Черёмушкинский рынок бурлил.
– Послушай, дорогой, ты почему такой жадный? Не хочешь по три – давай по два пятьдесят сделаю. Два килограмма возьми, да? На здоровье экономить нехорошо. Витамины сейчас очень полезно. Осень, да!
Резо умел продавать и торговаться. Наверное, он умел это лучше всего в жизни. Скорее он не умел не торговаться. Сколько себя помнил, всегда что-то покупал и продавал. С девяти лет помогал отцу выращивать цветы в теплице в родной Абхазии. С двенадцати уже был на подхвате у него на рынках России. Тогда они работали вахтовым методом: вырастил, отвёз, продал. Всё его детство прошло на рынках, в школе почти не появлялся – отец исправно благодарил учителей.
Потом, когда подрос, он понял, что самому выращивать цветы не обязательно – это самый трудозатратный и наименее выгодный процесс, можно покупать у соседей. Главное – продавать, наиболее прибыльный и приятный этап операции. И он наладил бесперебойный конвейер: кто-то покупал цветы в Грузии, кто-то привозил, а он только стоял на рынке и торговал, снимая сливки со всей цепочки. Отец беспокоился, он ещё помнил сталинские времена и боялся, как бы чего не случилось. Резо подсмеивался над ним в душе, внешне проявляя необходимую сыновнюю почтительность. Постепенно он забрал в руки весь бизнес. Отец отошёл от дел, сидел в своём частном доме с садом под Сухуми, попивал домашнее вино, катался на чёрной «Волге» – несбыточной мечте любого советского человека – и гордо рассказывал всем вокруг, включая руководство города, какой у него умный и деловой сын.
Со временем к цветам добавились цитрусовые и орехи. Дела шли в гору. Тем неожиданнее случилось то, что случилось. Он даже не понял, откуда прилетело – просто в один совсем не прекрасный день на его руках защёлкнули наручники. Не передать, как он натерпелся в зоне. И это ещё он хорошо чалился – грел блатных, ладил с администрацией. Но Коми АССР – совсем не Сухуми. И даже не Москва. Вот есть же мерзкие места на Земле. К счастью, отец не сидел сложа руки. Это было невероятно трудно и баснословно дорого, пришлось даже продать «Волгу», но он откинулся, не отмотав и половины срока. А если бы не вышел тогда, то не вышел бы вообще. Неприятный мокрый кашель и сейчас будит по ночам. Туберкулёз, или «тубик», бич советской пенитенциарной системы, особенно зол к южным людям. Как ни страшно было начинать всё сначала, а куда деваться – денег в семье практически не осталось, не на работу же устраиваться.
Он первым приметил высокого паренька с пакетом в руках. Тот не был похож на покупателя. Одет скромно, вряд ли мандарины ему по карману. Но реклама – двигатель торговли, а скромняги порой попадаются вполне платёжеспособные – может, кто из близких заболел.
– Ай, дорогой, посмотри, какие мандарины. Хочешь попробовать?
– Нет, спасибо! А вам джинсы не нужны? Как раз ваш размер.
– Покажи, да.
Парень протянул пакет. Он раскрыл его под прилавком. Внутри оказались индийские джинсы. Джинсы он хотел, но не такие, а настоящие, фирменные. Но и эти в Грузии можно было толкнуть рублей за двести как минимум. Привычный к созданию различных схем мозг тут же сформулировал интересный вопрос: а почему он сюда везёт товар, а обратно едет налегке, с бабками в кармане, просто тратясь на дорогу? Это же неэффективно. А что, если?…
– Нет, индийские не катят. Дешёвка! – паренёк заметно расстроился. Сразу видно – лох. – Сколько просишь за них? – спросил как можно равнодушнее. Типа просто абстрактный интерес.
– Сто пятьдесят. Но за сто тридцать отдам.
– Ты что, с дуба рухнул? Им сто – красная цена. И то в базарный день!
Как не был Ромка прост, но что-то щёлкнуло в мозгу, и он на автомате очень убедительно ответил:
– У них сто – госцена в магазине, – хотя сам взял за шестьдесят, три часа отстояв в очереди и потратив все свои сбережения и ещё десятку, занятую у Олега.
– Ладно, за сто двадцать возьму племяннику, – словно нехотя протянул усатый торговец в кепке размером с небольшой аэродром.
Сошлись на ста двадцати пяти. Деньги перекочевали в Ромкин карман. Пакет остался под прилавком. После чего Ромка степенно купил два килограмма мандаринов, не догадавшись поторговаться. Он уже собрался уходить, когда продавец как бы невзначай бросил:
– Будет ещё что-то – неси. У меня родственников много, всё заберу.
Ромка молча кивнул. В этот самый момент он понял, что равнодушие усача деланное – он заинтересован в сотрудничестве. Просто разыгрывает роль, чтобы сбить цену.
Он быстро освоил нехитрую науку «купи-продай». Как ни странно, совесть не мучила. То есть совсем. Может быть, потому, что товар сбывался не конечным покупателям, а посредникам. К Резо скоро прибавились и другие – такие же искушённые в торговле посланцы южных республик. Он находил их на рынках и старался обставить всё так, чтобы они не узнали друг о друге. Это преследовало две цели. Во-первых, он устраивал между ними негласный аукцион. Иной раз цена на один и тот же товар разнилась у Резо и Ашота, например, в полтора раза. Что-то считалось более модным в Грузии, что-то в Армении или Азербайджане. Да и просто от настроения покупателя зависело. Во-вторых, а точнее, во-первых – это безопасность. В статье 154 УК РСФСР от 1960 года говорилось: «Спекуляция в виде промысла или в крупных размерах наказывается лишением свободы на срок от двух до семи лет с конфискацией имущества». Крупный размер начинался от тысячи рублей, и он превысил его очень быстро. Вот как это произошло.
По совету Олега дефицит он караулил в крупных универмагах или на ярмарке в Лужниках. Особенно ему нравился универмаг «Москва» на Ленинском проспекте. От общаги близко и до Черёмушкинского рынка рукой подать. А Резо, когда понял, что имеет дело не с простофилей, давал хорошую цену. Методику Олега он усовершенствовал.
На работе началась теория – им читали лекции в двадцать восьмом школе-магазине, где для этого существовал специальный класс. А в классе имелся телефон. На него и звонил грузчик Гриша из универмага, когда приходила машина с нужным товаром. С преподавателями он легко договорился, и за скромные презенты его отпускали с занятий по причине «слабого» здоровья – «то понос, то золотуха». Ехать было три остановки, а можно и пробежаться – когда ещё потренируешься? Гриша получал на бутылку, а он уже знал, в какой отдел занимать очередь. Но это, конечно, всё было не то. Щипачество. Пока однажды не произошла встреча. Случайная, как ему показалось.
Он уже полчаса отирался у кассы в отделе кожгалантереи в ожидании, когда же наконец «выбросят» чешские «дипломаты» из кожзаменителя. Но товара всё не было, похоже, Гриша что-то напутал – он уже с утра был «тёпленький». В какой-то момент он неловко повернулся и чуть не сбил девушку-сотрудницу, которая несла несколько картонных коробок с женскими кошельками. Коробки упали, кошельки рассыпались. Он бросился их собирать, непрерывно извиняясь. Она тоже собирала и улыбалась в ответ. Девушка была уже немолодая – лет двадцати пяти, даже непонятно, как обращаться к ней – девушка или женщина. Да нет, женщина, наверное, перебор. Потом он помог отнести коробки в подсобку, непрерывно оглядываясь, чтобы не пропустить момент, когда появится товар. Она поняла его по-своему и сказала, что сама донесёт, если он торопится. Он начал протестовать и сознался, что ждёт «дипломаты». На что она удивилась и заметила, что по накладным ничего подобного сегодня не ожидается.
– А как же… – начал он и чуть не сдал Гришу.
На этот раз она поняла всё правильно и весело рассмеялась. Смех её преобразил. Усталое лицо разгладилось. Ушла озабоченность, под которой скрывалась девчачья непосредственность. Ему стало неудобно, что он её чуть не записал в старухи. Вместо подсобки они оказались в небольшом кабинете с надписью «администратор».
– А ты… то есть вы – администратор? – он только сейчас сообразил, что у неё халат другого цвета, нежели у продавцов, и растерялся от такой удачи.
– Была с утра. Можно на «ты». Не такая уж я старая, – с улыбкой сказала она.
У него запылали уши. Она что, мысли читает? Потом собрался с духом:
– А я так мечтал с вами… то есть с тобой познакомиться!
– Интересно, с какой целью? – она сказала это по-доброму. Словно подтрунивая над ним. Было понятно, что она всё понимает, но не хочет поворачивать разговор в серьёзное русло, как будто не наигралась ещё. В глазах так и прыгали смешливые чёртики.
Ему стало легче. Неуверенность и растерянность прошли. Он просто стоял и улыбался. Несмотря на разницу в возрасте, с ней оказалось легко. Она тоже стояла и смотрела на него. А потом сделала немыслимую вещь. Повернула ключ в замке. Подошла, обвила его шею руками, притянула к себе и поцеловала. У него от неожиданности захватило дух. То есть сначала от неожиданности. А затем уже по другой, совершенно естественной причине.
Потом они судорожно срывали с себя вещи. Он, мучительно извиваясь, пытался избавиться от штанов без помощи рук, поскольку те были заняты. Она, одной рукой цепко держа его за понятное место, другой лихорадочно расстёгивала пуговицы халата. В какой-то момент ему показалось, что она сейчас задохнётся, таким частым стало её дыхание. Когда он вставил, она глухо застонала и закусила губу, чтобы не закричать. Он успел сделать лишь несколько движений, как она кончила, чуть не разодрав ему спину. Не привыкший к такой скорострельности, он продолжал, и за какие-то десять минут она кончила ещё раз. На его сиплый от напряжения шёпот, можно ли «туда», отчаянно замотала головой, и тогда, выхватив ствол в последний момент, он дал такой залп, что «картечь», преодолев всю ширину стола, едва не сбила кактус на подоконнике. Впрочем, бумагам на столе тоже досталось. А одна из бумажек, будучи в конце концов отделённой от её потной розовой задницы, оставила на этой самой заднице неровные строчки о поставленных товарах, взамен впитав в себя кляксы полученного хозяйкой наслаждения.