На зоне Сергей оказался по глупости. Нелепо, бездарно… Да, наверно, и слов-то таких нет, чтобы определить эту чушь.
Первые двадцать четыре года своей жизни он был самым обычным раздолбаем. Судьба и биография его ничем не отличались от судеб и биографий тысяч других таких же молодых людей. Родители развелись, когда он был маленьким, мать отдала его на воспитание деду с бабкой, а сама кормила всю семью – сначала челночила и торговала на рынке, потом выучилась на бухгалтера, стала работать на фирмах. Сергей окончил школу без каких-либо особых успехов, потом вуз, где тоже учился кое-как, лишь бы не отчислили и в армию не отправили. Как многих молодых людей, его интересовала не учеба, а совсем другие вещи: тусовки, девчонки, выпивка, современная музыка, компьютерные стрелялки. И очень расстраивала нехватка средств – на зарплату матери особо не разгуляешься.
Вскоре после окончания вуза ему вдруг здорово повезло – удалось устроиться менеджером в крупную фирму с довольно приличным окладом. Сергей вообразил тогда, что поймал удачу за хвост, и радовался жизни по полной программе. Веселье не прервала даже внезапная смерть матери, у которой неожиданно обнаружилась опухоль в мозгу. Похоронив мать, Сергей на всякий случай проконсультировался с врачами, не передается ли эта болезнь по наследству (оказалось, что тревожиться не о чем), и продолжил жить, как раньше. Он был здоров, молод, более или менее обеспечен. Зарабатывал неплохо – на жизнь хватало. К тому же в наследство ему досталась двухкомнатная квартира на «Авиамоторной» и немного сбережений матери, которые позволили ему купить подержанную, но вполне приличную с виду «Тойоту Короллу». В общем, не жизнь, а мечта.
Днем Сергей, как все люди, ходил на работу, а после до утра зависал в ночных клубах. Вообще-то даже по молодости это непросто – днем вкалывать на полную катушку, а вечером и бóльшую часть ночи тусоваться в клубах. Плюс выпивка, плюс травка, а иногда и легкие наркотики. Ну и, конечно же, секс, куда ж без него. Успехом Серега пользовался большим, ну еще бы, москвич с квартирой и машиной, с неплохой зарплатой, симпатичный, компанейский. В общем, жених хоть куда – девчонки гроздьями на шею вешались. Сергей же все привередничал, перебирал, раздумывал, достаточно ли хороши они для него. О женитьбе он тогда и не думал – девушки ему нужны были просто так, чтобы развлечься.
С какой же тоской он вспоминал всех своих подружек на зоне. Молоденькие и не такие уж дурочки, постоянно изводившие его своим иррациональным стремлением к «отношениям», жаждой во что бы то ни стало выйти замуж, обзавестись неважно каким, лишь бы собственным, мужиком – как их ему не хватало! На свободе Сергея сильно раздражала женская прагматичность, а порой и откровенная неразборчивость. Его жутко бесило, что каждая вторая телка считала своим долгом насмерть обидеться, узнав, что он не собирается заводить с ней длительные отношения, а каждая пятая позволяла себе вполне откровенно показывать, что их интересует не столько сам Сергей, сколько статус замужней женщины. Статус, который любыми правдами и неправдами нужно было заполучить, и побыстрее.
В заключении, надолго оставшись без женского тепла, он понял и простил им это их наивное, но, в общем-то, такое естественное поведение. Сейчас, конечно, он общался бы с ними совсем по-другому, но… Как говорят – «если бы да кабы». Теперь-то кому он нужен – зэк после отсидки?
А всему виной, как ни странно, была эта самая беззаботная, легкая жизнь, избыток сил и здоровья. Как-то раз в очередном ночном клубе, перебрав спиртного, Сергей повздорил с каким-то задохликом, судя по всему, таким же типичным представителем офисного планктона, каким был сам. Слово за слово – и дело дошло до кулаков. Клубная охрана и чухнуться не успела, как его противник уже лежал без сознания вдоль стойки бара. Как же Сергей тогда гордился собой! Еще бы. На глазах у целой толпы смазливых девчонок одним ударом нокаутировал борзого урода, неотесанного «замкадыша». Но его кураж длился недолго: кто-то, наверное, охрана клуба, вызвал милицейский наряд.
Однако Сергей попытался сопротивляться. Не успокоившись сразу, после предупреждения на словах, полез в бутылку, начал разбираться с ментами и сгоряча ударил сержанта. Вроде и бил-то не сильно, но фингал у того получился впечатляющим. Тут уж менты озверели, не церемонясь, скрутили Сергея, надели на него наручники и отвезли в отделение. Там, несколько раз для острастки врезав по почкам, бросили в «обезьянник» и с лязгом захлопнули дверь. Этот лязг долго еще стоял у Волкова в ушах. Сколько раз после этого он слышал надрывающий душу лязг захлопывающейся тюремной двери, словно намертво отделяющей прошлое, такое радостное и безоблачное, от свинцово-серого настоящего и мутного, неопределенного будущего.
«Ну и ладно! – думал тогда Сергей, сидя на грязном полу в полутемной камере. – Подумаешь, драка! Не в первый раз. Ну, оштрафуют, ну, в крайнем случае, влепят пятнадцать суток. Прорвемся! Лишь бы на работу не сообщили, а остальное можно пережить. Ничего, конечно, хорошего, но как-нибудь обойдется…»
Не обошлось.
Тот самый несчастный «замкадыш», как сгоряча окрестил его Волков, оказался хоть и недавним, но столичным жителем, причем сынком весьма влиятельного папы-чиновника, которого за какие-то великие заслуги перевели из провинции в Москву. Но самое страшное, что, падая, этот задохлик со всей силы приложился затылком к барной стойке и получил тяжелую черепно-мозговую травму, из-за которой стал инвалидом до конца своих безрадостных дней. Естественно, отец парня подмазал всех, кого было нужно, и сначала следствие, а потом и суд не нашли в инциденте с Волковым никаких смягчающих обстоятельств. А вот отягчающих оказалось столько, что их с лихвой хватило бы на небольшую бандитскую группировку. И сопротивление представителям власти, и нападение на сотрудников милиции при исполнении, и состояние алкогольного опьянения. Даже небольшой перочинный ножик, лежавший в кармане куртки, которую Сергей сдал в гардероб клуба, тоже приобщили к делу как доказательство возможного «умысла на причинение тяжких телесных повреждений».
Короче, загремел Серега под фанфары на десять лет. Квартиру и машину пришлось продать, деньги пошли на возмещение ущерба пострадавшим. Кому именно, менту или задохлику, Волков и не вникал – какая, на хрен, разница… Когда после оглашения приговора за ним закрылись двери автозака, ему показалось, что жизнь кончена. Окончательно и бесповоротно.
Сначала он даже не мечтал о свободе – после металлического лязга за спиной появилось ощущение, что это навеки. Уже позже, года через три, пообвыкнув и пообтершись в неволе, Серега начал думать о том, что рано или поздно освободится. Ведь он же еще молодой. Выйдет на свободу, и вся жизнь впереди… Только бы дождаться, собрать силы в кулак и дотерпеть до заветного дня, когда у него за спиной закроется уже не дверь камеры, а ворота лагеря.
Но, выйдя на свободу через шесть лет по амнистии, Сергей, к своему ужасу, понял: одно дело – мечтать о свободе, другое дело – быть свободным. К пребыванию на воле он оказался не готов. За шесть лет он отвык от мира по другую сторону колючей проволоки, отстал от жизни, многого не понимал в ней. Крыши над головой у него теперь не было, вот и пришлось ехать к тетке в Александров. Та поворчала, но приютила, правда, без особой охоты, и с тех пор не упускала случая попрекнуть племянника уголовным прошлым.
Так Сергей по иронии судьбы сам стал «замкадышем». Сначала он даже обрадовался этому, потому что после тюрьмы чувствовал в большом городе себя неуютно. Просто не знал, что делать, чем заняться, куда пойти. Работы у него не было, в ночные клубы и прочие тусовочные места больше совсем не тянуло, а куда можно податься, кроме этого, он и представления не имел. Да и с людьми не знал, как общаться, отвык от простой человеческой речи. На зоне одна «феня», куда от нее денешься? Сергей не сомневался: едва только откроет рот – окружающие сразу поймут, где он провел несколько лет. А это ему было совершенно не нужно. Поэтому у него и появилась привычка на некоторое время задумываться, зависать, как слабый компьютер от сложной задачи, прежде чем к кому-то обратиться или ответить на вопрос. Ему необходимо было выстроить в уме фразу на «приличном» языке, без мата и фени – и только потом он вступал в диалог.
Впрочем, этому он научился чуть позже. Сначала же, сразу после освобождения, его компанией стали бомжи, алкаши, мелкие ханыги, которых в городке хватало с избытком. Многие из них сами прошли зону, некоторые не по одному разу, и Сергей легко говорил с ними на одном языке, а иногда и слов-то не нужно было. Так он чуть было не оказался на самом дне общества, на крутой, почти отвесной дороге в пропасть, откуда нет возврата. А оказавшись на дне, легко можно было махнуть на все рукой, обвинить окружающий мир во всех неудачах и начать изо дня в день топить в дешевой водке все свои надежды и чаяния. Но лететь в эту бездну Сергею совсем не хотелось. Чем сильнее он чувствовал ужасающе-притягательное головокружение, стоя на опасном краю пропасти, тем страшнее ему становилось. Ведь после стольких лет неволи он искренне хотел ясной и осмысленной жизни. Жизни, где будет работа, стабильность и, возможно, даже семья, жена, дети. И всего этого ему хотелось прямо сейчас, не откладывая «на потом». Зачем же он позволил себе даже приблизиться к этой бездне?
За шесть лет отсидки характер Сергея сильно изменился. Он резко повзрослел, заматерел, стал замкнутым, недоверчивым. Из открытого всему миру беззаботного рубахи-парня превратился в человека, который не ждал ни от жизни, ни от людей ничего хорошего. Лагерные «понятия» быстро научили его не разбрасываться словами по пустякам, постоянно следить «за базаром» и уметь молчать там, где, казалось бы, и не грех вставить «свои пять копеек». Эти же «понятия» научили Сергея отвечать за свои слова, к кому бы они ни были обращены. Еще в самом начале следствия, пока Сергей ожидал суда в камере предварительного заключения, он всерьез задумался о своей прошлой жизни: чего достиг и куда в результате скатился. Такие мысли грызли его на протяжении всех шести лет, проведенных на зоне. Узнав, что попадает под амнистию, Волков первым делом дал самому себе слово, что отныне его жизнь не будет бессмысленной. И когда через некоторое время, уже выйдя на свободу, он выбросил из своей жизни приятелей-забулдыг, то принялся реализовывать данное себе самому слово и всерьез озаботился поиском работы.