Я на мгновение оторвалась от корявых строчек, догадавшись, что сейчас он заговорит обо мне. Но теперь, когда я уже столько прочла, почему бы не дойти до конца.
Она знает, она задавала мне вопросы, это нормально. Я бы на ее месте поступил так же. Она сражается с любопытством. Но мне не кажется, что она стала относиться ко мне по-другому. Она просто готова на все, лишь бы я остался помогать ее другу, даже предложила снизить плату за комнату. Сколько денег она из-за меня теряет, подумать только! Ну что ж, я готов принять ее щедрое предложение, не собираюсь капризничать. Да, я вызываю у нее любопытство, но и я тоже задаю себе вопросы насчет нее. Как она очутилась в этом громадном домище? Что может делать здесь одинокая женщина? У нее озабоченный, временами грустный вид. Не могу не наблюдать за ней издалека, она часто кажется растерянной или витающей в облаках. Наверняка я никогда не узнаю почему. Мне нужно любой ценой поскорее отдалиться от нее, от ее друзей.
Я закрыла тетрадь убежденная в том, что Элиас может исчезнуть в любой момент.
Этим вечером после ужина я устроилась в саду. Было тепло, и мне захотелось насладиться одним из благодатных вечеров, которые с каждым днем становились длиннее. Я блаженно смаковала каждый глоток воздуха. Цвела лаванда, и ее аромат накатывал волнами, успокаивающими душу. Небо было окрашено в теплые вечерние тона, делавшие его сияние еще более нежным. Я поглубже уселась на диване и любовалась открывающимся передо мной пейзажем, прихлебывая вино. Как мне раньше удавалось так долго, на протяжении всего года, обходиться без этого? Ответ очевиден. Даже отпуск я чаще всего проводила в Париже, чтобы не расставаться с Эмериком. Если задуматься, вся моя жизнь строилась вокруг него. “О нет, не уезжай, мне будет плохо без тебя!” – говорил он, когда я упоминала о возможной недельной поездке, и я легко, слишком, пожалуй, легко уступала. Мне всегда нравилось, что он имеет надо мной власть, нравилось, что он мной распоряжается. Меня поддерживала мысль, что я не одна и что я живу для него. Однако факты свидетельствовали о другом: в действительности я была целиком и полностью подчинена ему. Сам он никогда не стеснялся уезжать, если хотел, и не имело значения, как долго мы не увидимся. Если вдуматься, решив провести какое-то время в “Бастиде”, я едва ли не впервые поступила вопреки его желанию, и мой поступок смутил даже меня. Как будто я отбросила привычные ориентиры. До того звонка, когда его дочка вмешалась в наш разговор, он вообще не давал о себе знать. А я опять привычно терпела и ждала, грустя и теряя надежду.
Чтобы отвлечься от тягостных мыслей, я сунула нос в счета и попыталась прикинуть, какую прибыль в итоге может принести аренда комнат. Звук паркующейся машины Элиаса отвлек меня от подсчетов. Он обвел взглядом сад, заметил меня и, к моему изумлению, направился ко мне. Я не знала, чего ждать: наш последний разговор особо удачным не назовешь.
– Добрый вечер, – поздоровалась я.
– Добрый вечер, Ортанс.
Пора было брать ситуацию в свои руки; не будем же мы все время злиться друг на друга. И я должна быть бдительной, постараться на время забыть о прочитанном.
– Присаживайтесь! Места хватит.
Он немного поколебался, потом подошел.
– Спасибо, – пробормотал он.
Он сел в кресло, не говоря ни слова, вероятно поглощенный открывшимся перед ним видом.
– Хотите выпить? – Я не стала ждать ответа. – Сидите, сейчас принесу.
Я умчалась, как заяц, если можно так сказать, учитывая мою щиколотку, – мне не хотелось упустить возможность поговорить с ним, пусть это и будет всего лишь проявлением вежливости. Меньше чем через три минуты я вернулась с бутылкой, которую открыла некоторое время назад. Протянула ему бокал.
– Спасибо.
Он покрутил вино в бокале, понюхал его, попробовал.
– Вам нравится работа с Матье?
– Я нашел в ней серьезное преимущество. Когда пилишь ветки, по крайней мере, не задумываешься ни о чем, кроме того, чтобы не покалечиться.
Он инстинктивно дотронулся до левой руки, на которой красовалась огромная, слегка кровившая гематома.
– Наверное, все же задумались, – заметила я.
– Угадали.
Он посмотрел на меня умоляющим взглядом. Я мягко улыбнулась, стремясь успокоить его. Нет, я не собираюсь подвергать его допросу. Я поняла, о чем он попросил. А живущая во мне любительница подсматривать за чужими секретами шепнула, что я, пожалуй, больше узнаю, если продолжу читать дневник. Он не отрывал от меня глаз, в которых мелькали симпатия и грусть.
– Э-э-э… хотел извиниться за прошлый вечер. Я безобразно вел себя с вами… Как вспомню, что накричал на вас… Сам не понимаю, что на меня нашло.
Я была уверена, что агрессивность действительно не в его характере.
– Не переживайте… У всех бывают неудачные дни. Я уже все забыла. Не будем больше об этом, ладно?
Он кивнул, на его лице опять появилось легко читаемое выражение благодарности. Кто же его так ранил?
– Но поскольку я не хочу злоупотреблять вашим гостеприимством…
Я подняла руку, призывая его замолчать.
– Ну уж нет! – возмутилась я. – Не начинайте все сначала. Тема закрыта!
Он слабо запротестовал:
– Мне просто хотелось бы отплатить вам тем же.
– Это ни к чему, я вам уже объясняла.
– Не знаю, скажите… Может, пока я здесь, я бы мог помочь вам с ремонтом?
Он не только странный, но еще и жуть какой упрямый!
– Речи быть не может, вы и так выкладываетесь по полной у Матье, не хватало, чтоб вы еще и вечером вкалывали!
– Но если я как раз этого и хочу, – произнес он решительно и в то же время едва ли не весело.
– В любом случае в сезон ремонтом не займешься, не хочу беспокоить гостей.
– И все-таки подумайте, вдруг я что-то могу сделать?
Мне удалось освободиться от его давления, я отпила вина и сразу, естественно, подумала о репетиционном зале.
– Вам что-то пришло в голову? У вас на лице написано.
Я заворчала, борясь с подступающим смехом. Сперва упрямец, теперь прозорливый и все подмечающий наблюдатель.
– Постройка, в которую вы заходили прошлым вечером.
Он нахмурился, показывая, что не понимает, о чем я.
– Ну вы знаете… когда… когда мы пришли к компромиссу насчет вашей комнаты.
Его рот изогнулся, изобразив едва заметную кривую ухмылку.
– Забавное понимание компромисса… Однако должен признаться, что не обратил особого внимания на это помещение. Покажите мне, и я скажу, смогу ли им заняться. Годится?
– Договорились.
Он встал, оставив бокал, к которому едва притронулся, и с подозрением покосился на меня. Я не шелохнулась.
– Пойдемте?
– Да, конечно, пошли.
У меня было какое-то странное чувство: никогда бы не подумала, что кто-то, кроме папы, может приводить в порядок этот зал, такой дорогой моему сердцу. Я не успела взвесить все за и против, все произошло слишком быстро. Мне, однако, не следовало капризничать: он предлагает помощь, я не имею права отказываться. В то же время, согласившись на нее, я не смогу следить за каждым его шагом, за всем наблюдать, проверять, контролировать, как я делала бы, если бы наняла мастера.
Элиас шагал, засунув руки в карманы, в нескольких метрах от меня.
– Для чего это предназначено? – спросил он, когда я открыла большое окно в пол.
– Это танцевальный зал.
Я зажгла свет и повернулась к нему лицом. Он прошел вперед, осмотрел стены, зеркало, перекладину станка, потрогал ее, потом переключил внимание на меня. Впервые я прочла на его лице любопытство.
– Вы танцовщица?
– Да, точнее… преподаю танцы.
– Здесь?
– Нет.
– Вы сейчас не используете зал из-за своего голеностопа…
“К сожалению, нет”, – чуть не крикнула я.
– Его уже больше четырех лет не приводили в порядок.
– А что именно вы хотели бы здесь сделать?
– М-м-м… полагаю, хорошо бы подкрасить стены, прошлогодняя зимняя сырость подпортила их, кое-где пошли трещины.
Он кивнул и поднял голову к потолку:
– А балки? Будем красить?
Папа хотел это сделать, но я сочла, что в его возрасте опасно забираться на такую высокую лестницу.
– Не знаю.
– Потом скажете.
– То есть вы действительно намерены этим заняться?
– Думаю, я справлюсь.
На его лице вдруг проступило очень мягкое выражение, резко контрастирующее с тем, что я видела до сих пор.
– Прошу вас, позвольте мне оказать вам услугу.
Я не сумела возразить, его готовность помочь тронула меня.
– Спасибо.
Он отошел к двери:
– Спокойной ночи.
– И вам.
Он был готов исчезнуть.
– Элиас!
Он обернулся.
– Здесь все сделал мой отец… и тут ничего не ремонтировали, потому что моя мать и он умерли, с тех пор прошло…
– Четыре года. Не волнуйтесь, я буду аккуратен.
Он казался отрешенным и безучастным, но слышал все, фиксировал все. Права ли я, разрешив ему работать в зале? Я не имела понятия, но это, по крайней мере, разбило лед между нами.
Назавтра с утра, как только “Бастида” опустела, я тут же рванула в его комнату, горя желанием узнать, что он написал о вчерашнем. Я не позволила себе захихикать, прочитав первую фразу:
Надо же было вляпаться в такое дерьмо! И все-таки я с удовольствием окажу ей услугу. Мало того что меня загнал в угол лесоруб, так теперь еще и хозяйка гостиницы. Это пришло мне в голову неожиданно, когда я остался один, а она пошла за вином. Мне показалось, что она все время взвинчена, за все хватается, а ей бы поберечь свой голеностоп… Черт возьми! Это сильнее меня! В ее отсутствие я заглянул в бумаги на столике, ей не хватает денег на содержание этого дома, звездные часы которого давно в прошлом, после смерти родителей все посыпалось. Поэтому мне и пришло в голову что-нибудь починить и отремонтировать в благодарность за почти бесплатное жилье… Себя не переделаешь…