Первое время Лик чувствовал себя беспомощным щенком, едва появившимся на свет — за исключением того, что глаза у него были открыты. Лапы не хотели его слушаться, хвост безвольно висел, будто хлыст, оттягивая зад. Покажись он таким на глаза клану — и первым воином ему уже не быть. Лику пришлось уйти в западную часть леса, туда, где его никто бы не нашел; он бегал там почти час в попытках вернуть себе хоть толику былой ловкости.
В утреннем солнечном свете ельник, где пряталось поселение клана, темным пятном выделялся среди остального леса. Чем ближе к нему они подходили, тем меньше становилось стройных осин, берез, округлых кустиков, которые доставали волкам до плеча и редко поднимались выше макушки. Лапы Лика мелко подрагивали. Когда он пригнулся, чтобы нырнуть под колючие еловые лапы, то поморщился от боли в лопатках, но хода не сбавил. Тайра двигалась следом, постоянно оглядываясь и поджимая хвост.
Лик ступал по знакомым тропам и чувствовал себя так, словно вернулся домой после долгого путешествия. Вместе с этим где-то внутри проснулся и тихонько скулил маленький волчонок, который напортачил и теперь боялся гнева отца. Лик успокаивал его, отвлекаясь на запахи вокруг: казалось, он не видел их вечность и теперь с жадностью разглядывал плясавшие перед глазами цветные блики.
Поселение клана Лииш встретило детей вождя молчанием. Солнце зашло за облака, погрузив дома, плетенные ограды и заросшие мхом дорожки в тень, отчего ели стали казаться еще выше и массивнее. На крыльцах домов появлялись удивленные лица; стоило им увидеть Лика и Тайру, как они хмурились и поджимали губы. Лик потянул носом: на центральной поляне, у костра, собралось немало волколюдов. Должно быть, дозорные уже донесли весть об их возвращении всему клану.
Менять облик на человеческий Лик не стал, и сестра последовала его примеру. Волколюд остановился у пустого кострища, от которого еще веяло слабым теплом, и подобрался. Окружавшие его соплеменники расступились, пропуская вперед вождя. По одному лицу Руумана было ясно, что разговор предстоит не из легких. Позади него тенью держался Ирмар, и в его взгляде Лик прочел осуждение.
— Отец. — Он склонил голову.
Рууман молча окинул сына взглядом. Тот выдержал, а вот Тайра поежилась.
— И как это все понимать? — вместо приветствия поинтересовался вождь.
— Ты знаешь про дочь охотника Гидера, — не стал увиливать от ответа Лик. — Я задержался в деревне из-за нее.
Кто-то из присутствующих фыркнул. Лик скосил глаза и заметил Каму: она стояла, скрестив руки на груди, и кривила губы.
— Кто она такая, чтобы первый воин клана смел пренебрегать своими обязанностями ради нее? — вкрадчиво поинтересовалась волчица.
— Наш сородич, — в тон ей ответил Лик.
Собравшиеся недовольно заворчали.
— Ты не вправе решать… — зашипел Ирмар, но Рууман остановил его жестом.
— Что такого стряслось, что тебе пришлось провести в деревне две ночи? — потребовал он объяснений.
— Митьяна нуждалась в моей защите. — Лик не отводил взгляда, прикидывая, насколько сильно они с отцом поругаются, когда все это представление закончится и они зайдут в дом.
— Правда? — встряла Кама. — Поговаривают, что ты просто получил трепку от деревенских и был вынужден отлежаться…
Рууман рыкнул, заставив старшую охотницу осечься.
— И кто же поговаривает? — сострил Лик. — Твои сыночки, любящие совать нос не в свое дело?
Кама зарычала. Лик стиснул зубы, сдерживая клокочущую внутри ярость. Подумать только: раньше он видел в ней если не вторую мать, то старшую сестру, а сейчас один ее самодовольный вид вызывал лишь желание вцепиться ей в загривок и как следует извалять в грязи.
— Довольно! — оборвал их вождь. — Придержи язык, Лик. Ты не в том положении, чтобы зубоскалить. Кама, я не намерен терпеть голые слухи, особенно если это касается чести воинов клана.
— Как скажешь, мой вождь, — склонила голову волколюдка, но в ее движениях не было и крупицы покорности.
Рууман некоторое время не сводил с нее тяжелого взгляда, но потом переключился на сына.
— Клан знает о том, что дочь охотника обрела Зверя. Но пока что она нам не сородич. Она не знакома с нашими законами и традициями.
— Я понимаю, отец. Я знаю, ты хотел встречи с ней. Я готов привести ее в поселение, чтобы познакомить с кланом.
Голоса волколюдов смешались в один гул, в котором Лик расслышал как одобрение, так и осуждение. Сын главы заметил худую гибкую фигуру Филлата: он стоял чуть поодаль от кострища и не сводил с него внимательного взгляда.
— Тишина! — рявкнул Рууман.
Гул стих. Вождь подошел к Лику и смерил его холодным взглядом.
— Завтра, — отчеканил он. — Самое позднее — через два дня. Я подумаю о том, чтобы позволить ей участвовать в охоте.
— Мой вождь, — подал голос Филлат, — это неразумно. Что может девчушка, которая обрела Зверя две недели назад?
— Здесь я решаю, что разумно, а что нет, — отрезал Рууман.
— Она будет только мешаться под лапами.
— Вот и посмотрим. Нам не нужны лишние рты, так что если девочка хочет стать одной из нас, ей придется показать, на что она способна. Ты уяснил, Лик? — обратился он к сыну.
Лик склонил голову.
— Да, мой вождь.
— Хорошо… Теперь ты, Тайра.
Тайра моментально съежилась и тихо заскулила.
— Отец, я…
— Ты нарушила мой приказ. Отправилась в деревню, да еще и принудила других следовать за тобой.
— Я никого не принуждала… — попыталась было возразить она.
— Молчать!
Тайра упала брюхом на землю и прижала уши.
— Отец… прошу прощения, я просто беспокоилась за Лика и…
— И поэтому решила, что можешь подвергать опасности жизнь тех, кто тебе доверяет? Ладно Виран и Мигир — они опытные воины. Но Лари еще не завершила свою первую охоту. Ты не имела права ни самой приходить в деревню, ни тем более тащить туда молодняк. Разве после этого ты можешь называться первой воительницей?
— Отец, ты перегибаешь… — возразил Лик.
— Придержи язык, — огрызнулся Рууман.
Но вместо того, чтобы покорно замолчать, Лик зарычал и встал между ним и сестрой.
— О своем решении она уже пожалела, но ты не можешь винить ее в том, что она пренебрегает интересами клана. Она беспокоилась о моем благополучии. Лишать ее титула первой воительницы — это слишком.
— С каких это пор ты решаешь, как мне стоит наказывать своих подчиненных?
— Она твоя дочь, а не подчиненная!
Клан затих, с трепетом наблюдая за семейной ссорой. Еще никогда Лик не выступал против решения отца открыто, и сейчас одна его часть наслаждалась этим, а другая вопила от ужаса. Отец не спустит ему это с рук. Они обязательно поговорят о его поведении, и едва ли Лик легко отделается.
— Лик… — испуганно шепнула Тайра, — не надо…
— Я прекрасно осознаю, что Тайра сделала глупость и должна ответить за свои поступки, — не пожелал останавливаться Лик. Его янтарные глаза смотрели на вождя с вызовом. — Но сейчас не самое удачное время, чтобы закручивать хвосты.
— Еще поучи меня, как кланом управлять, — пророкотал Рууман.
На морде волколюда не дрогнул ни один мускул. Как бы не плясало сердце у Лика в груди, внешне он был спокоен, как на охоте, и это спокойствие невольно передалось отцу. Вождь шумно выдохнул, бросил короткий взгляд на членов клана и недовольно цыкнул.
— Возвращайтесь к своим обязанностям, — велел он, а затем подал знак Ирмару подойти. — Уведи Тайру на поле наказаний. Я займусь ей позже, без свидетелей. Лик, — обратился он к сыну, — ты идешь со мной в дом.
Лик не стал возражать. Подобравшись, он прошел мимо Ирмара, бросил ободряющий взгляд на сестру и направился следом за Рууманом.
Рууман терпеливо дождался, пока Лик примет человеческий облик. Он наблюдал за слабыми всполохами огня в очаге, когда молодой волколюд вошел и присел на краешек стола, слегка поморщившись от боли в ногах и пояснице. Некоторое время в комнате царила зловещая тишина, в которой треск поленьев, только что подброшенных главой клана, казался оглушительным.
— Что за представление ты устроил у большого костра? — наконец, процедил Рууман, не поворачивая к сыну головы.
Лик поджал губы.
— Ты ведь не думал, что я всегда будут беспрекословно следовать твоим решениям?
— Какого дамнара ты решил показать характер именно сейчас⁈
Голос вождя больше походил на рык. Лик подумал, что стоит сказать неверное слово — и он взорвется, и тогда мало не покажется никому, и в первую очередь самому Лику. От этой мысли спокойствие окутало его плотным коконом.
— По той же причине, по которой ты решил воспитывать Тайру у всех на глазах.
Рууман резко обернулся. Огонь слабо трепыхался за его спиной, но этого оказалось достаточно, чтобы очертить его мощную фигуру. Глава клана шумно втянул носом воздух, затем выдохнул и стал расхаживать по комнате.
— Ты сам говорил, — осторожно продолжил Лик, — что сила не всегда приводит к результату. Ты злился на Тайру. Но накажи ты ее строго сейчас — и возмущения лишь усилятся. Она пользуется уважением в клане, что бы ты ни думал, но теперь, при угрозе нападения княжеской дружины, лишать ее этого уважения неразумно.
— Если я буду прощать неповиновение, каждый в клане будет творить что вздумается.
— Я и не говорю, что ты должен прощать. Но и срывать на ней злость. Сейчас нам всем будет непросто, зачем создавать лишний повод для ссор внутри семьи? Как будто у нас их недостаточно.
— На что ты намекаешь? — устало поинтересовался Рууман. Гнев, пылающий до этого в его глазах, постепенно утихал.
Огонь в очаге сошел на нет, и теперь дрова тлели, так толком и не занявшись огнем. Лик мимоходом подумал, что отец был так зол, что по невнимательности кинул в очаг влажные дрова.
— Ни на что, — наконец, отозвался он после недолгого молчания.
— Раз начал, то договаривай, — проворчал отец. — Пока у меня еще есть настроение слушать.
— А у тебя оно было? — фыркнул Лик. — Ты что, правда не понимаешь?