– Помню, приехав в Апминстер, я никак не мог понять, почему его до сих пор нет. Решил, что сломался мотоцикл или пробило колесо. Господи, бедный Джон. Я часто думал, удалось ли ему выжить в войне. Но погибнуть вот так, в дурацкой аварии…
Он проницательно посмотрел на нее.
– Боже, страшно представить, что вы пережили в тот день… Обе новости пришли одновременно?
– О вас? Да, почти. Сначала позвонили из полиции, сообщили о Джонни. Папе пришлось ехать на опознание. Для него это был кошмар. Не успел он вернуться, как явились из ВВС с новостью о тебе.
Он хотел было дотронуться до ее ладони, но Диана отдернула руку и укоризненно посмотрела на него.
– Джеймс, они не сомневались в твоей смерти. Даже тогда, до официального рапорта. Его я тоже читала. В нем говорится, что ты погиб. Два пилота из твоей эскадрильи сделали заявления. Подтвердили, что парашюта точно не было, зато они видели, как самолет взорвался, упав на землю.
Она посмотрела на него так, будто впервые с момента их встречи его как следует разглядела.
– Что ты делаешь здесь, Джеймс? Как тебе удалось выжить в той страшной катастрофе?
Он глубоко вздохнул.
– Ладно, Диана, я расскажу. С чего начать?
Глава 43
Ему было весело.
Отработал как надо.
Сбил троих всего за несколько минут.
Первого атаковал почти сразу. Немецкий истребитель взорвался от очереди Джеймса. Самолет мгновенно превратился в шар из пламени и черного дыма – внезапное пятно в синем, кристально чистом небе.
«Черт. Похоже, я попал ему в бензобак или полную боеприпасов авиапушку», – подумал он, резко накренившись, чтобы самому не уйти вниз.
Второе и третье попадания случились почти одновременно. Его машина и Ме-109 шли в лобовую атаку друг на друга. Он видел, как мигают и дымят небольшими хлопьями орудийные порты немца, скорость обоих самолетов приближалась к 600 милям.
Блестящие снаряды со свистом пролетали с обеих сторон, непостижимым образом не попадая в цель. Его собственные трассирующие пули проходили ровно под брюхом противника. Джеймс слегка изменил наклон и удовлетворенно крякнул, увидев, как очередью прошило вражеский носовой обтекатель.
Им вдруг овладело странное спокойствие. «Кому-то из нас скоро конец», – хладнокровно подумал он.
Большой палец упорно оставался на пламегасителе.
«Если честно, мне в любом случае плевать».
«Мессершмитт» сорвался первым, резко пошел верх, а затем штопором вниз и в сторону. Это был роковой удар: самолет столкнулся с другим немецким истребителем, который, вертикально пикируя, спешил на подмогу. Оба исчезли в гигантском огненном шаре.
«Боже. Несчастные ублюдки».
Он осмотрел небо. В зоне видимости не осталось ни своих, ни врагов. Впервые с начала полета у Джеймса появилась возможность сориентироваться. Он глянул вниз, на побережье.
«Ого!»
Во время боя его занесло далеко в глубь материка. На севере отливал голубым блеском пролив. Под крыльями плыли французские деревни, фермерские угодья.
«Ладно, хватит. Пора возвращаться домой».
Он толкнул ручку от себя, совершил разворот с пикированием в сторону моря. Если не лезть куда не следует и держаться ближе к земле, минут через двадцать он сядет в Апминстере. Он покосился на датчик топлива. Стрелка низко.
Или совершит аварийную посадку в Восточном Суссексе.
«Спитфайр» дернулся, как испуганная лошадь, и, сотрясаясь, пошел вбок. Джеймс резко оглянулся. С тыла, чуть выше и правее, атаковал Ме-109, мотаясь из стороны в сторону, как разъяренная оса.
«Чтоб тебя! Уже отстрелил бо́льшую часть хвостового стабилизатора. Самолет практически не годен к полету».
От этой мысли замерло сердце, тем временем мотор зацепило еще несколькими снарядами. «Мерлин» зашелся кашлем, запнулся и в последний раз отчаянно взревел. Раскуроченные поршни и куски металла летели во все стороны, из моторного отсека било оранжевое пламя.
Огонь перекинулся на кабину, завоняло топливом. Черный дым смешивался с маслом, брызгающим в лобовое стекло из какой-то пробоины, плексигласовый фонарь моментально заволокло. Джеймс был не в состоянии хоть что-то рассмотреть, летел вслепую.
«Поразительно, насколько быстро все произошло – четыре, пять секунд?» Самолет стал круто пикировать вниз. Привязные ремни врезались в плечи, голову прижало к верху фонаря.
«Боже, как ужасно умереть вот так, ничего не видя вокруг».
Джеймс подергал черный фонарь, попытался сдвинуть назад, но тщетно – полозья зажало (еще бы!), тогда он застучал по нему кулаками. Наконец фонарь приподнялся на пару дюймов, в кабину вновь хлынул свет. Джеймс не прекращал попыток, страх придал ему неимоверную силу, чертова штуковина нехотя отъехала назад еще немного. А потом неожиданно поток воздуха сделал остальную работу, полностью оторвал и унес прочь треклятый фонарь. Ветром забило глаза, нос, уши, стало почти невозможно дышать.
«Все как в прошлый раз. Только сегодня, господа, мы разобьемся».
Джеймс высунул голову и посмотрел вниз. Черт! До земли не больше трехсот футов, он несется вниз с бешеной скоростью. Через несколько секунд наступит конец.
Прямо под ним ряд высоких тополей, и инстинктивно он с силой оттянул ручку управления, сработали закрылки. Невероятно, но самолет откликнулся, хоть и немного. Нос приподнялся, и каким-то непостижимым образом ему удалось уйти от деревьев. Самолет закачался, завибрировал и ушел в прощальное пике.
«Вот и все. Маленький самолет примет смерть вон на том лугу.
Только без меня».
Одним резким движением Джеймс отстегнул ремни и перевалился через борт, дергая за вытяжной трос парашюта. До земли не оставалось и ста футов.
«Проклятье!»
Внизу на поле точками алели маки среди каких-то желтых цветов. Что это? Лютики? Одуванчики?
Он крепко зажмурился, чтобы не видеть собственную смерть.
Вдруг над ним с треском раскрылся купол, рывком врезались между ног ремни. Он распахнул глаза. В тридцати ярдах от него горящий самолет тоже приближался к земле. Джеймс со всего маху ударился ступнями. Одновременно прозвучал страшный взрыв, тело обдало жаром. Череп жгло так, будто голову окунули в кислоту.
Через мгновение он сообразил, что горят волосы, стал исступленно лупить по голове затянутыми в перчатки руками и вдруг увидел, что куртку тоже охватило огнем. Он попытался лечь на землю, чтобы сбить пламя, но что-то удерживало его в вертикальном положении. Оказалось, парашют зацепился за верхушку тополя на краю луга. Стропы туго натянулись, и он танцевал на цыпочках, как горящая марионетка.
«Да что такое!»
Джеймс ударил по металлическому замку на груди. Щелчок – и стропы ослабли, он осел на землю как мешок с углем.
Все еще охваченный огнем, он катался по траве и лихорадочно молотил руками по голове. Наконец пламя удалось сбить.
От самолета, все еще объятого огнем, валил едкий дым, громко хлопая, взрывались боеприпасы.
«Быстрее бежать отсюда!»
С трудом встав на ноги, он тотчас истошно закричал, едва не упав снова. Позвоночник будто прошило электричеством. Боль была невыносимой.
Пули с треском летели во все стороны; нужно срочно убираться прочь от останков «Спитфайра».
Сделав несколько нетвердых шагов, он вдруг почувствовал страшный удар. Левая нога подлетела вверх, как у танцовщицы кордебалета, за ней последовало все тело, изогнулось в воздухе и рухнуло на землю. С минуту он лежал, переводя дух. Затем наконец сел и расшнуровал сапог. Так и есть, ранен. На задней поверхности голени зияла ровная дыра, спереди же все выглядело куда отвратительнее: пуля прошла навылет рядом с берцовой костью. Более того, кость белела, как тычинка посреди кроваво-красных лепестков, распустившихся симметрично вокруг нее.
С удивлением он отметил, что кровотечение не обильное, а из входного отверстия не течет и вовсе. Он решительно размотал белый шелковый шарф, подаренный Дианой перед Дюнкерком, туго перевязал рану и вновь поднялся на ноги.
Грохот разрывающихся боеприпасов достиг мощного крещендо и звучал теперь как завершение шоу фейерверков. Одна пуля просвистела так близко, что щекой он ощутил колебание воздуха.
«Сейчас оторвет голову к чертовой матери, так что, дружище, забудь о продырявленной ноге. Вперед, быстрее!»
Хромая, он поспешил – насколько позволили нога и спина – к низкой каменной стене на краю луга, перевалился через нее и вновь взвыл от боли в позвоночнике.
Куртка и волосы до сих пор дымились. Хотелось просто лежать на земле, но пришлось встать на четвереньки: вдруг подступила сильная тошнота, и его вырвало.
«Значит, вот как бывает, когда тебя собьют».
Некоторое время Диана сидела молча. Ей не удавалось подобрать слова, которые не прозвучали бы банально или глупо. Наконец она провела ладонью по глазам и щеке.
– Не знаю, что и сказать, Джеймс. Чудо, конечно, что тебе удалось уцелеть. В том смысле… Только вот я что-то не пойму. Оба летчика, которые видели, как тебя сбили, со всей уверенностью говорили, что парашюта не было. Я читала их показания.
Он пожал плечами.
– Ничего не поделаешь. Если они видели, как упал самолет, должны были видеть и парашют.
Диана нахмурилась.
– Погоди-ка. Вообще-то самого крушения они не видели. Самолет упал за какими-то деревьями. Они видели, как он скрылся, потом вспышку и дым от взрыва.
Джеймс кивнул и прикурил сигарету.
– Это все и объясняет. Я же сказал, что парашют зацепился за дерево. Думаю, что он даже как следует не раскрылся. Если ребята были с другой стороны, они могли этого не увидеть, – он ухмыльнулся. – Повезло мне, да?
– Да! Еще несколько футов вниз, и ты бы…
Джеймс рассмеялся.
– Нет, я не об этом. Они не заметили парашют, и поэтому все решили, что я погиб. Всегда считал, что они так и подумали, но знать наверняка гораздо приятнее.
Она в изумлении посмотрела на него.
– Почему это так важно, Джеймс?
– Хм, я думал, это очевидно… Потому что мертвецов не судят за дезертирство.