Он улыбнулся, не позволив себе растеряться:
– Мне казалось, вы не такой жесткий переговорщик… Но что вы хотите знать?
– Сколько времени вы уже странствуете?
– Ну вот, опять… В ноябре будет год.
– А почему вы выбрали такую жизнь?
– Мы договорились об одном вопросе, Ортанс, не о двух, – шутливо проворчал он.
Ну да, меня постигло разочарование, но я улыбнулась:
– С вами нелегко познакомиться…
– Однако вы мне доверяете, во всяком случае достаточно, чтобы позволить жить в своем доме.
– Это правда.
– Я бы спросил почему, но так у меня сгорит вопрос!
Мы оба рассмеялись.
– Ладно, пусть меня сочтут слишком щедрой, но я попытаюсь убить двух зайцев.
Он удобнее уселся на диване и приготовился слушать:
– Что ж, давайте.
– Позволите провести параллель с вашей бывшей профессией?
Он сразу стал серьезным, слегка выпрямился, сконцентрировался на том, что я собираюсь сказать, и кивнул, давая разрешение.
– Почему-то одним врачам доверяешь, а другим нет. Вот в вас я чувствую настоящего врача, врача, которому я бы доверилась. Одного такого я встретила два месяца назад, он консультировал меня – старый ортопед, похожий на безумного ученого, но я, несмотря ни на что, ему поверила, послушалась его, хоть он и перевернул всю мою жизнь. Ну да, он учинил в ней полный кавардак, хотя скорее виноват не он, а разрыв связок, который я себе устроила! Потом я пришла к выводу, что связь с женатым мужчиной, которая длилась три года, не принесла мне ничего, кроме того, что я прошла мимо собственной жизни, и в придачу прослыла полной кретинкой в глазах всех знакомых. Я больше не вижу себя в танцевальной школе, которой руковожу вместе с партнерами, я даже бросила их перед самым окончанием учебного года, потому что ощущаю себя не на своем месте. Я подыхаю от желания танцевать, но одновременно мне страшно. Вы спросите: почему? В следующий четверг я иду к врачу, и велика вероятность, что он наконец-то даст добро. И мне страшно, потому что в тот день, когда я снова начну танцевать, я окажусь лицом к лицу с самой собой.
Высказав все это, я задохнулась. Отпила немного вина и бросила осторожный взгляд на Элиаса, который не отводил от меня глаз.
– Вы действительно невероятно щедры в своих ответах.
Мне вдруг стало очень неловко. Я выложила ему все, ничего не стесняясь и не сдерживаясь. Как будто слетела с тормозов. Однако, если честно, мне стало легче, оттого что я выговорилась, а заодно я частично избавилась от чувства вины за ежедневное вторжение в его комнату. Я была обескуражена своей откровенностью, но довольна, что он теперь знает обо мне немного больше.
– Вы правы, сама не понимаю, что на меня нашло…
– Только не надо извиняться, но, знаете… я никогда не сумею конкурировать с вами…
– А я от вас этого и не требую. Вы действительно ничего не хотите сказать?
Он слегка растерялся, постарался уйти от ответа:
– Нет, ничего интересного, поверьте. Вы будете разочарованы.
– Я уверена в обратном… И не теряю надежды, что однажды вы мне больше расскажете о себе.
Я наблюдала за ним несколько секунд, он не шевельнулся.
– На самом деле я ошиблась, по всей вероятности, вы не мой доктор, вы – мой психоаналитик, поскольку вам всегда удается заставить меня сказать то, что я хотела бы скрыть, – весело подытожила я.
Он усмехнулся и отхлебнул еще вина.
– Ортанс, можно я задам вам последний вопрос?
– Валяйте, что уж теперь!
– Хотите, я приторможу ремонт, чтобы у вас был предлог не возвращаться к танцам?
На меня напал безумный хохот, я уже давно так не веселилась.
– Отличная идея, я учту. Но мой духовный отец, узнав, что запрет снят, способен заставить меня танцевать прямо в саду!
– Будь я вашим врачом, я бы вам не разрешил танцевать в саду, чтобы снова не подвернуть ногу на торчащих корнях.
– Тогда я вас послушаюсь! Не тормозите ремонт, пожалуйста, потому что на самом деле танцевать – это все, чего я хочу, но и не торопитесь, вы и так очень много делаете. Договорились?
– Как скажете…
Его пристальный взгляд смутил меня, пришлось побороться с собой, чтобы отвести от него глаза. Я встала, он тоже.
– Пойду лягу.
– Спокойной вам ночи, я уверен, что все будет хорошо.
– Я тоже так считаю. Спокойной ночи, Элиас.
На полпути к дому я не удержалась и обернулась: Элиас нервно тер затылок, потом почувствовал мой взгляд и обернулся, и тогда наши глаза встретились, и он мне улыбнулся. Я помахала ему и вошла в дом. К своему удивлению, я чувствовала себя абсолютно спокойной, когда улеглась в постель. Я уснула, не успев додумать последнюю мысль.
Проснувшись, я первым делом вспомнила Элиаса, и это меня насторожило. Тем не менее и под душем я продолжала думать о нем. Меня радовало, что мы снова будем вместе за завтраком. Этот незначительный каждодневный ритуал предстал передо мной в ином свете. Сколько раз я завтракала в его компании? Намного чаще, чем с Эмериком, если задуматься. Я прокручивала в памяти последние дни, последние недели, и для меня становилась очевидной близость, ощутимая связь, возникшая между нами. Все эти милые пустяки, приятные моменты, которые я мечтала разделить с Эмериком, зная, что этого никогда не будет, я разделяла теперь с Элиасом. Что может быть более интимным, чем минуты после пробуждения, наши утренние встречи?
Судя по моему огорчению, когда я не нашла его утром на кухне, я увлеклась этими встречами больше, чем следовало. Мне доставили хлеб и круассаны, а Элиас все не появлялся. Я с трудом удержалась, чтобы не спросить у булочника, нет ли во дворе старого темно-синего внедорожника. Все больше нервничая, включила кофеварку. Я вздрагивала от малейшего шума и каждый раз чувствовала разочарование от того, что это не его шаги на лестнице. Когда кофе был готов, я стала задыхаться в четырех стенах, налила себе чашку и вышла в сад – за воздухом и светом, в которых отчаянно нуждалась.
Я уже собралась пойти посмотреть, на месте ли машина, как вдруг заметила неясные очертания какой-то фигуры на диване в глубине сада. Я приблизилась на цыпочках: Элиас спал, свернувшись клубочком. Сколько времени он здесь? Неужели он провел целую ночь под открытым небом? Я села рядом с ним, чувствуя одновременно беспокойство и любопытство. Он зашевелился, слегка расслабился, попытался перевернуться на другой бок, но ему не хватило места. Веки начали вздрагивать, нужно было уходить, оставить его, но я не могла. Хотелось дотронуться до него, погладить по лицу, подарить ему спокойное пробуждение. Я встретила его сонный взгляд. Элиас казался совершенно потерянным. Настолько сбитым с толку, что не сразу понял, где находится. Он глубоко вздохнул, это был длинный, старательный, вдумчивый вдох. Садясь, он постарался не задеть меня ногами.
– Держите. – Я протянула ему свою чашку. – Горячий.
Он взял кофе:
– Спасибо и… извините, что уснул здесь.
– Не извиняйтесь. Вам удалось хоть немного поспать?
Элиас сделал глоток:
– Я задремал на рассвете.
Он всматривался в кофе с напряженным лицом.
– Что вам мешает спать?
Он встал, сделал несколько шагов, потянулся, и я услышала, как хрустнули суставы. Он покосился на меня:
– Призраки, не дающие жить…
– И кто они, эти признаки?
– Не сейчас, прошу вас…
– Хорошо… только скажите, не могу ли я помочь вам прогнать их.
Он грустно пожал плечами со знакомым выражением печальной благодарности, которое я заметила в первые дни после его приезда – когда одолжила ему машину и когда подарила бесплатные завтраки. Не оборачиваясь, он пробормотал:
– Вы уже начали это делать.
Я застыла на месте и онемела.
Меньше чем через полчаса он уехал на работу. Послал мне очередную тоскливую улыбку, не произнес ни слова и испарился. Я обслуживала остальных гостей и думала только о том, как брошусь читать его тетрадь. Тень в глазах Элиаса заставляла меня опасаться худшего.
Зайдя наконец в его комнату, я остолбенела: тетради на столе не было. В панике я искала ее повсюду. Меня лишили того, без чего я уже не могла обойтись. Дневник я нашла на кровати. Села рядом, и меня одолели сомнения. Что я для себя открою? Кто эти фантомы, о которых он говорил два часа назад? Как бы то ни было, я обязана узнать! Прислонившись к спинке кровати, я вытянула ноги, набрала побольше воздуха в легкие и вернулась к чтению с того места, на котором его прервала. По всей вероятности, он посвятил записям значительную часть ночи.
Я уверен в положительном результате ее визита к реабилитологу. Будь я ее врачом, я бы велел ей танцевать, бегать, прыгать – ясно, что она уже здорова. Она и не подозревает, насколько грациозно малейшее ее движение, даже когда она не танцует, какой свет она излучает, гипнотизируя каждого, кто наблюдает за ней. Она снова начнет танцевать, и ее улыбка наверняка станет шире. Ортанс – женщина, которую хочется видеть счастливой. Вспоминая, что она мне сказала, я понимаю, что все правильно угадал. Получается, я не совсем лишился проницательности. У нее действительно связь с женатым мужчиной, и она сознает, что ломает свою жизнь. Это приводит меня в отчаяние. Я себя спрашиваю, что она будет делать дальше, когда снова сможет работать и займется своим настоящим делом… Я должен быть осторожным. И покончить с нашими завтраками вдвоем.
Быть может, я хоть что-то для него значу? Вдруг он привязался ко мне? Меня бросило в жар, дыхание ускорилось…
Давно уже я не радовался за другого человека. Оказывается, такая радость приятна, она утоляет печаль. Но не стоит играть в эти игры. Я рискую в очередной раз слишком дорого заплатить. Она ждет ответов на свои вопросы, хочет познакомиться со мной поближе, но я боюсь ее разочаровать. Она воспринимает меня как человека, которому можно доверять. Я считал себя таковым, может, я таким остаюсь и по сей день, но оскорбления, которые продолжают время от времени сыпаться в мою голосовую почту, свидетельствуют об обратном.