Гауэйн сжал ее лицо и подарил сладкий, нежный поцелуй.
– Представляю, какая бурная супружеская жизнь у твоего отца!
– Я не могу выносить чужого гнева, – призналась Эди, встав на цыпочки, чтобы ответить поцелуем, – и вряд ли когда-нибудь смогу.
Гауэйн, глядя ей в глаза, встал на одно колено, как в гостиной Фенимора, и поднес ее руки к губам.
– Обещаю и клянусь никогда не кричать на тебя.
Радость Эди пьянила крепче канарского вина, грела жарче солнца. Она тоже опустилась на колени.
– А я обещаю и клянусь никогда не лгать тебе. И никогда не буду любить никого так, как люблю тебя. Думаю, мы оба ведем себя глупо из-за того, что произошло с нами в детстве.
Гауэйн издал неразборчивый звук.
Эди подалась вперед.
– Я люблю тебя. Гауэйн. Таким, какой ты есть: вечно стремящийся решить проблему, умный, властный, красивый, поэтичный. Ты поэт, когда не командуешь своими управляющими.
– И я люблю тебя, родная. – Шотландский акцент Гауэйна сделался еще более заметным. – Ты – мое сердце, Эди. Мое все.
Слезы лились по ее лицу, и он снимал их губами, а потом они каким-то образом снова оказались на кровати.
– Я недостоин тебя, – хрипло сказал он. – А ты меня любишь, хотя я настоящий…
Эди остановила его поцелуем.
– Я люблю тебя таким, какой ты есть, потому что ты не только выжил, но и восторжествовал. Все эти люди зависят от тебя, Гауэйн. Ты мог стать подобием своего отца и повернуться к ним спиной, но не сделал этого. И никогда не сделаешь.
Гауэйн не слушал ее, но Эди обязательно повторит ему это двести-триста раз в следующие пятьдесят-шестьдесят лет, и когда-нибудь он поймет.
– Можно мне коснуться тебя, Эди? – спросил он, умирая от желания.
И это взаимное желание вот-вот загорится пламенем.
Он целовал ее тело, самые деликатные места, лизал, пока ее кровь не закипела. Пока она не закричала и не заплакала одновременно. Пока его пальцы и губы терзали ее так, что она визжала, выгибаясь всем телом. Но он не останавливался. Пока они не обнаружили, что Эди достигла пика удовольствия, и еще раз, и еще… но к тому времени обезумела от желания, и ее мольбы дошли до сознания Гауэйна.
– Можно? – хрипло спросил он, когда желание быть с ней так одолело его, что он уже не мог остановиться.
Эди безмолвно всхлипывала и притягивала его к себе. Гауэйн раздвинул ее ноги, приготовился и скользнул в нее.
Больно не было. Ни чуточки! Только пьянящее ощущение заполненности… Ведь в ней был Гауэйн!
Но он ждал, не двигаясь.
– Тебе больно? – спросил он.
В этот момент Эди твердо знала, что если она почувствует хоть малейший укол боли, он отстранится. При мысли о его тревоге, его самообладании ее лизнуло жидкое пламя.
Эди покачала головой. Вцепилась в его руки и открыла рот, пытаясь что-то сказать. Но он вышел из нее и снова вошел. И поцеловал так крепко, что заглушил ее вопль.
И тут внезапно это ощущение – безумный взрыв жара и эмоций – снова прокатилось по ней.
Гауэйн оторвал от губ жены свои и с изумлением уставился на нее. Эди выгибалась под ним, дрожа, закрыв глаза. Волосы потемнели от пота, как кукурузные рыльца в дождь.
Радость, родившаяся в нем, никогда не умрет.
Поэтому он отстранился и стал вонзаться в нее, снова, снова и снова. Ее глаза открылись.
– Ты почувствуешь, если я это сделаю?
– Черт, – прохрипел он. Потому что точно чувствовал, что она делает. – Если будешь продолжать, Эди… не смей! Я не выдержу!
Она рассмеялась, но не послушалась, И с каждым новым выпадом, поднималась навстречу ему. Бедра стискивали его тело, потаенные мускулы стискивали его внутри. И он не мог остановиться, и все спешил, спешил, приближаясь к чему-то почти пугающему в своей силе.
Потом Эди открыла глаза, свои прекрасные зеленые глаза и выдохнула:
– Гауэйн!
В ее голосе звучало отчаяние, и голод вцепился в него, как клещами.
– Ты…
Он подался вперед и поцеловал ее в губы.
– Скажи мне, – потребовал он.
Ее руки скользнули по его спине, до ягодиц и притянули его еще ближе. Он откинул голову. Смутно услышал, как она простонала его имя, а потом снова сжала, сильнее и слаще, чем он мог представить. Ее тело затрепетало под ним, и она вскрикнула…
Что-то в Гауэйне взорвалось. Пламя охватило его, когда он сделал последний выпад.
Она – все царства, я – все короли…
Эди продолжала всхлипывать. Гауэйн откинул голову, зарычал и излился в нее, отдавая все, что имел.
Как и она в этот момент.
Свети сюда – и долг твой совершен!
Здесь для тебя вселенная открыта:
Постель – твой центр, круг стен – твоя орбита.
Глава 41
Эди разбудил звук несущейся воды. Она недоуменно огляделась и поняла, что не одна. Она лежала на боку, спиной к человеку, который обнимал ее за талию. И она инстинктивно поняла, что если пошевелится, разбудит его.
– Даже не думай об этом, – проворчал сонный голос Гауэйна: и точно, рука его скользнула к ее груди.
– Ммм… уверен, что это моя любимая часть твоего тела.
Эди рассмеялась.
Его рука передвинулась ниже.
– Конечно, мне и это нравится.
Теплой рукой он сжал местечко между ее ног.
– Это мой любимый способ просыпаться.
– Лорды и леди высшего общества не спят вместе, – напомнила Эди со смехом. – Это для крестьян, которым приходится согревать друг друга.
Рука Гауэйна вновь вернулась к ее груди.
– Мне предпочтительнее жар твоего тела. – И, словно прочитав ее мысли, добавил: – Вряд ли я когда-нибудь захочу спать без тебя, Эди. Те бесконечные часы, пока я ехал из Хайлендс, в дождь, когда свалился в канаву с другой лошади…
– Когда поднялся на башню в темноте и под дождем, – добавила Эди, поворачиваясь лицом к нему.
При одном воспоминании об этом ей становилось страшно.
– Я едва не потеряла тебя…
Она поцеловала самый большой синяк – тот, который расплылся по его плечу…
– А я думал, что потерял тебя, – прошептал Гауэйн, привлекая ее к себе. – Я был так перепуган, словно луна упала с неба или солнце погасло навсегда.
Эди просунула ногу между его ногами, наслаждаясь тем, как участилось его дыхание при ее малейшем прикосновении.
– Больше никаких подъемов на башню!
Гауэйн ухмыльнулся, и ее сердце забилось сильнее при виде его веселых глаз. Смеющийся Гауэйн – таким его почти никто не видел.
– Знаешь девиз клана Маколеев? «Dulche periculum» – Опасность сладка. Попробуй запереться в другой башне, Эди. Опасность сладка, но ты слаще.
Он подался вперед и поцеловал ее.
Наконец, Эди отстранилась и погладила его дрожащими пальцами.
– Я люблю тебя, – прошептала она и снова поцеловала его. – Придется привыкнуть спать в одиночестве, – сказала Эди позже, и при этом совсем не шутя. – Я не могу постоянно переезжать с тобой из поместья в поместье, Гауэйн.
– Значит, я больше не буду ездить из поместья в поместье, – пожал он плечами.
– Но я думала, ты постоянно перебираешься из одного поместья в другое.
– Я все продумал, пока был там. Есть несколько решений, которые могу принимать только я. Но мир полон умных людей. У меня есть Бардолф, чтобы ими управлять. У меня есть ты, чтобы управлять мной.
Эди медленно расплылась в улыбке.
– Ваша светлость, не хотите ли вы сказать, что намерены работать меньше? Что освободите больше места в своем графике для жены?
– Я хочу быть с тобой, – повторил он, нежно целуя кончик ее носа. – Хочу слушать, как ты играешь на виолончели. Хочу, чтобы ты играла для меня обнаженная.
– Ни за что! – рассмеялась она. – Я не смогу.
С этим Гауэйн не согласился, и кончилось тем, что Эди оказалась на спине, осыпая его безумными поцелуями.
Потом Гауэйн перевернулся так, что она уселась на него, поскольку настало время попробовать все то, о чем он мечтал.
Позже они подошли к окну. Гауэйн откинул волосы Эди в сторону и лизнул шею.
– Экстракт Эди. И пот, – пробормотал он.
Эдит поморщилась, но тут же вскрикнула:
– Гауэйн!
– М?
– Река! – ахнула она.
За ночь река вышла из берегов и теперь буйствовала на всей низменности. Мало того, со всех сторон окружала башню.
Но дождь прекратился, по крайней мере пока.
– Представь, – сказал Гауэйн, открывая окно шире. Солнце прорвалось сквозь облака, и вода внизу сверкала так, словно под поверхностью были спрятаны тысячи золотых соверенов. – Мы не сможем покинуть башню, по меньшей мере еще сутки.
– Мы в ловушке! – воскликнула Эди. Гауэйн прислонился к подоконнику, ощущая невыразимое счастье. – Слава богу, Бардолф оставил окорок, тарелку яблочных кнелей и пирог с цыпленком!
Но Гауэйна больше интересовало стоявшее перед ним видение. Кожа Эди была покрыта крошечными синячками, следами любовных укусов. Как дорожная карта. Но он не нуждался в картах, хотя не потрудился сказать ей об этом. Он учился распознавать дорогу по звуку и прикосновению, по затаенному дыханию, всхлипу в ее горле, давлению ее пальцев на его плечи и тому, как трепетало ее тело в его объятиях…
Эди снова высунулась в окно, завороженная буйством воды, плескавшейся у окон нижнего этажа башни.
– Не нужно, – потребовал он. – Подоконник слишком низкий, ты можешь выпасть.
– Кто бы говорил! – засмеялась она.
Гауэйн, не споря, обнял ее сзади за талию и оттащил от окна.
– Немедленно прекрати, – велела Эди, оглядываясь с надменным видом.
– Что именно?
– Постоянно стараешься настоять на своем!
Но он уже снова сжал ее груди.
– У меня идея, – объявил Гауэйн, убирая ее волосы с плеча, чтобы поцеловать его.
– Как стать человеком, который прислушивается к жене, всегда принимает ее советы и никогда не поступает по-своему?
Герцог Кинросс не собирался давать обещания, которых все равно не сдержит.
– Идея получше, – вкрадчиво прошептал он, прижимая к животу ее роскошные бедра.