Скоро дочь собственное имя забудет.
В чем-то Анжелина свекровь права: Лидия Ивановна слишком ограждала дочь от быта. Иногда Анжелика запротестует: «Ма, я сама постираю». А Лидии Ивановне жалко ее времени: «Успеешь, дочка, за жизнь-то настираться. Сиди занимайся». Но разве занятия — не тот же труд? А училась Анжелика всегда хорошо.
Она и в институте без троек. И Вадиму, мужу своему, помогает — учатся они в одной группе. Анжелика, как правило, двойное задание делает. Можно ли после этого лентяйкой ее назвать? «У вашей дочери аналитическое мышление», — хвалили Анжелику учителя.
Вечером, после занятий, позвонила дочь. Как всегда, из автомата.
— Ма, это я, Анжелика!
«Смешная девочка — будто я могу не узнать голос собственного ребенка». Но, подавив материнскую нежность, Лидия Ивановна строго спросила:
— Что же ты, Анжел, так себя ведешь? Почему ты чуть не полчаса пьешь одну чашку кофе?
— Потому что вторую боюсь попросить. И потом… Я не пила, я думала.
— Думать раньше надо было! — голосом Галины Григорьевны заметила мать.
В трубке послышались всхлипывания.
— Ну-ну, не стыдно? Ты же большая, — растерялась Лидия Ивановна: ее дочь не была слезливой.
— Не могу я так больше, ма. Она хочет, чтобы я все делала бегом. Не успела глаза продрать — бегом на кухню готовить мужу завтрак. Потом — бегом в ванну стирать ему носки. Потом… — Дочь снова всхлипнула. — Ма, можно я к тебе сегодня приеду?
— Видишь ли… — начала мать. — Я, конечно, всегда рада тебя видеть. Но сегодня как раз собирался зайти дядя Слава. Ты, кажется, его не слишком-то жалуешь…
— Ладно, ма, я не приеду. Пока! — И повесила трубку.
Чувство вины перед дочерью не давало покоя и на следующий день. «Субботу и воскресенье посвящу им. Нажарю, напеку — ребятки любят мои пироги. Галина Григорьевна не больно-то их балует».
В пятницу после работы она вместе с Вячеславом закупала продукты: курицу, колбасу, выстояли очередь за ветчиной. В овощном купили яблок для пирога. Разорилась даже на полкило свежих помидоров: «Побалую их салатиком…»
— Для меня ты так не стараешься, — шутливо упрекнул Вячеслав. — Надеюсь, и мне что-нибудь перепадет в воскресенье?
— В воскресенье? Видишь ли… в воскресенье мы собирались…
Вячеслав надулся.
— Ну хорошо, в воскресенье они уедут…
Анжелика и Вадим за обе щеки наворачивают пирог с яблоками, а Лидия Ивановна сидит напротив и, подперев ладонью подбородок, наблюдает. Приятно, когда твой труд доставляет такую радость. «Там-то, наверно, не сильно разгуляешь свой аппетит, — подумала и тут же устыдилась своих мыслей: раз в неделю можно родных детей побаловать, а Галине Григорьевне приходится каждый день…»
Не заметила, когда блюдо с пирогом опустело. «Едят, словно за себя бросают», — определила как-то Анжелина свекровь.
— Ребята, — рассмеялась, — вам плохо не будет?
— От твоих, мамочка, пирогов — никогда! — Анжелика вскочила и чмокнула мать в щеку. — Мы ведь сейчас на самообслуживании, два дня голодные.
— Спасибо, Лидия Ивановна, — отвалился на спинку стула Вадим. — Наелся на целую неделю!
— Не зарекайся, — предупредила его Анжелика, — а то до следующей субботы мама будет считать себя свободной от материнского долга.
— Не до субботы, а до воскресенья, — робко поправила Лидия Ивановна. — У меня тоже свои дела есть…
— Нам некогда, некогда, некогда! — раскинув руки в стороны, закружилась на месте Анжелика и, моргнув Вадиму, направилась к спальне.
Вскоре оттуда послышался гром падающих стульев, смех. «Пусть хоть здесь порезвятся, — улыбнулась про себя Лидия Ивановна. — Они, в сущности, такие дети».
На следующее утро Лидия Ивановна проводила молодых и, убирая к приходу Вячеслава квартиру, подумала: «А все же это неплохо, когда в доме тишина. Я ее, в конце концов, заслужила. Разве нет?»
Странно, обычно Анжелика звонит по нескольку раз в день — и на работу, и домой. А тут — ни вчера, ни сегодня. Что-то случилось? Опять со свекровью поругалась и не хочет матери портить настроение? А может, заболела?
Лидия Ивановна шагала из угла в угол своей комнаты. Позвонить самой? Она несколько раз подходила к телефону, но так и не решалась набрать номер своих новых родственников: подойдет, конечно, Галина Григорьевна, а что она ей скажет?
Надо как-то отвлечься. Взяла книгу, легла на диван, включив торшер.
Вдруг резко зазвонил телефон. Вскочила, схватила трубку.
— Слушаю! Ах, это ты… Да нет, Слав, я рада. Просто неважно себя чувствую… Нет, сегодня не стоит. Давай завтра…
Снова легла на диван, поставив телефон рядом. Лидия Ивановна видела уже не первый сон, когда раздался звонок. Вздрогнув, схватила трубку.
— Что случилось, Анжела? Почему не позвонила раньше?
— Потому что я не уложилась в график.
— Какой график?
— Жесткий, — ответила Анжелика. — Подъем — в шесть, зарядка с шести ноль семи до шести тридцати семи. Семь минут — на туалет, семь — на приготовление завтрака для себя и для Вадима, семь — на сам завтрак. Галина Григорьевна обожает цифру семь, — пояснила дочь. — Говорит, святое число.
— Скажи ей, что ты — атеистка, — посоветовала мать.
— Я сказала.
— А она?
— Заставила мыть туалет. Вне графика.
— Почему?
— Потому что «должен же его кто-то мыть. Как ты думаешь — кто?».
— Ну, ее тоже можно понять. Приходит с работы усталой. — Лидия Ивановна не заметила, как заговорила словами песни. — Ей хочется, чтобы в доме было чисто. Поэтому и заставляет…
— В полночь, да? А когда заниматься? Завтра, между прочим, зачет по ТММ.
— Ты бы ей сказала.
— Сказала.
— А она?
— Оскорбляет. Всю дорогу зовет «Анджелой». С таким противным-противным «д», твердым, как в слове «дура».
— Ты бы ей сказала…
— Сказала.
— А она?
Телефонные разговоры следующей недели проходили под этими двумя рубриками: «А ты?», «А она?»
Звонила Анжелика обычно в полночь — раньше не получалось.
— Ма, это я, Анжелика…
И начинала рассказывать, как она выполняла график.
— Знаешь, ма, я так старалась, так старалась! Целый вечер на эти оладьи ухлопала.
— Ты всегда была старательной девочкой, — похвалила мать: она знала, что Анжелику надо поощрять. Потом осторожно поинтересовалась: — А сколько оладьев съела Галина Григорьевна?
— Нисколько! Надкусила один и выплюнула. «У-у, — говорит, — преснушки!» Я же не виновата, что кислого молока не было.
— Ты бы ей сказала…
— Сказала.
— А она?
— «Ничего, — говорит. — Угостишь Фильку».
— А кто такой Филька?
— Соседский пес.
Анжелика тихо всхлипнула. «Бедная девочка!» — подумала Лидия Ивановна. А вслух сказала:
— Первый блин всегда комом, ты же знаешь… Кстати, как ТММ? Сдала?
— Нет, — снова всхлипнула Анжела. Но, почувствовав, что мать как-то подозрительно притихла, постаралась ее утешить: — Ничего, мам! Галина Григорьевна сказала, что рано или поздно сдам. Поставят, куда они денутся?
Следующие семь дней были неделей «Она сказала». «Она» — это, конечно, Галина Григорьевна.
«Мама, она сказала, что каша-размазня полезнее, чем рассыпчатая. Мы, оказывается, всю жизнь не так гречку готовили!»
«Мама, она сказала, что ребенка нужно родить к пятому курсу. Будет легче с распределением».
«Мама, она сказала, что тебе следует заняться вычислительной техникой. Без компьютера сейчас карьеры не сделаешь»…
— Ну, это уж слишком! Она еще будет указывать, чем следует мне заниматься! — возмутилась Лидия Ивановна. — И вообще, скажи своей Галине Григорьевне… — Но, взвесив, решила, что воспитатель должен быть один. Раз уж доверила свое единственное чадо этой Галине Григорьевне — терпи. — Скажи, что я подумаю. Ну, насчет компьютера…
Анжелины звонки становились все реже. «Устаю, не укладываюсь в график», — объясняла она.
— Может, вы ко мне переедете? — предложила как-то Лидия Ивановна.
— Да нет, мам, мы уж тут…
Вскоре звонки прекратились совсем.
А Лидия Ивановна все ждала, надеясь, что вот-вот, подняв трубку, она услышит такое родное, близкое: «Ма, это я, Анжелика». И сразу успокоится. Да, просто знать, что ее дочь жива-здорова, что ей ничего не грозит.
Но звонка не было. Лидия Ивановна совсем извелась. Что же там могло случиться?
Несколько раз она набирала номер Галины Григорьевны, но подходила сама хозяйка, и Лидия Ивановна быстро нажимала на рычаг. Ну прямо как школьница! Или робкая влюбленная. Господи, только бы услышать Анжелин голос.
Звонил Вячеслав, хотел приехать. Но она его под разными предлогами отговаривала. Ну как она сможет ему улыбаться, обнимать его, когда мысли там, с Анжеликой?! Свекровь наверняка довела ее своим графиком до нервного истощения. Может, она вообще в больнице лежит, а от матери скрывают.
Все вечера Лидия Ивановна проводила у телефона. Сидела и смотрела на него, как на уснувшее чудовище, которое в любую минуту может проснуться и зареветь, оглушить ее своим рыком, несущим чудовищное сообщение. Зашифрованную беду…
А зазвонил он вполне буднично. И совсем негромко — даже мелодично.
— Мама? — послышалось в трубке. — Это я, Анджелика.
— Кто-кто? — переспросила Лидия Ивановна.
— Ну я, Анджелика.
А ПОТОМ ИЗУЧУ ИСПАНСКИЙ…
— Ма, где мой циркуль? Ты слышишь? Ну где, где мой циркуль?
Конечно, не слышит. Болтает по телефону. А дверь закрыта: значит, с ним. Очень хорошо. Просто замечательно! У нее есть Он. Отлично. Пять с плюсом. И что же она ему спешит сообщить?
— Нет, сегодня не смогу… никак… не получается…
А что у тебя получается? Что ты вообще смогла в этой жизни?
Врываюсь в кухню, начинаю греметь посудой, хлопать дверцами шкафов, ящиками. Потом заявляю:
— Мне нужен телефон.
— …Ну, пока, Оль. Тут Юльке телефон понадобился.
«Оль!» За дурочку меня принимает! Думает, не понимаю, что «Оль» следует читать «Олег». Маленькой все еще меня считает…