Промелькнувший в голове образ замка немедленно вызвал у находящейся здесь, по эту сторону сна, Авроры целый рой мыслей.
«Почему мне так ни разу и не хватило смелости дойти до того замка?»
«Какой еще тот замок? Ведь это же был мой замок!»
«Да, мой замок, только настоящий. Не увитый колючками».
…А воспоминания все не отступали, обрушивались одно за другим, как катящиеся с горы камни, и били, били, били по голове. Мелькающие в готовом лопнуть от напряжения мозгу Авроры образы становились все менее разрозненными, постепенно складывались в связные картины, но от этого бедной принцессе было совсем не легче. А что хуже всего, эти картины начинали наслаиваться друг на друга, и тогда память Авроры словно предлагала ей две версии одного и того же события, произошедшего в разных мирах. Две версии одного и того же события, и обе всплывают в таких деталях, что кажутся одинаково реальными. И уже невозможно понять, где сон, где явь, и голова готова расколоться на тысячу мелких кусков…
…Уроки с тетушками в лесном домике. Они давались Розе легко, почти без усилий. Сначала феи учили ее выписывать руны, которые становились золотыми независимо от того, чем и на чем их писала Роза. Пером и чернилами, мелком на камне, веточкой в пыли — все равно они превращались в золотые знаки. А потом были буквы. Алфавит. Прописи. Эти всегда оставались чернильными. Или написанными карандашом. Буквы заучивались легко, и так же легко, словно песня, складывались в слоги, а из них в слова…
…Но тут же воспоминание об уроках в Терновом замке. На них Аврора не понимала ровным счетом ничего. Хуже всего было с цифрами, которые никак не хотели у нее ни складываться, ни вычитаться, ни… Одним словом, с каждым новым уроком Аврора все сильнее ощущала себя самой последней, непроходимой тупицей…
…Двенадцатилетняя Роза целыми днями пропадает в лесу, лазит по деревьям, наблюдает за муравьями, собирает цветы, пытается охотиться вместе с лисами. Нагулявшись, набегавшись, она радостно спешит домой, зная, что там ее ждут заботливые тетушки. Они расцелуют Розу, умоют, накормят ее, и она начнет тихонько клевать носом, слушая их бесконечную милую болтовню…
…Двенадцатилетняя Аврора бесцельно слоняется по Терновому замку, заходит в пустые комнаты, валяется на пыльных диванах. Родителям нет до нее никакого дела, она им не нужна. Она вообще никому не нужна. Интересно, заметит ли кто-нибудь ее исчезновение, если она умрет на одном из этих диванов? Как скоро ее хватятся? Спустя сколько дней найдут? Проголодавшись, Аврора встает с очередного дивана и отправляется на поиски еды. Снова бредет по сумрачному замку — неряшливо одетая, с непричесанными, грязными волосами…
Аврора, как могла, старалась не сгибаться под грузом сменяющих друг друга воспоминаний и упорно продолжала идти вперед, вслед за Филиппом, помня слова принца о том, что, если не случится ничего непредвиденного, они доберутся до места всего через каких-нибудь пару часов. Интересно, можно ли считать непредвиденным обстоятельством ворох внезапно обрушившихся на нее воспоминаний? В каком-то смысле да, наверное.
Иногда держаться на ногах и не сгибаться Авроре неожиданно помогала какая-нибудь промелькнувшая в воспоминаниях приятная деталь, за которую пыталась уцепиться принцесса. Например, лисы, вместе с которыми она пробовала охотиться, живя в лесу. Прекрасные рыжие создания, они крутились возле ног Розы, словно кошки, охотно давали себя гладить, почесать за ушком…
Иногда идти вперед ей помогало бешенство, которое вызывало то или иное воспоминание. Как могли те, кто растил ее, так безбожно лгать ей на протяжении целых шестнадцати лет? И при этом говорить, что любят ее! Почему они не открыли ей правду? Почему не рассказали о том, что она принцесса, вынужденная скрываться в лесу от грозящей ей опасности? Насколько легче тогда стало бы жить всем — и тетушкам, и самой Розе…
Но прошел час, прошел второй, и ни приятные воспоминания, ни ослепляющая ярость уже не могли больше поддерживать силы принцессы, и она все чаще начала спотыкаться.
— Я думаю, нам лучше остановиться, — сказал Филипп. — Начинает темнеть, скоро закат, сумерки… Сегодня, похоже, до места нам уже не добраться. Давай переночуем здесь, а завтра с утра пораньше…
Аврора даже ответить ничего не смогла, так устала. Она просто молча кивнула и обмякла, опустившись на траву, словно тряпичная кукла. У Филиппа сил осталось больше. Он соорудил два матраса из мягких, чудесно пахнущих сосновых иголок, затем расчистил маленький пятачок для костерка, сложил пирамидкой сухие веточки и вопросительно взглянул на принцессу. Она поняла его просьбу, лениво шевельнула пальцем, и спустя секунду веточки уже запылали веселым рыжим пламенем, от которого сразу стало уютнее в темном ночном лесу.
Можно было бы, наверное, попробовать не костерок разжечь, а целый дом на этой полянке, как бы это сказать… сотворить?.. Захотеть?.. Нет, не осталось у Авроры на это сил, просто не осталось. Кроме того, она до сих пор все еще не до конца разобралась в том, как работают ее… желания.
А вот на пару мисок каши у нее сил хватило.
Увидев все ту же кашу с каштанами и медом, Филипп тихонько вздохнул, но ничего не сказал.
— Знаешь, я все думаю о том, как работает колдовство Малефисенты, и, кажется, начинаю кое-что понимать, — сказала Аврора. — Магия у нас с ней, конечно, разная, и результаты тоже, но принцип, пожалуй, одинаковый. Она берет… брала… за основу воспоминания, которые хранятся у меня в памяти, и изменяет их, искажая эти картинки или вообще подменяя их своими. Вот как-то так, по-моему. С помощью таких приемов она сумела создать у меня ощущение изолированности, «заточения» в замке. Заставила меня поверить в то, что мне некуда уйти и остается только мерить шагами Терновый замок, эту свою клетку, пока не умру. Вокруг этого ощущения Малефисента выстроила целый мир, в котором она может целиком и полностью контролировать меня, не давая проснуться. Страшная магия, но каким-то странным образом жизнь в Терновом замке стала самым ярким событием в обоих мирах, где мне довелось побывать.
Филиппу явно не нравилось то, что Аврора пытается так глубоко разобраться во всем этом. Зачем ей это нужно?
Свою кашу он уже доел и, честно говоря, не наелся, хотя и сильного голода больше не испытывал. Перекусил, что называется. Сидя на траве, принц вытянул уставшие ноги и попросил, желая сменить тему разговора.
— Роза, дашь мне посмотреть твой меч? Ну, который ты… э… сотворила?
Она охотно передала ему свой меч, Филипп вытащил из ножен свой и начал сравнивать клинки.
— Потрясающе, — сказал он, проводя пальцем то по одному лезвию, то по второму. — Абсолютно одинаковые, с ума сойти!
— Странно, между прочим. Ведь я никогда на мечи особого внимания не обращала, и на твой клинок в том числе. Как же это он у меня таким похожим получился? Сама не понимаю. Кстати, а у тебя был этот меч, когда мы впервые встретились в лесу на полянке? Я что-то не припомню.
— Меч-то у меня был, только я никогда не держал его на виду. Видишь ли, это не простой меч, а королевский. Меч наследника престола. Отец приказал выковать этот меч и подарил его мне на мой шестнадцатый день рождения. А поскольку, как я уже сказал, меч этот не простой, то опасно было бы выставлять его на всеобщее обозрение, сама согласись.
— А разве не должен меч всегда быть под рукой у рыцаря?
— Так-то оно так, но против десятка разбойников с большой дороги с одним мечом много не навоюешь. Взбалмошного безоружного дворянского сынка они, пожалуй, пропустят, только кошелек у него отберут, а вот принца — ни за что! За принца, да еще наследного, знаешь, какой выкуп потребовать с короля можно?
— Понятно, — покивала Аврора. — Вот почему я не заметила меча, когда…
Она нахмурилась, сосредоточилась, пытаясь выудить из глубин памяти воспоминание об их первой встрече в лесу. В реальном лесу.
— Когда?.. — осторожно поторопил ее Филипп.
— Не видела я у тебя меча, — сказала принцесса. — На поляне. Не видела, потому что ты его спрятал.
— Ну, да, — легко согласился принц и улыбнулся.
А вот Аврора не улыбалась ему в ответ, смотрела на Филиппа пристально, с подозрением.
— И ты не сказал мне тогда, что ты принц, — осуждающим тоном объявила принцесса.
— Не сказал, — согласился Филипп. — Но собирался. В тот же вечер собирался тебе это сказать.
— В тот же вечер? — возмутилась Аврора. — Почему в тот же вечер? Почему не сразу? Тогда, на полянке, для этого был самый что ни на есть подходящий момент, разве нет?
— Послушай, Роза, — Филипп старался говорить спокойно, рассудительно, но чувствовалось, что и он на взводе. И то сказать, не самый подходящий для этого момент. Он взял Аврору за руку, она сердито вырвала свои пальцы из его ладони. — В тот день я направлялся в замок твоего отца. Там меня тем же вечером должны были официально представить всему двору как твоего жениха. А я должен был познакомиться со своей невестой, которой не знал до этого, и распрощаться со свободной жизнью.
— И что дальше? Решил перед тем, как жениться на незнакомой тебе принцессе, закрутить напоследок легкий романчик с какой-нибудь крестьянкой или дочерью дровосека?
— Да нет же! Все не так! Просто принцу нельзя раскрывать себя, если перед ним не принцесса или какая-нибудь благородная дама. Простые девушки… Ну, как бы тебе объяснить… Стоит им узнать, что ты принц, и все они сразу же… — Филипп порозовел, начал от смущения заикаться, а Аврора продолжала все так же сурово смотреть на него. — Короче, как только девушки узнают о том, что ты принц, так сразу начинают вешаться тебе на шею. Не потому что ты им очень понравился, просто… Слушай, давай просто прекратим этот разговор и забудем о нем!
— Нет, не давай, — сварливо возразила принцесса. — Ты единственный… точнее, был единственным, кому я доверяла… Думала, что могу доверять. А еще ты был единственным человеком из моего реального прошлого. Моей забытой любовью из моего забытого прошлого, — губы у нее задрожали, голос тоже задрожал, на глазах заблестели слезы. — А выясняется, что и ты мне солгал точно так же, как все остальные. Никто за всю мою жизнь никогда не сказал мне правду. Даже ты… предатель.