– Правда?! Это действительно правда?
– Конечно правда!
Я бросилась ему на шею, повторяя “спасибо, спасибо, спасибо”.
– Вы так рады!
– Вы даже не представляете себе насколько!
Я пожелала ему самого распрекрасного вечера и убежала легким шагом, вприпрыжку. Я не касалась земли. Сходила с ума от счастья. Мне хотелось прокричать об этом всему свету. Мне показалось, будто я вдруг вырвалась из мрачного туннеля, в котором меня так долго держали. Наконец-то я смогу выплеснуть эмоции, которые держала в себе многие недели. И главное, снова обрету себя, стану единым целым со своим телом. Я не торопилась обратно в “Бастиду” и решила заскочить на пару минут к Кати в магазин, чтобы сообщить великую новость. Я небрежно припарковалась прямо перед витриной. Еле удержалась от пируэта, который бы все объяснил. Но это было неразумно, поскольку я не разогрелась. Тем более что я хотела его исполнить не здесь. Вместо пируэта я решила насладиться моментом и застыла перед подругой, глядя на нее, но не произнося ни слова.
– Эй? Ты же сейчас от врача?
Я и бровью не повела.
– Что он сказал?! – чуть ли не закричала она.
Я опустила ресницы и изобразила садистскую ухмылочку.
– Готова хорошенько попотеть в зале “Бастиды”?
– Да ты что! Гениально!
Она повисла у меня на шее, прижала к себе.
– Задушишь! – запротестовала я.
Она отпустила меня и обхватила мое лицо руками.
– Извини, не удержалась, но я в восторге. Теперь тебе будет лучше, а я горжусь тобой.
Нас прервали покупатели. На лице Кати появилась недовольная гримаска.
– Что ж, не сейчас! Хочу отпраздновать это с тобой! Придешь к нам на ужин?
Я немного задержалась с ответом.
– Нет, мне пора возвращаться, нужно собрать вещи, ты же помнишь, я завтра с утра еду?
Это было неправдой: сумка была сложена, я даже успела получить эсэмэску от Бертий: она сообщила, что после концерта мы идем в ресторан к Стефану праздновать окончание учебного года. Мы с моей щиколоткой вернемся на место преступления. То есть я спокойно могла сегодня вечером поужинать с друзьями. Но мне хотелось поделиться новостью с Элиасом.
– Что за ерунда! Разве ты не можешь все быстренько побросать в сумку и прийти?!
– Послушай, отпразднуем в субботу вечером! Ничем не хуже.
В ее глазах промелькнуло подозрение.
– Какие у тебя ощущения насчет завтрашнего дня?
– Не хочу об этом думать…
– Встретишься с Эмериком?
– Не знаю… может быть… он хотел прийти ко мне на концерт, но в этом, по-моему, нет особого смысла… Тем более что он в последние дни не объявлялся.
Она вдруг забеспокоилась, нахмурилась:
– Ты собираешься с ним увидеться?
Я растерянно помолчала. На самом деле я пока не задавала себе такого вопроса.
– Представления не имею… Ладно, давай, клиенты ждут!
Я убежала и села в машину, чувствуя себя счастливой, освобожденной и взволнованной.
Элиаса не было, когда я приехала, и это меня не очень, но все же удивило. А собственно, на что я рассчитывала? Он никогда не возвращался в “Бастиду” до девяти вечера. Мне бы надо было перекусить, хоть что-то сжевать, но я была взвинчена и кусок в горло не лез. Не то чтобы я плохо себя чувствовала, совсем нет. Просто я хотела только одного: пусть он скорее придет, и я сообщу ему новость. Я села на диван в саду и принялась ждать, пытаясь заставить замолчать внутренний голос, который нашептывал, что все не так просто. Он стал еще настойчивее, когда на нашей подъездной дороге появился автомобиль Элиаса. Мое сердце забилось быстрее и сильнее.
Я замерла, пораженная своей реакцией и немыслимой очевидностью, которая открывалась мне все явственней.
Я повернулась к нему, а он, как каждый вечер, подошел ко мне. Оказавшись рядом, он беззвучно произнес: “Ну?” Я широко ему улыбнулась, он сразу ответил мне тем же. Его радость, его счастье потрясли меня. Неужели моя судьба действительно его волнует? Он уселся в кресло напротив меня и, не говоря ни слова, стал пристально на меня смотреть. Я тоже молчала, позволяла ему изучать меня, а заодно разрешила себе наконец-то по-настоящему увидеть его лицо с чертами плавными и жесткими одновременно, в зависимости от того, что оно выражало. Он выглядел намного лучше, чем сразу после приезда, хотя темные круги под глазами, естественно, никуда не делись, учитывая, как мало он спал. Солнце и мистраль задубили кожу, она покрылась рабочим загаром – темным, грязноватым, но красивым. Морщины и “гусиные лапки” рассказывали о страданиях, но все-таки и о радостях тоже. В темных глазах я впервые заметила желтые искры. Бугорок на носу свидетельствовал о том, что когда-то он его ломал, и мне сразу захотелось узнать, был ли Элиас непоседливым ребенком или же драчливым подростком. Заметив порез на подбородке, я только в этот момент сообразила, что каждое утро он тщательно бреется, и вспомнила, что в его комнате видела одноразовую бритву. Мне захотелось дотронуться пальцем до этой царапины. Передо мной возникла картинка: он в джинсах стоит перед зеркалом в ванной и уверенной рукой проводит по лицу бритвой, потом надевает на голое тело джемпер, в котором пришел сегодня вечером. Я вдруг услышала, как он глубоко вздохнул, и, слегка дрожа, спустилась с небес на землю. Он провел рукой по лбу, словно желая собраться с мыслями, меланхолично усмехнулся и вопросительно выгнул бровь:
– Готовы вернуться в танцевальный зал?
Его голос, как мне показалось, звучал теплее, чем накануне, я словно услышала его впервые. Глубокое смятение и толпящиеся в моем мозгу вопросы не помешали мне повести плечами и лукаво посмотреть на него.
– Я не просила вас торопиться… так что у меня еще есть немного времени…
Он покачал головой:
– Даже если я замедлю темп, все будет готово к воскресенью, а то и раньше.
Мне почудилось, что в его глазах на мгновение вспыхнула гордость, как будто ему удалось переиграть меня. И это было не так далеко от истины: у меня опустились руки.
– Как вам это удалось?
– Извлекаю пользу из бессонницы.
– С ума сошли! Запрещаю вам!
– Почему же?
– Ну-у-у… потому что… потому что… ночью надо спать!
Мой жалкий аргумент рассмешил не только его, но и меня саму.
– Если серьезно, хотите прямо сейчас увидеть, что получается? Кое-что еще надо доделать… но я надеюсь, что результат вам понравится.
– Не сомневаюсь…
Он встал и протянул мне руку.
– Ну что? Пойдемте? – тихо предложил он.
– Да…
Моя рука была в двух сантиметрах от его ладони, я чувствовала ее тепло, почти физически ощущала жесткую кожу, задубевшую за несколько недель работы лесорубом. Я собралась взять его за руку, и тут зазвонил мой телефон. Я застыла на долгие секунды, не отводя от него глаз и не убирая руку. Я знала, кто звонит, я его чувствовала, у него всегда был нюх на депрессивные моменты, а сейчас сработал нюх на опасность. Я растерялась, мне захотелось, чтобы мобильник никогда больше не звонил. Взгляд Элиаса на миг остановился на дисплее. Его рука упала вдоль тела, моя – на диван. Он слабо улыбнулся:
– Как-нибудь в другой раз.
Он развернулся, закурил и решительно зашагал к танцевальному залу. Телефон замолчал на пару секунд, а потом снова подал голос. Я автоматически ответила.
– Алло…
Я продолжала всматриваться в Элиаса, он больше не сутулился, как в первые дни по приезде, теперь он держался прямо – стал сильнее, выздоравливал. Способствовала ли этому жизнь в “Бастиде”? Или делало свое дело время? Или эта брешь, которую он упоминает в своем дневнике, понемногу затягивается? Рискну ли я надеяться? Сложу ли вместе слова, написанные обо мне?
– Ортанс… ты здесь?
– Да… подожди минутку.
Я побежала за Элиасом, позвала его. Он обернулся.
– Встречаемся завтра за кофе?
Он едва заметно усмехнулся:
– Нет… Матье ждет меня на участке к семи.
– Тогда до субботы.
– Будьте осторожны в Париже.
– Обязательно, – едва слышно пообещала я.
Я мотнула головой в сторону кофейного столика, на котором оставила телефон:
– Мне надо ответить.
Он кивнул и двинулся дальше. Я продолжила разговор с Эмериком, чувствуя легкую растерянность:
– Извини.
– Я не вовремя или что? У тебя голова занята чем-то совсем другим…
– Нет… я просто не ожидала, что ты позвонишь…
– Я в дороге, у меня сегодня были дела на выезде. Как ты поживаешь?
– Все в порядке…
– Уверена?
– Ну я же сказала! – Его настойчивость раздражала меня.
Я не хотела с ним говорить, с ним – не хотела. Мне нужно было, чтобы Элиас вернул меня в танцевальный зал, мне хотелось быть только с ним. Как такое возможно?
– Ты что-то от меня скрываешь?
– Нет… но…
Вот я уже и вру ему. Не стану же я выворачивать ситуацию наизнанку, ставить себя в положение политого поливальщика. Пришло время разобраться со своими чувствами, но я отказывалась делать это – опасалась, вдруг на меня свалится немыслимое и тогда мне покажется, будто я обманываю Эмерика. Я этого ни за что не сделаю. Просто не имею права. Не из соображений верности Эмерику, этот этап давно мною пройден. Ради самоуважения. В наших с ним отношениях не осталось никакой красоты, если предположить, что она когда-либо была, и не могло быть и речи о том, чтобы таким образом испачкать едва зарождающиеся чувства к другому. Вот только все эти мысли и чувства принадлежали мне и только мне, я не могла поделиться ими с Эмериком, поскольку он уже выбыл из игры, из моей игры.
– Но что?
– Я думаю, нам нужно меньше перезваниваться, точнее, тебе надо реже звонить мне… Я должна двигаться вперед, Эмерик.
– Ты больше не хочешь со мной разговаривать… Вот, значит, до чего мы дошли…
– Нет… А вообще-то да… Мне кажется, тебе это тоже нужно…
Он помолчал, и я почувствовала, что он сдается.
– Ты права… но мне трудно представить себе, что ты уйдешь из моей жизни.
– Привыкнешь.
– Все так странно…