Наконец не выдерживает, приходит к ней на кухню.
— Пойду нарублю дров, — сообщает. Но, увидев свежую поленницу у печки, разочарованно тянет: — А-а, ты уже нарубила… Тогда принесу воды. Или уголь просею.
— Уже просеяла и воды принесла. Сиди работай.
Муж постоял, переминаясь с ноги на ногу, потом предложил:
— Пойду посыплю дорожку шлаком.
— Может… Может, возьмешь на улицу Дашку? Пусть свежим воздухом подышит.
Линка знает, что с дочерью он в ларек не зайдет, не посмеет…
— …А где они гуляют? — не унималась Екатерина Ивановна.
— Во дворе, — пожала плечами Линка, не понимая ее беспокойства. — Может, под навес какой-нибудь от дождя спрятались. А что?
— Да когда я лесом от станции шла, слыхала, кто-то звал: «Даша, Даша». Я еще подумала, не Володя ли…
«Ларек! — пронзила догадка. — Зашел все же! А Дашку на улице оставил. Она и утопала в лес…»
Как была, в платье и в домашних туфлях, ринулась на улицу.
В сосняке, прилегающем к пивной палатке, услышала, как Володя охрипло кричит:
— Даша, Даша-а-а! — Увидев жену, бросился к ней, уронил голову на ее плечо и, пьяно всхлипнув, признался: — Я только на минуту ее оставил. На одну минуту…
Линка нетерпеливо отстранилась…
— Беги туда, а я в другую сторону, — предложила, тяжело дыша, и кинулась к дороге, которая вела к соседнему поселку.
— Вы девочку не видели? — спрашивала редких встречных. — Девочку, маленькую такую? В красном пальтишке и белой шапочке с помпоном? Не видели?
Никто не видел. Она металась по лесу, кричала:
— Даша! Да-аш!
Никто не откликался. Бессильно прислонилась к скользкому от дождя стволу старой осины, расправила прилипшее к ногам мокрое платье. Ее вдруг начало колотить. Не от холода: пот ручьями лил по лицу. Она поняла: Дашку не отыщет. Прошел почти час, за это время она могла дотопать если не до Москвы, то уж до шоссе…
И вдруг электрическим разрядом по телу: «Шоссе! Дорога, машины. С Дашкиной нарушенной координацией движений!» Сбило, покалечило, если не…
«Господи, только бы была жива! Только бы жива».
— Да-аш! — прокричала осипшим шепотом.
— Вы девочку ищете? — спросил вдруг проходящий мимо мужчина.
— Девочку. Дочку. В красном пальтишке…
— И в белой шапочке? — подсказал он. — Так она там, — махнул рукой в сторону станции, — на той стороне путей.
И тут увидела ее — маленький кумачовый комочек в белой шапочке с помпоном. Такая несчастная — лицо зареванное, красное, как ее пальто. Вся перепачканная грязью. Ее вела за руку пожилая женщина в сером пуховом платке.
— Ма-а! — крикнула Дашка, увидев мать, и бросилась к ней. Линка подхватила ее на руки, прижала к себе.
— Собиралась уже на станцию сдать, — сказала женщина. — А там пусть бы в милицию звонили…
Возвращалась домой с Дашкой на руках. Ее била, нервная дрожь.
Все эта проклятая бутылка! Ведь когда не пьет, лучшего мужа просто нет на свете. Да и отца тоже. Потому что с Дашкой у них полный синхрон. И вообще семейная идиллия. Если бы…
Линка подсовывала ему статьи, журналы с броскими названиями: «Под углом 40°», «Враг номер один»,-«Не обманывай себя», «Алкоголь и личность»… Он начинает читать и тут же засыпает.
— Ты же умный, интеллигентный человек, — уговаривала его, — неужели не понимаешь, как это вредно?
— Понимаю, — вздыхал он. — Все, эта — последняя. С той недели — ни капли. Не нервничай, потерпи, — смотрел на нее грустными, измученными глазами. — Я ведь вижу, как ты переживаешь. И Дашке это передается. Со следующей недели брошу — вот увидишь.
Он честно держал слово. Целых три дня. А на четвертый шел на станцию звонить насчет своего очередного перевода и возвращался пьяный и злой.
— Сказали, что их не устраивает тема! — бросал взирающей на него с молчаливым укором жене. — Была бы у меня рука где-нибудь в министерстве или хотя бы в секции перевода, их бы все устроило. И тема, и рема. А так, с улицы…
И он запирался у себя в комнате. На целые сутки. А иногда — на несколько. «Это от неудовлетворенности, — понимала Линка. — Оттого, что не получается с работой. Что же делать? Как его спасти?»
Теперь, воспользовавшись присутствием Екатерины Владимировны, поехала в Москву.
Всю дорогу голову ломала: «Куда? К кому? Что скажу?..»
Пойти в министерство, на прием к какому-нибудь высокому начальнику? А кто ее туда пустит? И как она ему все объяснит? Скажет: не дайте погибнуть хорошему человеку с умной головой, так, что ли?
Понимала: нужен кто-то, кто бы знал Володю. Кто?
И вдруг осенило: Сергей Андреевич Бороздов, его бывший непосредственный начальник. Володя не раз ей про него рассказывал. Но он сейчас недосягаем, туда, к его верхам, и близко небось не подступишься.
Пошла к телефону-автомату, позвонила в справочное. И, как ни странно, быстро получила номер домашнего телефона Бороздова.
Сергей Андреевич выслушал ее сбивчивую просьбу и коротко сказал:
— Приезжайте. А лучше всего, пусть он сам приедет. — И назначил день и час визита.
Володя вернулся из Москвы после разговора с Сергеем Александровичем бодрый и возбужденный.
— Ну как? Что он тебе предложил? — не терпелось Линке.
— Идти к нему заместителем. Не слабо?
— Ты, конечно, согласился?
— Конечно, нет, — усмехнулся муж. — Зачем ярмо на шею взваливать?
— Отказался? — не поверила Линка. — Почему? — И вдруг разрыдалась. — Пропустить такой шанс! Когда он еще повторится? И зачем тогда все это нужно было? Я ездила, просила…
— Ну-ну! Успокойся! — растерялся Володя. — Не надо, слышишь? Дашку разбудишь. Ну же! — Он гладил ее волосы. — Все не так уж плохо. Мы в конце концов решили, что я буду при нем чем-то вроде внештатного референта, — сообщил довольным голосом. — Работа творческая, по моей специальности. И главное — сам себе хозяин. Буду дома писать рефераты, справки по определенной области, делать переводы. И конечно, помогать тебе…
На следующий день к вечеру от Бороздова пришла первая партия деловых бумаг. «Первое задание», — шутливо определила про себя Линка. Это — для Володи. А для нее — короткая записка: «Четырнадцатого возвращаюсь в Москву. Буду рад, если позвоните».
Она позвонила.
— Ну, как дела? Работает? — первым делом поинтересовался Бороздов.
— Работает! — подтвердила Линка. — Все утро на машинке стучал. Весело так стучал, уверенно! А вот теперь поехал в Москву и что-то долго не возвращается. Я уж боюсь — вдруг опять потянет? Не знаю, что и делать…
— Наберитесь терпения, — посоветовал Бороздов. — Так, сразу ничего не бывает — дело ведь такое…
Володя вернулся из Москвы трезвым. Линка посмотрела на него и вдруг забеспокоилась:
— Ты здоров? Как ты себя чувствуешь?
— Превосходно! — воскликнул Володя и подхватил ее на руки. — Как еще может чувствовать себя мужчина, у которого такая прекрасная жена?
И завертел, закружил ее по комнате.
VI
— Разве это дом? Черт знает что! — Спички в пальцах Володи ломаются, ему никак не удается прикурить. — Приемная Совмина, штаб-квартира, бесплатная юридическая консультация, но не дом! Нет, ты потрогай, потрогай, — поднес руку к телефонному аппарату и тут же отдернул, словно от горячего утюга. — Раскалился как! Плюнь — зашипит…
Несколько раз перезванивала лаборантка Верочка, выясняя, когда Полине удобно отдежурить в ректорате, первого мая или второго. Звонили из месткома: послезавтра — внеочередное заседание. Одолевали дипломники: деканат срочно требует сведения о готовности их к защите…
Внесла свой вклад и Галка Леонова.
— Я тебя заменяю, — сообщила без энтузиазма. — Диктуй план.
— Так, — начала Полина, листая конспект, — в двести двенадцатой — первое занятие по «категориям». Дай им… Ой, минутку, утюг!.. Дай им текст на анализ и… минутку!.. — снова на кухню, выключает плиту. — Ч-черт, бульон сбежал!.. На третьем курсе — контрольная. На четвертом… Ой, минутку!
— Ну, что там у тебя еще сбежало?
— Дождь пошел, а у меня белье на балконе…
— Нарочно бюллетень взяла, чтобы все домашние дела переделать?
— Что ты, Галочка! — умилилась наивности подруги. — Все разве переделаешь? Так вот, на чем мы?..
— Кстати, ты вовремя заболела, у нас грядет новая кампания — по технизации учебного процесса.
— А по интенсификации что, закончилась?
— Дохихикаешься, — предупредила Галка, — лучше бы в план что-нибудь впихнула.
Галка, однако, права: заболела она вовремя — ведь завтра юбилей Глеба, Полину просили подготовить поздравительную речь. Кое-как отбоярилась — сказала, что может разболеться, плохо себя чувствует. И точно, разболелась.
Полина уже давно заметила: стоит ей чуть соврать, как тут же все сбывается. Любая, даже невинная, ложь оборачивается правдой. И в основном против нее самой. Вот и теперь: дадут ей отлежаться дома, как же!
— В пятницу лекция для народных контролеров, — бодро докладывает лаборантка Верочка, позвонив дважды в течение получаса. — А в следующий понедельник — ваша собственная, по линии общества «Знание». Путевка на табачную фабрику «Дукат»…
— Хоть бы уж на «Яву», у них сигареты лучше. — Володя выдергивает из розетки вилку, едва Полина положила трубку. — У тебя же температура. Ложись!
Забота мужа, хотя и выраженная в такой агрессивной форме, приятна, но Полина все же снова включила телефон: мало ли что. Тут перезвонила Галка:
— Обещала «Фаворита» достать, помнишь?..
Последнее время Полина жила с ощущением смутной гнетущей вины — всем была постоянно должна. Кому-то что-то обещала, но не сделала, а если и сделала, то не так, как надо и как хотела бы. И это недоделанное, недоданное вязкой мутью оседает в душе, портит редкие минуты радости. Диабетчику обещала по линии месткома путевку в Ессентуки. Но именно туда путевок не было. В Сочи, в Ялту, в Гагру — пожалуйста, но в Ессентуки — нет, а диабетчику нужен особый режим. Или — автомобилисту подвинуть очередь на гараж: другие, сзади стоящие, уже получили, а он нет, и, значит, надо поднимать бумаги, искать, разбираться…