Они немного выпили и говорили обо всём, но в основном о женщинах, конечно. Ромка спрашивал:
– А если тебе девушка нравится, а ты ей нет, что будешь делать?
– Понравлюсь, куда она денется!
– Ну а если ты её с парнем увидишь?
– По морде дам!
– Кому?
– Ей! И парню тоже!
– Ну ты даёшь! А если парень сильнее окажется?
– Зарежу, да!
– Ты что, с ума сошёл? Может, они любят друг друга? При чём тут ты? Она же тебе не невеста. Никто. Ничего не обещала. С какой стати? Тем более сам ты гуляешь напропалую.
– Э, я мужчина! Мне можно.
– Но не резать же. Себе же тоже жизнь перечеркнёшь.
– А, плевать я хотел на эту жизнь!
– Ну ладно, хрен с ней, с девушкой. А если тебя менты, например, на рынке там у вас загребут? С джинсами. С поличным.
– Э, денег дам, ты что, маленький, что ли?
– А если здесь с товаром подловят? Здесь денег не берут.
– Зарежу и убегу! – и в подтверждение своих слов он продемонстрировал Ромке самодельный зонский нож-выкидуху. Тот, как выяснилось, всегда был при нём, и Вахид очень им гордился.
А в конце вечера собеседник подтвердил горячность своей натуры, ввязавшись в драку с музыкантами, когда те отказались исполнять его песню вне очереди. Ромка быстро разнял и уладил конфликт, но окончательно утвердился во мнении, что надо выбирать партнёров постарше и повыдержаннее. Такой орёл, как Вахид, запросто доведёт до цугундера и себя, и его. Сдаст как миленький, в этом почему-то Ромка не сомневался.
То ли дело Резо. Его первое же случайное знакомство оказалось очень удачным. Они внутренне сошлись, несмотря на большую разницу в возрасте. Резо был очень рачителен, если не сказать жадноват. Всегда торговался до последнего. Но, если ударили по рукам, держал слово железно – сказывался большой и весьма разнообразный жизненный опыт. Ромка вспомнил его умные, всегда немного грустные глаза. Даже когда он привычно сыпал шутками-прибаутками, зазывая покупателей, сквозь радушную улыбку проглядывала затаённая печаль.
Он очень скупо рассказывал о себе, и только один раз, расчувствовавшись, сказал, что у него мог бы уже сын быть, как Ромка, если бы не проклятая тюрьма. У него была невеста, когда его арестовали. Дали десять лет, как за убийство, просто за то, что он наладил грамотный бизнес и зарабатывал соответственно. Какая невеста будет ждать десять лет? Да хоть бы и пять. Он вышел через четыре, спасибо отцу. Но вышел, оставив там здоровье, в том числе и мужское. А какая грузинская семья без детей? А какой грузин без семьи? Сказал – и грустно выпил. Водка его не брала. Вот думает жениться на русской женщине постарше. Надо же, чтобы кто-то дома ждал. Ромка жадно расспрашивал его про тюрьму. Не дай бог, конечно, но в России от тюрьмы и от сумы… сами знаете. Здесь Резо ещё больше замыкался, но кое-что всё же удавалось из него вытянуть.
– Главное, оставаться человеком. Иначе – всё, затопчут. Многие ломаются. Им сидеть очень тяжело. Невыносимо. А так ничего, жить можно. Человек ко всему привыкает.
– А что значит – оставаться человеком?
– Значит, не идти на поводу своих желаний, как большинство людей на воле привыкли. Захотел желудок жрать – вынь да положь. Устал, отдохнуть – святое. И так далее. Ты всё время должен думать, как твоё слово или поступок будут восприняты окружающими. Нечего тебе дельного сказать – лучше промолчи. Затрагивает твоё желание интересы других – прикинь, сможешь ли ты их подвинуть. И стоит ли твоё желание таких усилий. Ну а если честь на кону стоит, будь готов заплатить любую цену. Честь всё равно окажется дороже. И ссать нельзя, конечно. Трусость и глупость – два первых врага в зоне, а вовсе не администрация и не блатные, как многие думают. Со всеми можно договориться – главное, чтобы с тобой стали разговаривать.
– Спасибо, Резо!
– Не приведи господи, чтобы пригодилось. Хотя это и на воле работает.
Он даже поставлял Резо товар в кредит. И тот ни разу не подвёл, всегда расплачиваясь в срок, как обещал. У него было ещё два таких же дельных партнёра. С остальными он старался иметь дело как можно реже. Проблема была в том, что они не «переваривали» его объёмы. Нужно было искать дополнительные варианты сбыта, а все окрестные рынки он уже прошерстил. И, как ни странно, нужен был альтернативный источник товара. Ленка пока исправно снабжала его шмотками, обеспечивая хороший объём, – похоже, он стал основным каналом «левого» сбыта для администрации универмага, но в этом таилась и опасность – слишком уж он примелькался там, появляясь буквально через день, а иногда и несколько дней подряд.
Все эти задачи нужно решать. Он больше не сомневался, надо ему это или нет, он вошёл в азарт – теперь деньги стали как очки в боксе: у кого больше, тот и победил. А честолюбия ему не занимать. Нет, его не интересовала или, не нужно лукавить, почти не интересовала потребительская функция денег, то есть то, что на них можно было купить: модные шмотки, вкусную жрачку, такси, рестораны и всё такое, – от всего этого отчётливо шёл вонючий душок, и он решил для себя не поддаваться искусам, во всяком случае сильно их ограничивать. Но вот вторая, основная функция денег, а именно мера стоимости, оказалась крайне привлекательной.
Всё просто: чем больше у тебя денег, тем успешнее ты в жизни. Да, это капиталистический подход, зато простой и понятный. И общество в стране развитого социализма, как ни удивительно, вполне принимало такую постановку вопроса – и встречали по одёжке, и провожали. И он на удивление легко вписался в эту систему отношений. Ему оказалась внутренне комфортнее и понятнее именно такая шкала успеха вместо расплывчатых и притянутых за уши коммунистических идеалов. Они были прекрасны, но принадлежали будущему. В настоящем их разделяли единицы – остальные, как он успел убедиться, успешно мимикрировали. Олег победил в их негласном споре.
В качестве внутренней индульгенции он вспоминал как-то рассказанную мамой историю своего прадеда. Тот был кулаком – самым богатым в деревне человеком, имел мельницу, много скотины, справный дом, причём мама говорила об этом без осуждения, как бы даже внутренне гордясь. А ещё у прадеда было одиннадцать детей, шестеро старших – мальчики подряд, и все работали. Батраков, конечно, тоже имели, но работать умели и любили. Мелочь подрастала. Тут грянула революция, а за ней раскулачивание. Вот это место Ромка тогда воспринял крайне болезненно, даже комок к горлу подкатил: с одной стороны, он верил в идеалы революции, с другой – трагическая судьба семьи. Своя кровь как-никак. Мама тоже отвернулась, рассказывая, и голос у неё прерывался. Прадеда раскулачили первым. А означало это следующее: его вместе со старшими сыновьями сослали в Сибирь, мельницу и скот отобрали. Это было осенью. А зимой забрали всё зерно и сняли железную крышу с дома. А на дворе январь и минус двадцать. За зиму пятеро младших умерли один за другим, мать, его прабабка, сошла с ума, ходила по деревне в одной сорочке в любую погоду и искала детей. До Сибири вести шли долго. А когда дошли, прадед умер на месте от разрыва сердца, хоть был ещё крепким мужиком. Двое старших сыновей бежали из ссылки и добрались до родного села. А там поймали председателя сельсовета, который приказал снимать крышу, и три часа щекотали на площади перед сельсоветом, пока тот не помер от колик. На суде не смогли доказать убийство: все сельчане клялись и божились, что председатель всё время смеялся, а потом возьми и помри. В итоге добавили по трёшнику только за побег.
Один из братьев был его дедом. Он погиб в войну, испытывая химическое оружие. А мама, рассказывая про него, всегда добавляла, что деда в деревне прозвали «купи-продай» – за склонность к коммерции. Выходит, это дедовы гены проснулись в нём, преодолев вдалбливаемые с детства идеологические установки, и прежде всего основной теоретический принцип социализма: «От каждого – по способностям, каждому – по труду». А ему больше по душе оказался даже не капиталистический, а уже коммунистический лозунг: «От каждого – по способностям, каждому – по потребностям». Ведь именно так можно интерпретировать его теперешний подход к жизни. Имеются в виду осознанные потребности, ну так он их и осознал. И чья вина, что они оказались высокими? Он тоже готов платить сполна – отдавать по способностям. А вот насколько высоки они, и предстояло проверить в жизни, делом доказав своё право получать больше и, соответственно, считаться круче. Для этого нужно было решить ряд задач, прежде всего создав надёжную конструкцию в бизнесе, где его роль сводилась бы к координации действий.
– Пошли в тридцать девятую. Там у Юльки день рождения, они попросили шкаф передвинуть, ну и покормят.
– Мне заниматься надо…
– Ну тогда помоги шкаф двинуть, а пожру я и без тебя.
– Вот зачем ты это сказал? Сразу жрать захотелось… А сколько ей исполнилось?
– Восемнадцать. Или девятнадцать. Я не знаю. Вот бы трахнуть. Я ей уже сколько раз предлагал зайти музыку послушать. Ни в какую. Недотрога. Наверное, целка ещё. У неё такие ножки классные. Да и мордашка симпотная. Может, сегодня выпьет – и получится?
– Слушай, тебе не стыдно? Ты же её соседку Вальку на прошлой неделе трахнул. Она тоже там будет.
– Ну и что? Что я теперь, жениться должен? Она получила удовольствие, я получил удовольствие. Трахнулись и разбежались. Слушай, погуляешь немножко, если я Юльку приведу?
– Да пошёл ты на хер! Я уже зае…лся гулять.
– Ну и ладно. Не хочешь – как хочешь. Я же только спросил. Пойдём шкаф двинем.
Ромка злобно покосился на товарища, но долго злиться на того не получалось, таким неподдельно простодушным выглядел, да и был по натуре Олег. Для него выражение, приписываемое Александре Коллонтай: «Заняться сексом так же просто, как выпить стакан воды», являлось органичным жизненным кредо. На самом деле это профанация, а фраза Коллонтай звучала иначе: «Для классовых задач пролетариата совершенно безразлично, принимает ли любовь форму длительного и оформленного союза или выражается в проходящей связи». В данной интерпретации под отношения между мужчиной и женщиной подводился идеологический подтекст. То есть Анна Каренина отдельно, матрос Железняк отдельно. «У советских собственная гордость, на буржуев смотрим свысока!» – писал ещё один полоневоздержанный пролетарский поэт. Олег, даже если не был знаком с подобной классикой, тем не менее уверенно выбирал сторону Железняка. Сама же Сашенька Коллонтай – даром что дочь царского генерала и член Советского правительства – на протяжении всей своей жизни охотно спаривалась с самцами самой разной масти и экстерьера, от интеллектуалов до матросов. Причём предпочтение отдавала последним. Об этом нигде не писалось, но Ромке как-то рассказал всезнающий Шукленков.