– Я не знаю, – улыбнулся Всеволод Анисимович. – Не понимаю.
Меж тем, глушение стало много тише, а некоторое время пропадало вовсе – пансионат стоял в радиотени на склоне кручи, поэтому сигнал от глушилок сюда приходил отраженным, смятым.
«…
We passed upon the stair
he spoke in was and when
although I wasn't there
he said I was his friend
…»
– пел голос несколько глуховатый, но проникающий до сердца, пронизывающий все вены, артерии, капилляры. И в такт с этой мелодией девушка принялась танцевать. Она извивалась как змея, а радиола и певец ей был вроде заклинателя.
– А вдруг он сейчас вот советскую власть проклинает?.. – спросил Легушев.
Девушка улыбнулась и принялась подпевать.
«…
I spoke into his eyes
I though you died alone
a long long time ago
…»
При этом она покачивала бедрами, развязала поясок, и халат вполне предсказуемо распахнулся. Несколько движений плечами, и покорная гравитации ткань, словно водопад, скользнула вниз. В самом звуке скольжения был соблазн, но еще больший соблазн открылся, после того, как материя улеглась вокруг ног девушки.
«…
I must have died alone
A long, long time ago
…»
Танцующей походкой она подошла к Легушеву и уселась между его ног.
– Расслабься, – сказала она.
Мужчина подчинился. Его пальцы вошли в ее волосы, стали направлять, задавать темп, хотя девушка и без того знала, как лучше.
– Зря я этого сыскаря из самой Москвы приволок, – рассуждал Легушев. – Думал досадить здешним, а вышло как-то не так. Нынче все вышло из-под контроля.
Девушка не отвечала – ее рот был занят, да и не ожидал от нее первый секретарь обкома ответа, ибо считал ту приятной пустышкой.
После того как первый секретарь обкома достиг пика, девушка поднялась, салфеткой вытерла губы и лицо, взглянула на часы и принялась одеваться.
– Может, останешься? – спросил мужчина.
– Нет, мне пора.
– Домой?.. К родителям или?..
– А тебе не все равно?
– Да как тебе сказать…
В этом было что-то соблазнительно-испорченное: обладать чужой любимой, примерной комсомолкой, чьей-то дочерью. В иной бы момент это завело Всеволода Анисимовича. Однако в ту минуту он был опустошенным и про себя махнул рукой.
– Вызвать машину?..
– Я хочу прогуляться.
Увернувшись от поцелуя в губы, она поцеловала мужчину в щечку и покинула здание профилактория, спустилась к бульвару. Как раз мимо прогрохотал неторопливый троллейбус, и остановка была рядом. Но девушка не стала спешить, а отправилась дальше по тротуару. Вскоре ее настигла бесшумная «Волга», обогнала и стала чуть впереди. Девушка заняла место на сидении рядом с водителем.
– Как он мне надоел, – сказала она, откидывая свою голову на подголовник. – Уже скоро?..
– Возможно, – отозвался сидящий на заднем сидении Кочура. – Что он там?..
– Пьет коньяк, нудит.
Машина плавно тронулась, зашуршала шинами по пустому бульвару.
– Сказал, что следователя из Москвы сам вызвал, чтоб вам досадить.
– Ну это, Инна, очевидно было. Планы какие у него?
– Откуда у него планы?.. Говорит, все из-под контроля вышло.
– В самом деле, – кивнул Кочура. – Шахматные фигурки вышли за пределы доски. Да что толку. У всех нас перспектива одна – деревянная коробка.
Глава 52
Прилетевшая столичная группа в городе не задержалась и в тот же день отбыла обратно, в столицу.
Собрался в путь Данилин. Отбывал он, как и прибыл налегке. Чемоданчик уже был уложен и билет на самолет куплен – на сей раз за свои, на скромное место в душном салоне. Ему нечего было делать в этом городе.
– Неудобно получилось, – сказал Алексей.
Хотя, конечно, врал. Он устал это этой липкой жары, от этих коварных провинциалов. И ему до горя не хотелось видеть Викторию.
– К сожалению, я не успеваю встретиться с Викой. Вы не могли бы ей передать мои извинения и… Наверное, я должен бы сделать ей какой-то прощальный подарок?..
– Не беспокойтесь. Я позабочусь об этом.
Данилин рассеяно кивнул.
– Мы сегодня должны были встретиться у бассейна на фонтане «Нептун». В смысле у фонтана около бассейна в шесть.
Карпеко кивнул с пониманием:
– Я встречусь с ней и объясню.
– Вы не можете представить, как я вам признателен, – сказал Данилин и был совершенно честен в этот раз.
–
Дело было к вечеру и фонтан уже включили.
Переменчивый ветер бросал в стороны водяную пыль, и от нее с восторгом убегали дети.
Карпеко, опоздав на пять минут, явился с несвежим букетом. Собственно, эти пять минут ему понадобились, чтоб достать хоть какой-то букет. Вика уже была у фонтана.
Она не питала никаких иллюзий. Понятно было, что фото с той вечеринки и негативы были найдены, а она – опознана. И не задержана лишь потому, что ее знают следователи. Но выдать подругу было немыслимо – та ответно могла рассказать о Вике, выдумав что-то.
– А где… Алексей?.. – спросила девушка.
– Его вызвали в Москву. Я вместо него. Это вот от него… И от меня.
Он протянул ей этот дурацкий букет. Она его приняла.
– Жарко нынче. Погуляем?
– Куда?..
– Да куда глаза глядят.
Ильичевский район был хорошо приспособлен для работы, так-сяк – для жизни, но совсем не подходил для развлечений. Имелось два кинотеатра, построенных по типовому проекту, но сидеть в темноте зала не хотелось.
И они оправились вниз по Карпинского, мимо кварталов.
– Я вчера писал рапорт и отчего-то написал себя Андреевичем. Сегодня – та же ерунда произошла. И вот я задумался: быть может, мама мне чего-то не договорила? – попытался пошутить Сергей.
Вика не засмеялась.
Какого черта – вспыхнуло в мозгу Сергея. Стоило бы плюнуть, извиниться, уйти прочь, как Карпеко делал с дюжину раз когда свидания складывались по-дурацки. Но здесь он был не только на свидании. Имелось и дело.
В кафетерии напротив школы-восьмилетки купили заварные пирожные. Соседство школы и кафетерия играло дурную шутку: на Карпинского, начиная от Парка Петровского до перекрестка на Кировском жилмассиве, не имелось ни одного светофора, что позволяло лихачам набирать на узкой улице высокую скорость. И редкий учебный год не проходил без того, чтоб какого-то школяра, пожелавшего вкусного, не сбивал автомобиль.
Еще в прошлом году недалеко от школы воздвигли памятник – танк «тридцать четверка» словно пытался с пьедестала перемахнуть через широкую пойму реки. Вниз от памятника к речке начиналась узкая аллея, обсаженная липами. По ней и пошли.
С Новоселовки и Аэродрома тянуло дымом осенних костров. В осени, – полагал Сергей, – имелось множество неприятных моментов. Но большую их часть можно было простить за этот запах – им пахло детство.
– А что, воров уже поймали, если Алексей уже уехал?.. – спросила Вика, напустив на себя безразличие.
– Не поймали, но следствие на верном пути.
Он будто невзначай взглянул на ее лицо – проскользнет ли по тому облегчение или еще какая-то эмоция? Нет, актрисой Виктория была первостатейной. Это пугало. Требовалось качать ситуацию, выжимать из нее эмоции. Иначе следовало брать девушку под арест, колоть уже в изоляторе.
– У следствия есть веские основания предполагать, что у преступников имелись сообщники, – продолжил Сергей. – Даже сообщницы, вероятно, медсестры. Одна подозреваемая установлена, вторую – ищем.
А вот теперь Виктория заметно вздрогнула.
– А у вас что говорят в больнице?..
– А у нас обсуждают, почему на убитом преступнике ожег. Выстрел, который убил Павла, был сделан почти в упор. Его добивали.
Теперь настала очередь Сергея вздрогнуть. Не только от упомянутого ожога. Вика, назвав преступника по имени, фактически подтвердила свое с ним знакомство.
И все же стоило превратить эту встречу в свидание, а не в допрос.
Как раз аллея заканчивалась, и за невысоким обрывом начиналась река. Квакали лягушки, порой хвостом била рыба. Многоголосо звенела и роилась мошкара.
– Бабка говорила, что до войны в реке у Красного моста водились раки. А сейчас вода не та, – сказал Карпеко задумчиво. – Грязная вода, с мазутом.
– А что еще твоя бабушка говорила?..
Сергей вдруг обиделся. Не до такой степени, чтоб схватить девушку за руку и заточить в камеру. Но стало досадно – на себя и на нее. На себя – за то, что раскрылся, на нее – за такой ответ.
Но Вика заговорила сама:
– А мне бабушка рассказывала, что по реке плавают пираты. Приплывают по реке обычно в тумане, грабят дома и крадут непослушных девочек… Чушь, конечно… Это она, верно, придумала, чтоб я к реке не подходила.
– Речные пираты?..
– Угу… – теперь стушевалась она.
– Я что-то подобное слышал, что раньше воды было в реке, что лодки ходили аж до Малоянисоля, а там был некий тайный ход на Мокрые Ялы, которые до Днепра текут…
– Да ну?..
– А тут рядом был случай, – махнул рукой Сергей в сторону берега, затянутого дымом. – Мужика искали. Он все чего-то строил, варил, таскал со свалки разный мусор. Вместо того чтоб выпить с мужиками по маленькой – копил на лодочные моторы. Зайдешь к нему – все стены в чертежах, на столе – расчеты. За полоумного его считали. Даже жена от него ушла, а он, подлец, даже этого счастья до конца и не заметил. А в один день, значит, выкатил из сарая подводную лодку, погрузился раз – всплыл. Еще раз погрузился – и больше никто его не видел. Кто говорит – утонул, но ползет нехороший слушок, что уплыл он на своей лодке в Турцию.
– Вы врете, – улыбаясь, сказала Вика.
– Вру, конечно. На Новоселовке глубины не хватает. Он на Садках жил.
Девушка засмеялась.
– Да что вы мне рассказываете?
– Правда-правда, – закивал Сергей. – Он около железнодорожного моста жил. Приходите туда – вам всякий покажет.
– Покажет, где он жил?..
– Да нет же, железнодорожный мост каждый покажет.
Она остановилась, посмотрела ему в глаза, Сергей выдержал ее взгляд, всмотрелся словно в глубину души девушки.