.
– Почему она здесь?.. – спросил Аркадий у медсестры. – Почему еще не в палате?
Та невнятно пожала плечами. Как потом рассказала Валентина, нежданная пациентка была для всех лишней: отделения переполнены, диагноз ей никто не мог поставить. И, определив, что пациентка скорей не по его ведомству, врач спихивал ее менее удачливому коллеге. Рабочий день подходил к концу, и беспризорную пациентку вернули в приемный покой.
– Как так? – бушевал сын. – Человеку плохо. А вы! Скоты!
– Молодой человек, успокойтесь… – устало отвечала медсестра. – А то милицию вызовем.
– Да хоть пожарных! – ответил Аркадий, но ярость сбавил. – Дайте жалобную книгу.
Таковой не оказалось. Тогда Аркадий затребовал старшего. Его тоже не нашлось. В отчаянье Аркадий с таксофона, висящего между первым и вторым этажом, набрал Вику – почему он не догадался об этом раньше?..
Телефон зазвонил в десятом часу, когда семья уже мысленно отходила ко сну. Трубку взяла Вика.
– Слушаю?
– Вика… – Аркадий был так напуган, что девушка не сразу узнала его голос. – Вик, помоги?.. Вика, все плохо!..
– Ты что, кого-то убил?..
Она почти угадала.
…Выслушав Аркадия, она велела тому оставаться на месте и принялась звонить уже сама. Вскоре на лестнице, что вела к таксофону, появилась Валентина. Вид она имела при этом сонный и слегка взлохмаченный. Но суть проблемы она, не смотря на сбивчивость речи Аркаши, уловила быстро и цепко, кивнула и отправилась к больной. Ей хватило взгляда, мимолетного касания запястья Светланы Афанасьевны, чтоб составить свое мнение. Затем она позвала санитаров, и уже через четверть часа каталка ехала пустыми и темными аллеями больницы.
Ночь уже освежила воздух, где-то шумели машины, ревел компрессор на заводе. За квартал на кривых рельсах грохотал трамвай.
Каталка проехала мимо морга и вскоре вкатила в приемный покой другого отделения. Тут было тихо, тускло горел свет в коридорах, в палатах. Больную приняли, тут же определили в палату.
– Ну, все, до утра отдыхай, – распорядилась Валентина. – Все равно доктор раньше утреннего обхода не появится.
– Но как же…
– Придет в себя – ей помогут. А хуже уже не будет. Приходи утром – сказано тебе.
Взяв Аркадия за руку, она вывела его словно ребенка из здания, на воздух. Тот освежил парня, но и заставил вспомнить о том, как он устал. До дома была недалече, и Аркадий действительно пошел домой, он провалился в сон, едва коснувшись головой подушки.
Проснулся без будильника, надеясь, что события вчерашнего дня были дурным сном. Но, заглянув в комнату матери, понял, что это не так. Он не пошел на работу, а побежал в больницу.
Он спешил по тем же аллеям, коими везли каталку ночью. Нынче в пижамах по тропинкам гуляли пациенты, но было едва ли шумней, нежели ночью. Аркадий вспоминал дорогу и остановился лишь у корпуса, словно налетел на невидимую стену: над входом значилось: «Онкологическое отделение».
Аркадий огляделся: нет ли ошибки?.. Нет, прямая аллея не давала ему шанса свернуть не там. Ему оставалось лишь пройти в двери.
–
В приемном покое больницы, словно в зале ожиданий, сидел Аркадий. Вышел доктор, печально пожал плечами:
– Оперировать? Опухоль уже не операбельна.
Мама была еще жива, хотя и без сознания. Он рыдал у ее кровати, пока были слезы. Сам словно оказался пациентом больницы. Его навещали друзья. Приходил Пашка, рассказывал о заводе: от имени друга он написал заявление на свой счет, и теперь Аркадия могли не волновать прогулы.
Впрочем, тогда его не волновало ничто, кроме матери. Он бы и забывал есть, если б Вика не напоминала ему об этом. Она носила ему каши и бутерброды. Заходила и Валя. Обычно приносила ему таблетки, от которых должно было стать легче. И если они приносили облегчение, то как бы ему было тяжело без них?
Врачи говорили Аркадию, что они делают все, что в их силах. Но юноша в этом сомневался: из ординаторской порой было слышно, как там азартно играют в домино. От последней иллюзии Аркадий избавился, когда мать, так и не пришедшую в сознание, попытались выписать домой.
Юноша сотворил скандал, его сгладила Валентина, вывела на улицу.
Они присели на аллее. Мимо прогуливались пациенты, и Аркадий ненавидел их за то, что те в сознании.
– Как ты догадалась, что у нее рак?.. – спросил Аркадий.
– При непонятных случаях – везите в онкологию, – пожала плечами Валентина.
– Что мне делать?.. Может, есть возможность отвезти в Москву? Там помогут?
– В Москве своим не всегда помогают.
– А если дать взятку?
– Раку денег не дашь. От него даже партийные мрут, хотя клиники у них не чета нашим. А у нас тут чуть не у всех больных – одно лекарство, обезболивающее, морфий.
Валя вздохнула, набралась сил и продолжила.
– Аркаш… Она мучается, ты мучаешься… Послушай, давай я с медсестрой договорюсь, и мы ей поставим укол. И все закончится.
Аркадий не сразу понял, о чем речь. Когда понял – ударило в голову так, что он зашатался на лавочке, потом насупился, встал и двинулся на Валентину.
– Аркаш, ты что?.. Успокойся…
– Брысь, мразь, – заскрипел тот зубами.
Девушка еще раз вздохнула, и, поднявшись, заспешила прочь.
Глава 19
…Она позвонила по старому номеру Аркадия, спросила его, хотя отлично знала, что кабинет он свой освободил. Разыграв удивление, разговорила младшего Легушева, принялась флиртовать. Тот ответно был не против легкомысленного разговора. Беседа переросла в обоюдное желание встретиться, что и произошло в скором времени.
Владлен определенно умел ухаживать, умел он также нравиться. На свидание он пришел во всем светло-кремовом, и букет из красных роз на этом фоне смотрелся красиво, богато. Девушке еще был припасен подарочек – крохотный флакон духов в изящной и остроумной упаковке.