– Не надо! – всхлипнула Эди. – Пожалуйста, не говори так!
– Я просто констатирую факты.
Он вдруг показался ей ужасно усталым. Кожа туго натянулась на скулах.
– Я виноват не меньше тебя. Я торопил со свадьбой, и у нас не было времени узнать друг друга. И теперь нам обоим приходится терпеть последствия. И что важнее всего, я потерпел крах в том, что составляет гордость мужчины. – Он натянул рубашку. – Мне нужно изменить свое мировоззрение. Пересмотреть приоритеты. И все будет хорошо.
Гауэйн произносил каждое слово со свирепой точностью.
– Гауэйн! – отчаянно крикнула Эди.
Он подошел к двери, оставив ее стоять посреди комнаты.
– Театральные эффекты тебе не идут, – жестко бросил герцог. – Отец предупреждал меня. Говорил, что есть два сорта женщин: те, которые дают и принимают наслаждения, и жены, которые холодно лежат в постели, подобно распластанным оладьям.
Слезы струились по лицу Эди, застилая глаза.
Гауэйн открыл дверь спальни, но внезапно развернулся и бросился назад. Эди едва успела отскочить, когда он схватил книгу, лежавшую на пристенном столике. Лицо снова исказилось яростью… и не только. Он выглядел как король-воин, преданный собственными людьми. Как Юлий Цезарь, увидевший меч в руке Брута.
– Что случилось? – со страхом спросила она.
Гауэйн медленно повернулся к ней.
– Не только я один знаю, что потерпел крах в постели, не так ли?
Эди почувствовала, как кровь отлила от лица. Угрызения совести убивали ее.
– Ты сказала леди Гилкрист. Мало того, написала ей письмо с описанием моих недостатков, верно?
– Я не вдавалась в подробности, – заверила Эди сдавленным голосом.
С губ герцога сорвалось богохульное проклятие.
– Как ты могла так поступить? Сказать кому-то о том, что происходит в нашей постели?
Он даже не кричал. Но это было хуже, чем крик. В его голосе звучало унылое смирение с ее предательством, которое ранило ей сердце.
Эди снова всхлипнула.
– Я не хотела, чтобы так вышло! – вскрикнула она и, бросившись вперед, обняла его.
– Лила мне как мать. Пожалуйста!
Гауэйн снял с шеи ее руки и отступил.
– Ты сказала женщине, которая будет растить мою сестру, что я причинил тебе боль в постели. Сказала жене одного из председателей Банка Англии, что пришлось изображать наслаждение… потому что я не мог услышать правду. – Он ощерился, и последняя фраза вырвалась рычаньем: – Будь ты проклята! Ты лишила меня мужского достоинства и сделала посмешищем!
Эди трясло от невольных, неконтролируемых рыданий.
– Гауэйн, нет! – заклинала она. – Лила никогда и никому не скажет!
– Лила уже сказала.
Его лицо было свирепым, но голос оставался абсолютно спокойным.
– Твоя мачеха оказала мне любезность и подарила книгу стихов о соитии мужчин с женщинами. Мне это показалось странным. Теперь я вижу, что она преподала мне урок, как спать с моей женой.
Ноги Эди подкосились, и она упала на колени перед мужем. Плечи дрожали, волосы упали на лицо.
– Пожалуйста, прости меня, прошу! – выдавила она. – Я люблю тебя! И мне так жаль…
– Мне тоже, – ответил Гауэйн, прежде чем выйти.
Глава 33
Прошло немало времени, прежде чем слезы иссякли. Эди оплакивала свой брак и рану, бездумно нанесенную тому, кто любил ее. Он любил ее. Гауэйн полюбил ее, а она этого даже не заметила.
Немного успокоившись, она вдруг ощутила такую сильную тошноту, что вскочила и бросилась в ватерклозет, где из нее вылилось все шампанское. Потом вернулась, все еще дрожащая, но с прояснившейся головой и села на постель подумать.
Эдит плакала не только потому, что оскорбила Гауэйна, но еще и потому, что любила его. Влюбилась, возможно, между одним дорожным столбом и вторым, пока наблюдала, как он решает проблемы, терпеливо выносит бесконечные описания жареной курицы, потому что это делало Бидла счастливым, пока наблюдала, как он слушает музыку – музыку, которую раньше считал бесцельной тратой времени. Но он все равно уважал ее любовь к виолончели и изменил расписание путешествия, и…
И любил ее!
Наутро она проснулась, чувствуя сосущую пустоту внутри, как раковина, чей обитатель давным-давно умер. Гауэйн был прав: она бесполезна как женщина и как жена. Пришлось напиться, чтобы получить удовольствие. Она кончит жизнь пьяницей. Или будет принимать морфий, чтобы достичь прекрасного чувства полета, описанного Лилой.
Нет, Эди отказывалась быть такой.
Гауэйн и насчет Сюзанны оказался прав. Стоило девочке взглянуть на Эди, как она отвернулась. До того как на сцене появилась Лила, Эдит твердо знала, что хочет стать матерью Сюзанны. Но конечно, малышка будет счастливее с Лилой. Мачеха точно знала, что делать. Вот ее Сюзанна не оттолкнула. И как же мелочно и недостойно плакать из-за того, что эти двое любят друг друга!
Правда в том, что Эди никуда не годится в тех вещах, которые делали женщину женщиной. У нее отсутствуют не только материнские инстинкты, но и чисто женские, те, которые так нужны в постели. Она не знала, что делала не так. Когда она открыла глаза, на лице Гауэйна ясно читались отвращение и брезгливость.
Сама мысль об этом заставила ее съежиться.
Эди потребовалось полбутылки шампанского, чтобы расслабиться. Настолько, чтобы наслаждаться прикосновениями мужа. И она скорее покончит с собой, чем будет часами организовывать хозяйство Гауэйна, таким образом, как от нее ожидают все окружающие.
Эдит медленно встала. Мышцы живота все еще ныли после долгих рыданий. В глубине души она всегда знала правду: она создана только для музыки. Но не представляла до сих пор, как больно будет признать это.
Отцу придется аннулировать брак. Он богат и влиятелен. Он все уладит. Нужно только написать ему, и он приедет и заберет ее.
Эди по-прежнему боролась со слезами, когда услышала шаги за дверью. Она глубоко вздохнула, ожидая прихода Мэри. Но это оказалась Лила.
– Какого черта тут произошло? – воскликнула она, захлопывая дверь и подбегая к падчерице. – Твой муж только что в полной ярости умчался в Хайлендс. В доме царит суматоха, потому что он никогда и шагу не делал без Бардолфа, а тут просто оставил его. Взял двух лакеев, шестерых грумов, поверенного и камердинера, но все считают, что он путешествует налегке.
Эди с трудом сглотнула.
– Я уезжаю, Лила. Возвращаюсь в Англию.
– Уезжаешь? Но ты не можешь так поступить! Ты замужем, Эди. Ты не можешь покинуть мужа. Если только… – Она прищурилась. – Он все-таки оказался мерзким извращенцем, верно?
– Нет! Дело во мне! – крикнула Эди. – Во мне, неужели не понимаешь?
– Ты извращенка? – озадаченно пробормотала Лила. – Не могли бы мы…
– Н-нет, – выдохнула Эди и отвернулась, сжимая пальцами столешницу, пока не взяла себя в руки. – Я не гожусь для брака, Лила. Могли бы мы не затрагивать эту тему? Гауэйн заслуживает лучшей жены, которая хороша в постели, не лжет ему и хочет иметь детей.
– Ты это о чем? Ты лгала ему? В чем? И при чем тут дети?
– Он сказал, что я буду плохой матерью, – сказала Эди ровным голосом. – И я не хочу управлять замком. Мне не следовало выходить замуж. Я хороша только в одном, и мы оба знаем, в чем именно.
– Ошибаешься! – возразила Лила, садясь на диван. – Иди, посиди рядом, дорогая. Я всегда считала, что твой отец делает слишком большой упор на твои музыкальные занятия. Ты куда больше, чем просто музыкант.
– Гауэйн не согласился бы с тобой.
Эди снова боролась с собой и сильно прикусила губу, отказываясь поддаться жалости к себе.
– Я поеду в Италию. Отец поддержит меня, я знаю, что поддержит. Возьму другое имя и начну играть всерьез. Для публики.
– Но, Эди…
– Я все решила, – перебила она, дыша уже спокойнее, когда удалось справиться со слезами. – С моим браком покончено, Лила. Гауэйн был в таком бешенстве, потому что я притворялась несколько раз. Ты знаешь, как я ненавижу, когда люди впадают в ярость. Хотя я это заслужила.
– О, милая!
Лила тут же подлетела к падчерице и обняла ее.
– Он не должен был! Животное! Ему следовало бы извиниться!
– Какой смысл? Человек, который орет на жену, всегда будет это делать. Кстати, он догадался, что я сказала тебе.
– О господи! Неудивительно, что он взбешен.
– Я предала его с единственным человеком, которого он не может избежать, потому что ты будешь воспитывать Сюзанну. Я больше не могу так жить, Лила. Не вынесу таких криков.
Лила прижала ее к себе так сильно, что Эди стало больно.
– Не понимаю. Он любит тебя!
– Судя по его словам, он любил женщину, созданную его воображением. – Эди высвободилась и неэлегантно шмыгнула носом.
– У тебя есть носовой платок? Я использовала все свои и разве что простыни не изорвала этой ночью.
– Настало время для моей французской нижней юбки, – хмыкнула Лила, но шутка явно не удалась. – И не думаю, что Гауэйн так просто тебя отпустит.
Она протянула Эди платок и усадила ее на диван.
– Он больше не хочет меня. Сказал, что ошибся, когда женился на мне, потому что я буду ужасной матерью. – Боль превратилась в некую черную субстанцию, пульсировавшую внутри. – Он сказал, что я лежу в постели как холодная оладья.
– Он так сказал?
Лила вскочила, сжала кулаки словно разгневанная греческая богиня.
– Как он смел сказать такую мерзость? Он даже не англичанин! И должен быть раболепно благодарен за то, что такая красивая и талантливая девушка, как ты, согласилась на его предложение! Не говоря уже о твоем приданом и титуле! Твой отец убьет его!
– В этом нет нужды. Но я… я не могу провести остаток жизни, чувствуя себя выщербленной трехпенсовой фаянсовой чашкой! Не говоря уже об оладье. Просто не могу!
– Твой отец обо всем позаботится. Этот Бардолф хоть и чирей в заднице, но он прекрасный организатор. Не успеем оглянуться, как уже будем сидеть в экипажах.
– О чем ты? Тебе необязательно ехать со мной! Нужно думать о Сюзанне!