Посмеялись, разговорились, и беседа скоро перешла на Грищенко.
Аркадий выразил сожаление, что главный инженер не остался с молодой девушкой, ибо ей и новорожденному ребенку отец был бы нужней, чем выросшим детям. А еще предположил, что главный инженер полез в петлю от вины перед кучерявой Дашей.
– Да не будь наивен, – хмыкнул Ханин. – Ты думаешь, это он от любви?.. Нет, это потому что он из партии вылетел. Говорится же: «Хочешь жить – плати партвзносы». Без партбилета на своей должности бы он удержался годик-другой, но о каком-то продвижении вверх – и думать с таким пятном на репутации нельзя.
– Ну, нельзя же быть таким циничным, – попытался пристыдить друга Аркадий. – Ты опять везде политику ищешь.
– Ну, так политика везде. И общество у нас политически расслоенное, классовое. С самого детства.
– Да ну брось.
– Не брошу. Вспомни школу. Вот нас разбили там на «А», «Б» и «В», иногда «Г». В «А» – это отличники или лица к ним приближенные, в «Б» – те, кого родители не смогли пристроить в «А», но часто – тоже толковые ребята. «В» и «Г» – те, кто до десятого класса не доходит.
– Это неантагонистические классы.
– Не всегда, хотя, по сути, ты прав. Ибо два основных класса – те, кто орет и те, на кого орут. И в жизни – точно так. И кто сказал, что школа бесполезна? Она учит нас находить отговорки.
– И к чему это?
– А к тому, что не Старик заводом руководит. Он по-старорежимному, лишь приказчик. А заводом владеет партия, которая превратилась в класс. И вот Грищенко его класс исторг. Это как ты на том новоселье – оказался чужим и ушел.
– А ты это, выходит, заметил?
– Заметил. Потому что я тоже из изгоев. Только я не был изгнан, потому что никогда не был принят. Я – еврей, хотя и слова не знаю по-еврейски.
А дальше дверь режимного отдела открылась, и каждый пошел по своим делам.
Глава 29
Железнодорожный вокзал своей сутолокой и криками чем-то напоминал базар в худшей его части. И, хотя, новое здание открыли только два года назад, порой и в нем не хватало места для всех желающих.
Только что отправился 96-ой московский поезд, и еще не успели разъехаться провожающие, как уже начали ожидать прибытие 95-го из столицы. Кроме встречающих, по разогретому перрону бродили старушки, предлагающие комнату внаем и шоферы, промышляющие частным извозом. Государство их не сильно любило и даже боролось, но милиция на вокзале смотрела на них сквозь пальцы – и без них хватало бед.
Оказавшись на вокзале, Карпеко, вслушивался в стук колес, в переругивание диспетчеров. Дорога манила.
Сергей прошел от пригородных касс до пешеходного моста, нависавшего над путями, остановился, раздумывая – идти ли дальше или подняться наверх, осмотреть ли станцию сверху. Но, так и не надумав ничего, повернул назад. В здание вокзала вошел через милицейский участок.
Внутри тоже было многолюдно. Возле автомата с газировкой стояла очередь, а вот в буфете никто ничего не покупал – станция была конечной, и нужды в провианте не имелось. Будущие еще пассажиры переваривали домашнее, прибывшие – предвкушали праздничный обед по случаю прибытия.
На втором этаже пытались дозвониться по междугородней связи. На третьем – скучали на неудобных фанерных креслах ожидающие.
Следователь прошелся мимо лотка, с которого, предчувствуя скуку, уезжающие сметали газеты – свежие и не очень.
Уже потеряв надежду, Карпеко снова повернул к комнате милиции. В конце прохода имелся еще один зал, где полстены занимала завораживающая детей схема путей сообщений. Под ней стояли столь же интересные ребенку справочные автоматы. Возле касс традиционно толпился народ, и в скоплении людей, верно, крутились спекулянты – но Карпеко искал встречи не с ними.
У противоположной от касс стены стояли автоматические камеры хранения. Зал же разделяли все те же неудобные кресла. И вот на одном из них… Карпеко не поверил своим глазам. В одном из кресел сидел похожий на пенсионера старичок, которого, казалось, более всего занимал кроссворд, напечатанный в газете. На коленях старика лежал небольшой и сентиментальный букетик ландышей, чей аромат совершенно не чувствовался в духоте вокзала.
Кому-то могло показаться: старик ждет свою бабульку из дальней дороги. Кому-то, но только не Карпеко.
То был Кагул – вор известный по ждановским меркам, рецидивист, по слухам будто бы завязавший.
Карпеко остановился, и с пару минут следил за вором, себя не выдавая. Но Кагул словно почувствовал наблюдение, заерзал в кресле, обернулся. Улыбнулся следователю. Скрывать знакомство стало излишним. Поскольку Кагул свое место не покинул, Карпеко подошел сам и опустился рядом на пустующее кресло.
– Вот это встреча встреч! Никак вышел на промысел, Станислав Игнатьевич?
– Господь с вами, – ответил Кагул. – Навык тренирую, да и только.
На полях газетки были написаны цифры группами по четыре.
– Ты слышал, что стрелковый тир обнесли в Ильичевском районе? – спросил Карпеко не затягивая беседу.
Кагул коротко кивнул.
– Кто это такой умный, ты, конечно, не знаешь, – предположил следователь. – Ну, а если бы знал – то не сказал бы.
Здесь ответом было молчание. За их спинами затрещал механизм автоматической камеры хранения. Карпеко обернулся: крепыш-физкультурник ставил спортивную сумку в ячейку. Когда Карпеко повернулся обратно, на полях газеты появилось еще четыре цифры.
– Только вот тебе для сведения, – продолжил Карпеко. – Патроны будут искать тщательно, думаю, люди из столиц. Перевернут вверх дном всех.
– Не знаю, начальник, не знаю. Честно не знаю и не слышал ничего. Не из местной братвы это. Может, кто ломом подпоясанный, может – залетный. Сами видите, – Кагул указал на толпящихся обывателей. – Тут прямо Вавилонское столпотворение.
Как раз зашумело в репродукторах, присутствующие прекратили разговоры, замерли, словно кто-то их заколдовал. В образовавшейся тишине дежурный сообщил, что и без того флегматичный 95-ый задерживается. Наваждение спало, зал многоголосо и недовольно загудел, хотя подобные опоздания были в порядке вещей.
На улице, меж тем, заскрипел набитый до предела троллейбус. Из открывшихся дверей хлынули новые пассажиры. Рядом останавливались такси, из них выходили разморенные жарой путешественники, забирали вещи. Дети в кулечках везли красивые ракушки, их родители – сувениры и фрукты, на которые щедро Приазовье. Дамы, прибывшие без надзора мужа порой отбывали неся, сами того не зная, ребенка от случайного любовника.
Ну а проводники набивали рундуки дынями и арбузами, которые очень выгодно сдадут торговцам где-то на Бутырском или Рогожском рынках Москвы.
– Но если вдруг мелькнут патроны у ваших, ты уж наставь на путь истинный, – попросил Карпеко. – И вам легче будет, и мне – чего кривить душой. Да и ты бы не шалил, не искушал судьбу.
– Спасибо за предупреждение. Я как раз думал в Минеральные Воды прокатиться. Но раз ты мне совет дал, я тебе тоже кой-чего поясню. Патроны украсть – это тебе не хату у барыги вынести. Украсть патроны – это полдела. А вот дело – это то, зачем патроны понадобились. Хорошо бы, чтоб это были все же залетные, потому что когда пойдет стрельба – я вам, начальник, не позавидую.
За спиной снова кто-то защелкал замком, и рука Кагула на газетке автоматически вывела еще четыре цифры.
– Ты вот в начале сказал, мол, какой умный тир обнес?.. Так вот, вор действительно умный, – меж тем продолжил Кагул. – И план у него умный, сложный.
– Чем сложней план, тем вероятней он пойдет наперекосяк.
– И то верно, – кивнул Кагул. – Но я бы на то не особо надеялся.
Через минуту Карпеко покинул вокзал. Еще через три на троллейбусную остановку вышел и Кагул. Был он с газеткой, но без букетика.
А где-то через четверть часа физкультурник, открывший ячейку, охнул: поверх спортивной сумки лежал совершенно незнакомый букетик ландышей.
–
– Откуда у тебя столько ключей, командир?..
Аркадий пожал плечами:
– Да как-то собралось. Помещений много, замков много…
Имелась огромная связка ключей – килограмма полтора. Там в свое время нашлись ключи к сейфу в стрелковом тире. Вернее, почти нашлись. Теперь задача была немногим сложней. Имелся замок, но непонятно было, какой же ключ к нему подходил.
– Точно справишься один? – еще спросил Пашка.
– Да там справляться не с чем. Подумаешь, задача. Все будет, как я сказал.
В ожидании так и не случившейся войны, в подвалах административно-бытовых комплексов хранились противогазы, костюмы химической защиты. Резина, из которой они были сделаны, разлагалась, но в положенный срок их заменяли новыми.
А вот консервов или круп, кажется, никогда не хранили. Ибо противогаз нужен в повседневной жизни работяге разве что для баловства, а вот провиант растащат даже если при нем поставить охрану. Та же охрана и разворует.
Но противогазы и защитные костюмы лежали за массивными дверями, запертыми на массивные замки.
Впрочем, Страна Советов производила их в избытке, и имелись оные не только в подвале.
Аркадий поднялся по пожарной лестнице административно-бытового корпуса. Он имел четыре этажа, но на крыше была, невидимая с земли, надстройка вроде голубятни. Ее собирались использовать как пост наблюдения за радиационной и химической обстановкой. А, может, гражданской обороне надоело сидеть в подвалах. Однако помещение оказалось неуютным. Зимой оно продувалось всеми ветрами, летом – с утра и до сумерек его жарило солнце. Оттого наблюдательный пункт пустовал.
Задача была несложна. Провозившись с четверть часа, Аркадий подобрал ключ и им вскрыл помещение.
Скопившийся за много дней жар ударил в лицо. В комнате было пыльно и душно. Из единственно шкафа Аркадий вытащил и положил в мешок два костюма химзащиты, два противогаза, оставив впрочем, на месте коробки фильтров и шланги.
После чего закрыл дверь и вышел прочь.
Собранный мешок он бросил через открытую оконную фрамугу на лестничной клетке. Аркадий видел, как Пашка выскочил из кустов, подобрал упавшее и скрылся.