Поэтому она оставила без внимания свои внутренние страхи и решила, что Дугласа это просто не касается. Мысль о том, что такой ее поступок, возможно, эгоистичен, непорядочен и даже опасен, не пришла ей на ум.
Она не позволяла себе об этом думать.
С самой первой ночи после случая на цветочном рынке она видела Джеймса во снах. Обычно эти сны заканчивались глубоким разочарованием. В них она бесконечно преследовала его, а он исчезал то за закрытыми дверями, то за углом, то в темных автомобилях, уносивших его, несмотря на ее отчаянные возгласы: «Стойте! Пожалуйста, стойте!» Часто она просыпалась с мокрыми от слез бессилия щеками.
Порой сны с Джеймсом были совершенно другими, и даже если бы Дуглас был в курсе всего, она вряд ли посмела бы обсуждать их с ним. Глубоко эротичные, они почти всегда заканчивались судорожным физическим удовольствием, от которого она просыпалась в смущении и страхе, что невольным вскриком могла разбудить Дугласа. К счастью, он всегда спал крепко.
На первый взгляд привычки Дианы не изменились. Как и прежде, с утра она дожидалась Максин, оставляла ее со Стеллой заниматься французским, шла в Сен-Поль, там брала такси до цветочного рынка.
Арман продолжал приветствовать ее шутками, представлявшими, по его мнению, лучшие образчики английского юмора, затем приносил кофе и газету, и Диана делала вид, что читает.
Однако приглядевшись, дотошный наблюдатель обязательно отметил бы перемены в ее поведении. Ни один проезжающий автомобиль или такси не ускользали от ее пристального внимания. Ни один высокий мужчина в строгом костюме и шляпе не проходил незамеченным. К тому же теперь Диана, задумавшись над café crème, просиживала в уличном кафе по два часа, хотя и выпивала всего одну чашку кофе.
Таким дотошным наблюдателем была Элен, женщина далеко за пятьдесят, владелица цветочной палатки напротив кафе Армана. Диана никогда не замечала цветочницу, почти каждое утро возившуюся с букетами, неприметную в своих простых платьях, с седеющими волосами, неизменно стянутыми в пучок на затылке.
Элен же заметила Диану с самого первого дня ее появления на рынке. Цветочница восхищалась красотой молодой женщины и, глядя на нее, вспоминала собственную дочь. Та тоже была смуглянкой с зелеными глазами и умела хорошо одеваться. Элен скучала по дочери, уехавшей из Ниццы работать в Париж, и находила тайное удовольствие, представляя, что сидящая напротив девушка – ее Мари.
От приметливой Элен не укрылись перемены в поведении англичанки. Она больше не читала газету с прежним усердием и как завороженная рассматривала проносящиеся мимо автомобили, особенно такси. И мужчин. Молодая женщина словно высматривала кого-то, окидывая цепким взглядом почти каждого прилично одетого мужчину. Пока она сидела за столиком, на ее лице то вспыхивала надежда, то отражалось разочарование, а уходила она всегда печальная и растерянная.
Тревога Элен, готовой воспылать материнскими чувствами к молодой женщине, росла с каждый днем, и однажды утром, когда Диана беспокойно вертелась на своем обычном месте в кафе уже более часа, цветочница приняла решение. Она одернула фартук, поправила деревянную табличку с надписью «Fermé»[5] у своей палатки, пересекла улицу и подошла к столику Дианы в углу террасы.
– Bonjour, madame… Вы, кажется, англичанка?
Диана, смотревшая в другую сторону на подозрительное такси, из которого, однако, вышли две пожилые леди с крошечными собачками, слегка вздрогнула.
– О боже, вы меня напугали. Да, я англичанка. Откуда вы знаете?
Женщина указала на Армана, протиравшего у стойки бара бокалы.
– Иногда я здесь обедаю, а Арману нравится о вас поговорить. – Она улыбнулась. – По-моему, он немного влюбился.
Диана улыбнулась в ответ.
– Может, вы присядете? Меня зовут Диана.
– А я Элен.
Женщина села напротив.
– Хотите? – спросила Диана, доставая пачку сигарет. – У вас хороший английский.
Элен взяла сигарету, они закурили.
– Merci, Диана.
– Je vous en prie[6].
– Вы тоже замечательно говорите по-французски, madame.
Диана выпустила тоненькую струйку дыма.
– Спасибо. Я стараюсь. А вы где научились английскому?
– От моего покойного мужа. Он был родом из Манчестера.
– А, тогда понятно.
Несколько минут они молча курили, затем Диана спросила:
– Madame… Элен, вам что-то нужно?
Старшая женщина медленно кивнула.
– В этом и есть вопрос, моя дорогая. Что нужно вам? Что – или кого – вы высматриваете отсюда каждый день?
– Это настолько бросается в глаза? – встревожилась Диана.
Элен махнула рукой в сторону своего прилавка, который к этому часу был уже почти пуст, лишь в ведре оставалось несколько белых роз.
– Вон оттуда. Я заметила вас несколько недель назад, когда вы впервые здесь появились. Вы очень похожи на мою дочь. Она примерно одного с вами возраста. Моя Мари сейчас в Париже, и я очень по ней скучаю.
Элен стряхнула пепел в маленькую оловянную пепельницу на столе и продолжила:
– Но, alors[7], мое… – она задумалась, подбирая слово. – Ах… ma curiosité…
– Любопытство, – подсказала Диана.
– Да, конечно… К вам меня привело любопытство. Что-то изменилось, madame, n’est-ce pas?[8]
– Что вы имеете в виду? И называйте меня Диана, пожалуйста.
– Что-то изменилось, Диана. Арман говорит, несколько дней назад произошел загадочный случай. Вы увидели знакомого мужчину в такси, и с тех пор будто сама не своя.
Диана почувствовала непреодолимое желание рассказать этой женщине все как есть, однако не стала торопиться.
Элен выпустила дым и пожала плечами.
– Послушайте, дорогая. Мы же с вами женщины и такое всегда замечаем. Вы очень встревоженны, это совершенно очевидно. – Она коснулась руки Дианы. – Расскажите, кого вы ждете?
Неожиданного физического контакта и искреннего тона француженки оказалось достаточно, чтобы прорвать и без того шаткую оборону. Диана опустила голову, и из глаз закапали слезы.
– Не могу… Я больше не выдержу, – всхлипнула она. – Не знаю, что мне делать. Кругом сплошной туман.
Элен быстро придвинула стул ближе и обняла Диану. Молодая женщина приникла к ее плечу, задыхаясь от рыданий.
Элен дала ей проплакаться, изредка издавая мягкие, кудахчущие звуки сострадания. Ошеломленный Арман наблюдал за ними из-за стойки.
Наконец Диана немного успокоилась и вытерла слезы салфеткой, которую Элен вложила ей в руку.
– Простите меня, Элен… Все это время я пребывала в таком напряжении. Вы, наверное, уже пожалели, что подошли ко мне.
– Чепуха, дорогая… Но что за туман, о котором вы упомянули?
– Туман… Не знаю… Такое впечатление, что я заплутала. Стою непонятно где… И время тоже стоит на месте.
– А, la salle d’attente – зал ожидания.
– Да, точно, – согласилась Диана, икая.
Элен медленно кивнула, затем одним пальцем приподняла подбородок Дианы.
– А теперь, ma chérie, вы откроете мне, кого вы ждали все это время.
Диана рассказала все: о том, как брат привез Джеймса Блэкуэлла домой в Дауэр-Хаус; о его визитах в Гиртон и их стремительной помолвке после Дюнкерка; о двойной трагедии в день свадьбы; о том, что они со Стеллой под покровительством Дугласа начали строить будущее в Провансе.
Сперва Диана тараторила, и Элен не единожды просила ее говорить помедленнее. Постепенно девушка успокоилась, порывистые движения рук, сопровождавшие начало рассказа, прекратились, и чем дальше, тем становилось проще смотреть в добрые глаза пожилой женщины, открывая ей душу. О напряжении теперь напоминали только сигареты, которые она курила одну за другой.
Элен слушала большей частью молча, пока Диана не начала рассказывать о такси, проезжавшем мимо кафе Армана неделю назад. В этом месте она остановила девушку и задала несколько уточняющих вопросов. Закончила Диана, упомянув заключение о смерти Джеймса в отчете Королевских ВВС.
К этому времени Арман успел протереть и покрыть белыми скатертями столы. Кафе было готово к обеду. Ножи и вилки с прелестными синими ручками и бокалы – зеленые для воды и прозрачные для вина – сияли и искрились на солнце. Время едва перевалило за полдень, а посетители уже активно занимали места.
На ходу повязывая свежий белоснежный фартук на пухлой талии, Арман торопливо подошел к женщинам.
– Надеюсь, madame стало лучше? – робко поинтересовался он.
– Да, Арман, все хорошо, – ответила Диана.
Как ни странно, она не почувствовала ни малейшего смущения, вспомнив о своих недавних слезах. Глядя на Армана, кивающего и нервно теребящего кончик нафабренных усов, Диана поняла, что успела полюбить его за несколько коротких недель после приезда во Францию.
– Trés bien[9], – проговорил он, и словно из воздуха возникло меню. – Останутся ли mesdames на déjeuner, peut-être?[10]
Диана вопросительно посмотрела на новую подругу.
– Останемся?
– Почему нет? – ответила Элен, вставая. – Закажите на двоих, chérie, мне нужно закрыть палатку. Что-нибудь на ваш вкус, здесь любая еда хороша.
Услышав комплимент, Арман поклонился.
Пока Элен на другой стороне улицы опускала деревянные жалюзи в палатке, Диана с помощью Армана заказала обед.
– Для начала salade niçoise[11], – объявила она Элен, когда та вернулась спустя несколько минут, – потом я хотела попросить для нас sole grillé[12], но Арман говорит, что он вкуснее