– Ты ошибаешься, Джеймс, – сказала Диана. – Не в том, что ты видел во Франции, а в том, как ответили бы на вторжение мы. Но я уже говорила, что не хочу с тобой спорить. Продолжай.
В конце концов он устал ползти с черепашьей скоростью мимо бесконечных верениц беженцев и свернул в сторону Дижона. По пути один из фермеров сообщил ему, что к югу от Дижона жизнь более-менее нормальная. Джеймс прикинул, что, добравшись до ведущего города центральной части Франции, он бросит машину доктора и пересядет на поезд, чтобы проделать оставшуюся часть пути до побережья.
Через восемь часов езды по пересеченной местности он прибыл в Дижон и отправился прямиком на вокзал.
Здесь душа его ушла в пятки: вход охраняли жандармы в сопровождении вооруженных автоматами немецких солдат. У пассажиров тщательно проверялись документы, кое-кого из отъезжающих отводили в сторону, а затем заталкивали в полицейский фургон и увозили.
Это заставило его изменить решение. Спустя двадцать минут он покинул Дижон и направился на юг. Движение почти отсутствовало, что опять подстегнуло его выехать на главную магистраль.
И вновь ошибка. Примерно в тридцати милях от Дижона «Ситроен» напоролся на французский блокпост. Бок о бок с вооруженными жандармами стояли угрюмые солдаты с винтовками наперевес. Но по крайней мере не было видно немцев.
Выбора не оставалось, он затормозил. Когда к окну, вынув из кобуры пистолет, приблизился сурового вида офицер, Джеймс вспомнил, как однажды обманом проник к Диане в Гиртон. Текущая ситуация была куда серьезнее, и он решил сразу взять инициативу в свои руки.
– Monsieur… – обратился к нему офицер, но Джеймс не дал ему продолжить.
– Как вы смеете! Я – консул Британии в Лионе, возвращаюсь из ознакомительной поездки по северу. Ну все, с меня хватит. А ну-ка, смотрите сюда!
К этому времени он успел стянуть с раненой ноги давивший сапог и, открыв дверь, выставил напоказ пропитанные кровью повязки.
– Ваши бестолковые ублюдки бьют наугад, подстрелили меня у немецкого патруля. А могли и убить! Мое правительство уже направило официальную жалобу французскому послу в Лондоне, и если вы сейчас же не пропустите меня, я этого так не оставлю! Ваше имя и звание?
Ему спешно дали дорогу, на первом же повороте он свернул на проселочную и с тех пор держался в стороне от больших трасс.
Примерно в 100 милях к северу от Средиземного моря Джеймс остановился на тихом, обсаженном с обеих сторон деревьями участке, достал из бардачка потрепанную карту Франции, чтобы выяснить, докуда хватит тающего на глазах бензина. Удача и обман помогли добраться до этого места, но ему срочно были нужны документы и приличная одежда. А еще не помешали бы бритье и стрижка.
К сожалению, арифметические вычисления, проведенные в уме, показали, что Ницца вне доступа. Впрочем, имелся еще один вариант, который на тот момент оказался и лучше и значительно ближе.
Марсель. Этому городу закон не писан.
Джеймс вытащил с заднего сиденья последнюю канистру, обошел машину, открутил колпачок. Пока в бак «Ситроена» с бульканьем заливалось горючее, в голове успел созреть план.
Он приедет в Марсель и отправится прямиком к докам.
– Почему к докам, Джеймс?
Он улыбнулся.
– У меня ведь ист-эндское воспитание, помнишь? Там в доки люди ходили за вещами, которые не могли приобрести в открытую. Об этом знал каждый… Все большие порты одинаковы, по всему миру. В порту находишь какой-нибудь старый бар, суешь бармену пару крупных купюр и говоришь, что тебе нужно. Один звонок – и через пятнадцать минут ты решаешь вопрос с его приятелями. Никому нет никакого дела, кто ты и откуда. Будь я немцем, никто бы и глазом не моргнул. В таких местах все решают деньги. Так всегда было и будет.
– И что же ты хотел купить в Марселе?
Он удивленно посмотрел на нее.
– Бумаги, естественно. Новые документы. Встали они недешево, но в деньгах я, к счастью, недостатка не испытывал. Остановился в ночлежке для моряков у самого берега, и через восемь часов оттуда вышел новый я, с абсолютно новой легендой. Стал учителем английского из Португалии, обладающим поразительной способностью всегда выбирать самый неподходящий момент. Прибыл в Марсель из Лиссабона, как раз когда во Франции все пошло наперекосяк. На португальском здесь не говорит никто, поэтому можно с полной уверенностью нести ахинею. К тому же Португалия сохраняла нейтралитет, и это сильно упрощало мне жизнь. На самом деле война у меня получилась довольно интернациональная. Я всегда предпочитал нейтралитет, был португальцем, швейцарцем, шведом. По самым дорогим документам я стал американцем – разумеется, пока не случился Перл-Харбор. Все это было неожиданно и неприятно. Я имею в виду себя, не американцев. Именно за этот паспорт пришлось заплатить маленькое состояние, он должен был действовать как минимум пять лет. Затем США вдруг объявили войну Японии и Германии, и все мои траты пошли псу под хвост. Признаюсь, я даже немного обрадовался, когда янки сбросили бомбу на Хиросиму.
Диану вновь охватило ощущение нереальности происходящего. Он описывал жизнь, которую ей трудно было даже представить. Она вновь внимательно на него посмотрела. Великолепно пошитый светло-серый льняной костюм. Туфли скорее всего ручной работы. На запястье – изящные золотые часы. Довольно состоятельный человек, возможно, даже богач. Подобострастное отношение к нему гостиничного персонала бросалось в глаза.
Он заметил изучающий взгляд.
– Что такое? О чем ты думаешь?
– Честно говоря, Джеймс, даже не знаю, что со мной. Сперва наша беседа представляется самым что ни на есть обычным делом, но в следующий миг я будто схожу с ума. Пока мы обедали, у меня то голова кружилась от счастья быть с тобой снова, то охватывала жуткая злость, и я едва сдерживалась, чтобы не ударить тебя.
– У тебя есть полное право сердиться. Надеюсь, когда ты обдумаешь все, о чем я тебе рассказал, то поймешь меня и простишь. Но ты все же рада меня видеть, а, Диана?
– Я ведь только что об этом сказала. А ты? Что ты почувствовал? По-моему, ты довольно спокойно отнесся к нашей встрече.
Он вздохнул.
– Я ведь не считал тебя погибшей, так? Конечно, я удивился, но вряд ли испытал потрясение, подобное твоему.
Он неуверенно протянул руку и коснулся ее ладони. Она хотела отдернуть, но он лишь настойчивее сжал ее.
– Не надо, Диана. Не убирай, прошу. Позволь мне держать твою руку, пока я отвечаю на вопрос.
Она слегка расслабилась. Было удивительно приятно вновь ощущать его прикосновение.
– Хорошо… Продолжай.
– Правда в том, что я не могу на тебя насмотреться. Я не рассчитывал тебя увидеть, думал, что потерял навсегда… Видеть тебя, слышать твой голос… пусть и сердитый… Такое ощущение, что этих одиннадцати лет и вовсе не было.
Они долго смотрели друг на друга и молчали, затем Диана медленно высвободила руку.
– Прости. Все это слишком тяжело. – Она встала и посмотрела на часы. – Мне действительно пора.
– Конечно. – Он тоже поднялся. – Когда мы увидимся снова? Я говорил без умолку и не успел ни о чем тебя расспросить. Мне так много хочется узнать – о Стелле, о Дугале…
– О Дугласе.
– Да, конечно, о Дугласе… О том, почему вы переехали сюда, в Ниццу. Масса вопросов.
Диана задумалась.
– Не уверена, что нам следует встречаться.
Он остолбенел.
– Что? Ты шутишь! Нам обязательно нужно встретиться, Диана! У нас есть дочь, о которой я только что узнал. И я хочу ее увидеть. За одиннадцать лет столько всего случилось, и нам все это предстоит наверстать, а мы едва начали… У меня есть дом здесь, в Ницце. Я хочу тебе его показать. А еще я думаю, что когда-нибудь мне все-таки придется познакомиться с твоим мужем, как ты считаешь?
– О, нет-нет! – испугалась Диана. – Он придет в ужас. Даже не знаю, как обо всем ему рассказать.
Тыльной стороной ладони Джеймс осторожно коснулся ее лица. На этот раз она не отшатнулась.
– Хорошо, хорошо, я понимаю. Да, сегодня ты испытала жуткое потрясение. Знаю, тебе нужно время, чтобы привести в порядок мысли. Но мы обязаны встретиться. Послушай… – Он достал из внутреннего кармана записную книжку в кожаном переплете и вытянул из корешка золотую ручку. – Вот тебе мой телефон и адрес, – он записал что-то, вырвал страницу и вручил ее Диане. – Через день-два ты успокоишься, тогда и позвони. Если меня не будет, ответит Роберта. Просто оставь сообщение.
– Роберта – твоя жена?
Он откинул голову назад и расхохотался.
– Роберта – моя домработница. Ей шестьдесят девять лет, и она похожа на стог сена. – Джеймс перестал смеяться и посмотрел на нее. – Я не женат, Диана. Хотя… женат, если задуматься.
Глава 46
Оливер Арнольд поднялся по лестнице в мансарду Дауэр-Хауса, где была устроена студия, и постучал в дверь. Жена не любила, когда он отвлекал ее от работы, однако, поломав голову в течение битого часа после завтрака, он все-таки заставил себя встать с шезлонга в саду – июнь в этом году выдался необычайно солнечным – и преодолеть четыре пролета.
– Гвен? Гвен, можно войти? Мне нужно кое о чем с тобой поговорить.
Она что-то раздраженно проворчала, стукнули о подставку кисти. Несколько мгновений спустя дверь распахнулась.
В свои пятьдесят пять его жена выглядела стройнее, чем когда-либо. Она так и не набрала вес, потерянный в год после смерти сына. Однажды за столиком в ресторане и Гвен и Оливер удивились, услышав в адрес Гвен чей-то шепот: «Посмотри вон туда. Тебе не кажется, что это Уоллис Симпсон?»
Сейчас она смотрела на мужа с нескрываемой досадой.
– Что тебе, Оливер? Нельзя подождать до обеда?
– Не знаю. Послушай, возможно, все это и глупости, но я хочу поговорить с тобой, Гвен.
Взгляд жены смягчился.
– Ты чем-то встревожен?.. Заходи же.
Он задумался: сколько времени утекло с тех пор, как он в последний раз переступал через этот порог. Наверное, годы. На старом мольберте стоял незаконченный портрет сына. Глядя на него, Оливер опустился на потертую кушетку у окна.